Леринг наконец нашел в сумке то, что искал. Это был совсем маленький бумажный сверток, как и все остальное, насквозь промокший. В свертке лежало несколько совсем тонких ниточек, по виду ничем не отличавшихся от обыкновенных, применяемых для починки одежды. Взяв одну, лейтенант завернул остальные в бумагу и вернул их в сумку, а саму сумку себе на плечо. Ниточку он аккуратно привязал за кончик нити, торчащей из крышки бочонка. Получилось два усика. Леринг зажал пальцами разных рук оба.
— Спрячьтесь за угол, — скомандовал лейтенант. Лерк тут же отбежал на десяток метров, до ближайшего поворота. Я сделал то же, что и он, но не выпуская Леринга из виду. Тот, дождавшись, когда мы окажемся в укрытии, с силой дернул за усики.
Мелькнула искра, загорелась толстая нить. Огонь двигался медленно и сильно искрил, на дождь он внимания не обращал. Размеры нити были невелики, а потому всего через десяток секунд после того, как Леринг достиг укрытия, мелькнула резкая вспышка — в последний момент я успел зажмуриться, — и тут же раздался грохот.
— Быстрее, — бросил мне лейтенант, уже выскакивая из укрытия, — пока они не опомнились.
Прежде чем кинуться вслед за ним, я обернулся. Против воли улыбнулся: Мик все-таки оказался прав. Лерка у меня за спиной не было. Мне даже как будто легче стало. Гвардеец — вместе с Лерингом, конечно, — что-то задумал: скорей всего, побежал за подкреплением. Меня на секунду смутила сложность их плана. Выходило, что все эти хитрости были нужны только для того, чтобы заманить сюда и меня. Может, ему все-таки нужно что-то именно от меня? Непонятно.
Обнажив меч, несколько легких шагов — и я уже стоял рядом с лейтенантом.
Удивительно, однако вновь, как и не раз до сегодняшнего дня, в минуту опасности меня буквально захлестнуло ощущение собственной силы. Восприятие мира обострилось многократно. Казалось, я слышал, видел и чувствовал каждую из мелькающих в неестественной тишине прозрачных капель. Весь окружающий мир на какое-то мгновение стал, казалось, неотделимой от меня частью.
Я так же ясно чувствовал Леринга, источающие магический свет амулеты на дне его сумки, Лерка, ждущего чего-то на другой улице в окружении десятка человек, Литона, его слугу, еще три жизни в сердце нагромождения из дерева и камня впереди от меня, и еще много-много близкого и недостижимо далекого. Чувствовал так ясно, как самого себя…
Стало нелегко дышать — точнее, я даже не мог почувствовать собственного дыхания в отдельности от всего остального… Только сильнейшее напряжение воли смогло вернуть меня к реальности. Я все-таки вздохнул… и тут же понял, что не очень-то это мне и требовалось: с того момента, как я ощутил… «это» — не знаю, как назвать, — и едва не захлебнулся, не успело пройти даже мгновения. Ощущение силы притупилось, никуда не исчезло, а просто стало более осязаемым и понятным. Таким, с каким я мог справиться.
— Вперед, — сказал Леринг, протискиваясь между отошедшими назад створками. Я понял, что взрыв был ощутимо слабее, чем показалось сначала. Ворота потеряли товарный вид, но никаких значительных повреждений для самих створок, хотя главное было сделано. Засов — или замок — не выдержал.
Вслед за лейтенантом я проскользнул внутрь.
Литона Леринг недооценил: если наше появление и стало для него проблемой, то ожидаемой. Он стоял в центре дворика, вымощенного необычным камнем зеленоватого цвета, в десятке метров справа и слева начинался уходящий куда-то в темноту сад. Литон поднимал с земли старика: внешне оба выглядели невредимыми. Удостоверившись, что с прислонившимся к карете дворецким все в порядке, он развернулся к нам лицом.
Высокий широкоплечий мужчина с тронутой сединой головой. Оценить его мастерство пока не было возможности, но я видел другое. Этот человек готов умереть — и будет драться до последнего. В отличие от Леринга, его лицо не было непроницаемой маской, оно излучало ярость и главное — решимость. В левой руке он держал меч, в правой — кинжал. Оружие появилось в тот же момент, когда его руки отпустили старика.
— Ну что, выкормыши трусливого колдунишки, кто из вас самый храбрый? Я даже удивлен, что вас всего тринадцать, — да, Лерк и еще десяток его сообщников, наверняка таких же легионеров, уже были здесь, — надо было целую роту прислать. Да что роту, легион…
— Сдавайся, граф, — спокойно сказал Леринг, — я обещаю тебе справедливый суд…
— Лжешь! Мы оба знаем, зачем ты сюда пришел. Ну что ж, можешь попробовать…
Они говорили еще что-то, но я больше не слушал. Ну и что? Что я здесь делаю? Этот Литон вполне может быть предателем, может даже убийцей. А Леринг просто выполняет свою работу. Тяжелую, неблагодарную, бесчестную, но такую нужную…
Зачем я здесь? Зачем я согласился на эту авантюру? Судьба? Мне вспомнились слова и пронизывающий голос провидца:
«Однажды, а скорее всего не единожды, когда ты окажешься на перепутье тысячи дорог или в самом начале одного-единственного нового пути, что на самом деле одно и то же… И никто не будет толкать тебя в спину, и никого не будет впереди, и ветер стихнет, окружать тебя будет молчание, и чаши весов будут находиться в равновесии, — только тогда ты поймешь истинную цену настоящего Выбора. Ты замрешь в ожидании подсказки — любой, пусть даже самой незначительной. И каждое мгновение будет дорого, как никогда, и смерть будет смотреть у тебя из-за плеча… Тогда ты поймешь, насколько страшен настоящий Выбор. Перекресток — сам по себе испытание, — а что, если каждое из ответвлений выглядит одинаково?»
Я тогда не поверил, но в мозгу отпечаталось каждое слово: очень уж талантливо было сказано. Неужели это тот самый момент? Судьба… Выбор… есть ли какая-нибудь разница между ними? И есть ли смысл в жизни, если в конечном счете всегда происходит то, что происходит? Сам этот факт является неопровержимым доказательством того, что ничего больше произойти не могло.
«Я надеюсь, что Предопределенности не существует», — говорил Каркулта. Надежда, мне кажется, все-таки довольно слабое чувство… а вот вера… Я верю в себя — это точно. В себя — и в то, что меня составляет.
Что важнее — сам мир, или твое восприятие мира? Однозначно — второе. Судьба, Выбор — это всего лишь слова, никчемные абстрактные понятия, на самом деле не существующие, а я есть на самом деле.
Хотя… надо признать, подсказка действительно бы не помешала, да и мотивы Леринга в отношении меня оставались неизвестными.
— Значит, сдаваться ты не собираешься, — произнес Леринг, — что ж, дело твое…
Кажется, лейтенант наконец решил перейти к реальным действиям, а я… все-таки получил свою «подсказку».
На низком крыльце под заросшим плющом козырьком стояли две девочки. Точнее, я сначала подумал, что девочка была одна, а у меня от всех переживаний двоится в глазах, но потом я понял, что это просто двойняшки. Раньше я никогда не видел, но слышал, что такое бывает. Очень испуганным, им можно было дать на вид лет по семь-восемь. Да, об этих «сообщниках» мятежного графа Леринг почему-то забыл упомянуть.
— Папа, кто это? — испуганно прозвенела одна из малышек. Мне сразу стал понятен смысл всех выражений, побывавших в последние минуты на лице графа.
— Идите к сестре, — мгновенно рявкнул он на них. Хм, совет на мой взгляд… э-э… спорный. Ладно бы сказал, чтоб прятались, или бежали, даже если эта самая сестра и постарше…
Я попытался поймать взгляд Литона. Первые мгновения он продолжал с ненавистью оглядывать ряды готовящихся к схватке стражников, пятеро из которых, нисколько не торопясь, начали заряжать арбалеты. В конце концов, наши взгляды встретились. Я выждал пару секунд, а потом — максимально акцентированно подмигнул, дополнив действие заговорщицкой мальчишеской — ну, а кто я, собственно? — усмешкой.
Вряд ли он понял хоть что-то и в любом случае конечно мне не поверил, но потуги мои, кажется, заметил. Только это мне и было нужно. В том, что, почувствовав свой шанс, Литон его не упустит, я был уверен полностью.
— Трое, отчистить дом! — скомандовал Леринг. Я все-таки бросил на него короткий взгляд. Лицо все так же напоминало маску.
Я дождался, пока противники — теперь я уже был уверен в этом — разделятся. Трое из тех, у кого не было арбалетов, направились ко входу в дом — Литон тут же метнулся им наперерез. Один за другим я метнул пару ножей, выбрав двоих самых ближних к Литону солдат. Не добежав, оба упали графу под ноги.
Видимо, легионеры были предупреждены, что им придется устранять и меня тоже, так что переполоха среди них не произошло. Третьего, уже практически заскочившего в дом, гвардейца я достать не успевал: на меня направляли арбалеты. От одного человека девочкам спрятаться будет легче…
Арбалеты выстрелили. Четверо стреляли в меня, один в Литона — последний почти преуспел. Граф успел дернуться в сторону, и, вместо того чтобы войти точно сердце, болт прошел у Литона под мышкой, порвав ткань и, кажется, разрезав кожу.
В меня не попали. Стрелки летели медленно, разрезая попадающиеся на пути капли, у меня было время подстроиться под каждую. Три болта летели в левую часть туловища — один шаг, я чуть наклоняюсь вправо. Четвертый болт, летевший в правую руку, пришлось отбить мечом. Получилось довольно легко, зато, я потерял возможность сразу атаковать самому. Все же, я еще не до конца освоил саабат: мне нужно было несколько секунд, чтобы закончить маневр.
Лерк вместе с одним из гвардейцев бросились к графу — удачно. Я не сомневался, что с двумя он справится. А на меня самого собирался нападать почему-то только один гвардеец. Двое перезаряжали арбалеты, трое были на десять метров дальше и мгновенно напасть не могли, а Леринг, который был всего метрах в пяти от меня, отчего-то медлил. Что ж, как говорится, проблемы его.
Воспользовавшись преимуществом в скорости, ближнему я просто воткнул меч в грудь — он свом клинком едва успел шевельнуть. Больше никто не нападал, и я тут же метнул еще пару ножей в тех двоих, что заряжали арбалеты.
Отметив, что Литон все еще дерется против «своих», но ситуация под его контролем, я приготовился встретить троих оставшихся «своих» противников. Двое из них уже были на расстоянии удара, как вдруг, дал знать о себе Леринг.