У склада я был через десять минут, Чарли и Ричард тоже не заставили себя ждать. Приняв от лейтенанта вертикалку, небольшую сумочку с патронами и допотопные лыжи с палками, мы с парнями разделились, они потопали вдоль берега, а я, сложив выданные мне вещи в сани, погнал собак на ледник, как раз к тому месту, по которому с него вчера спускался. Только там было удобное место для подъёма.
Погода стояла шикарная, солнце светило довольно ярко, а ветра не было вообще. Я только радовался тому, что иду один. Я хоть немного потренируюсь управляться с упряжкой и лыжами, конструкция которых в корне отличалась от тех, которые мне приходилось видеть раньше. Широкие и короткие, полностью из дерева, вместо креплений — петля, куда нужно просунуть носок обуви, и… всё! Засунул ногу, и пошел, если получиться. А ведь петля даже не имеет регулировки, на носке её не затянешь!
Собаки тащили легкие сани на крутой подъём, прекрасно меня слушаясь, на удивление эти четыре лайки не доставляли мне ни каких неприятностей, и вскоре я был у того холма, возле подножья которого я и разбился.
Сейчас, уже немного успокоившись, я смотрел на место катастрофы и удивлялся, как мне удалось уцелеть. Разбились мои нарты о каменную, заледенелую глыбу, и удар был такой силы, что они развалились практически полностью. Кожаные ремни, которыми были скреплены детали саней, разорвало в клочья. Осмотрев место аварии, и прикинув, что и как мне придётся сделать, чтобы доставить эти обломки к лагерю, и сколько усилий потребуется на починку, я в очередной раз тяжело вздохнул, и принялся прилаживать к своим ногам лыжи.
Уже через десяток шагов я понял, почему Ричарда взяли в поход, только потому что он лыжник! Идти на этих лыжах мог только человек, который на эту специальность всю жизнь учился и имел талант от бога! Лыжи соскальзывали с ног и жили своей жизнью, кожаная петля не фиксировала ногу, которая норовила завалится то на один бок, то на другой. Я вынужден был то и дело загибать пальцы и поднимать ноги вверх, чтобы поймать гадские палки, которые только по недоразумению кто-то назвал лыжами!
Поняв, что далеко я так не уйду, я скинул крепления с ног и зло уставился на гадскую петлю. Чего делать⁈ Идти без лыж? Но вокруг полно снега, я так задолбаюсь! На нартах ехать тоже не вариант. Без груза то я как ни будь доеду куда надо, всё же собаки довольно легко справляются с нагрузкой, а если сани придётся грузить? Тогда только пешком возвращаться скорее всего придется, вместе с обоими американцами, и тогда я не оберусь позора. Думай Сидор!
Десять минут мне понадобилось, чтобы решить проблему. Я всё же умный! Вдев ногу в петлю, я привязал к низу петли с каждой стороны по два кожаных ремешка, после чего намертво притянул свою пятку к лыже, фиксируя ногу. От этого натяжения передняя петля тоже натянулась, и нога теперь могла уехать куда ни будь только вместе с лыжей.
От непривычки ноги гудели, но я уверенно шёл вперед, огибая проклятый холм, за которым начиналось относительно ровная поверхность, состоящая изо льда и снега. Лыжные палки лежали в санях, я держался одно рукой за рулевую дугу, а в другой у меня был хлыст. Время от времени, я переставал передвигать ногами, и ехал на буксире собачей упряжки. Заряженное ружьё висело у меня на груди, готовое к использованию в любой момент.
Вскоре я обогнал братьев охотников, которые помахали мне рукой, когда я проехал над ними по гребню ледника, который нависал над берегом. Ричард и Чарли остановились возле большого деревянного ящика, установленного на высоких ножках, придавленных пирамидой из камней. Очевидно это и была метеостанция, про которую говорил Гросс.
Собаки весело бежали вперёд, и через двадцать минут я уже потерял из вида товарищей по охотничьей партии, никаких зверей, в которых можно было бы стрелять я пока не видел. Только над морем кружили морские птицы, да изредка, вдалеке, прямо со льда взлетали вверх белые куропатки, но стрелять в них я не спешил. Я привыкал к своим собакам и новым лыжам, и отвлекаться на всякую ерунду в виде охоты совершенно не хотелось.
Моя безмятежная прогулка длилась не долго. Вдруг обе передние собаки резко рванули влево, как раз в ту сторону, с которой ехал я. Не успев среагировать, я запнулся, отпустил рулевую дугу и грохнулся на спрессованный ветром снег. Неуправляемая упряжка поехала без своего каюра дальше.
— Падлы лохматые! Стоять! — Не своим голосом заорал я, силясь подняться, но привязанные намертво к ногам лыжи не давали мне это сделать быстро. Я, то скользил по снегу, то наезжал лыжей на лыжу, и путался в одежде.
Когда я наконец-то смог подняться, то увидел, что, проехав метров двадцать упряжка всё же остановилась. Собаки весело виляли хвостами, и безмятежно поглядывали на меня, не понимая, какую ещё интересную игру я для них придумал.
— Ща, козлы ездовые, вы у меня повеселитесь… — Многообещающе прошипел я, потирая ушибленный бок, в который врезался приклад ружья и подбирая хлыст каюра — Уже иду, ждите!
Но едва сделав пару шагов, я замер, и шапка на моей голове стала медленно, но уверенно подниматься вверх, от того, что мои волосы вставали дыбом. Впереди, прямо там куда я так безмятежно несся, была извилистая трещина, шириной несколько метров и глубиной не менее десяти метров! Я мгновенно покрылся липким, холодным потом. Ещё бы немного, и я рухнул бы в неё вместе с санями! Пока я глазел по сторонам и привыкал к лыжам, собаки меня спасли!
Лыжи снимать нельзя! Это я понял, едва огляделся вокруг. Трещин вокруг было много, в основном небольших, и над некоторыми из них мы благополучно проехали, их закрывал толстый наст снега, часть которого осыпалась, под весом упряжки и лыжника. Оглянувшись назад, я увидел, что минимум на километр в эту западню я успел забраться! Да что там километр, впереди на сколько хватало глаз, была такая же картина! Мы были на краю ледника, сейчас арктическое лето, а ледник все летние месяцы усиленно таял. Только левее, в глубь острова, было более-менее свободное от трещин пространство. Надо отсюда выбираться!
Собак я естественно наказывать не стал. Добравшись до саней, я благодарно потрепал каждого пса по холке, напрочь забыв заветы Иохана, который категорически возражал против проявления чувств к собакам во время кратких остановок упряжки. Похер! Они мне жизнь спасли!
Осторожно развернув сани, я направил их в сторону безопасного, по моему мнению, места, одерживая собак тормозом саней, если они излишне сильно, по моему мнению, разгонялись.
Но беда не приходит одна, ещё через десять минут на ледник лег туман. Когда мы выходили с зимовья, светило пусть уже и не такое яркое, но солнце, а сейчас для меня всё сливалось в один белый кошмар. Туман в Арктике оказался не таким как в средних широтах и тропиках. Все занавешивает белая мгла, и ты теряешь линию горизонта. Становится почти невозможно оценить глубину или расстояние: то, что кажется скалой, лежащей в ста метрах, может оказаться куском собачьего дерьма, находящегося на расстоянии вытянутой руки. Тени и особенности рельефа исчезают. Ямки и большие трещины ледника в равной мере неотличимы от окружающего снега, и один шаг может привести к падению со смертельным исходом.
Я молился. Да, я повторял про себя молитву, хотя я и не знаю ни одной. Она сложилась в моей голове сама, и состояла из просьб о спасении моей никчёмной жизни и кучи обещаний, в случае если я останусь жив. Это всё, и попадание в прошлое, и то, что я уже который раз на грани смерти — это моё наказание! За то, что вел себя как последний урод, за то, что забыл всех своих друзей и родственников, когда шальные деньги попали мне в руки, за то, что я хотел популярности и славы, не сделав ничего хорошего в жизни! Да, я никого не убивал, не воровал и не грабил, но я обманывал людей, они сами платили мне деньги за то, что я якобы «выживал» в диких условиях. И вот мне воздалось по заслугам — выживай Сидор теперь по-настоящему!
Меня пока спасали собаки. Они сами выбирали путь, без моего указания, каким-то не понятным мне образом ориентируясь в этой белой мгле и без ошибочно обходя все трещины, что вставали на нашем пути. Мы уходили вдаль от берега моря, всё дальше и дальше отдаляясь от зимовья.
Вскоре встали и собаки. Упряжка остановилась и все четыре собаки нервно заметались в упряжке, подняв громкий лай. Причем в этом лае, было больше испуга, чем возбуждения. Я хоть и не большой специалист в повадках собак, но тут и мне всё стало понятно. Испуганное животное лает очень громко, высоко, короткими сериями. Серия звуков заканчиваться подвыванием. Собаки лаяли, задрав голову и поджав хвосты. У всех четверых тело напряжено, животные внимательно прислушиваются или пытается разглядеть источник опасности.
— Опять трещина? — В слух, чтобы хоть как-то успокоить себя и собак звуком собственного голоса, спросил я — Чего там?
Я оторвал напряженные руки от рулевой дуги, зафиксировал тормоз нарт, и на лыжах медленно двинулся к собакам, пытаясь сквозь густую пелену тумана разглядеть препятствие, что так сильно напугала моих псов.
Это действительно была трещина. Широкая, гораздо шире той, что остановила нас в первый раз, и я бы не разглядел её дальний край, если бы на нем не было надежного и очень страшного ориентира. На краю трещины, метрах в десяти от меня стоял белый полярный медведь. Только то, что шерсть его была слегка желтоватого цвета, а черный нос хорошо выделялся в белой пелене, позволило мне его разглядеть. Охотник нашел свою добычу, только вот не понятно теперь, кто из нас, кто!
Глава 7
Сказать, что я испугался, значит ничего не сказать. Адреналин мощным потоком хлынул в мою кровь, от чего всё вокруг стало казаться каким-то нереальным, как в кошмарном сне. Руки и ноги категорически не хотели меня слушаться, я замер на месте, не в силах оторвать взгляд от самого большого сухопутного хищника на планете. Между нами меньше десяти метров! Так близко я медведей даже в зоопарке и в цирке не видел, а тут… Сможет он перепрыгнуть трещину⁈ Не знаю…