— Что вы предлагаете мистер Волков? — Сквозь туман из пара, я с трудом различаю Томаса, который сидя на своём спальном мешке делает записи в путевой журнал.
— Палатки надо перешить, снизу сделать отверстия для притока воздуха, а сверху установить клапан для выхода пара — Я припоминаю все современные палатки, в которых мне пришлось провести довольно много времени из-за моей прошлой работы. — Клапана можно будет открывать или закрывать по необходимости, зато в палатке будет сухо.
— Мистер Соверс использовал эти палатки во время экспедиций на Аляске и в Канаде, и они себя хорошо зарекомендовали — Возразил мне Томас — Сейчас мы натопим воды, вещи подсохнут, и пар уйдёт. А тратить время на перешив палаток нецелесообразно, сейчас не так уж и холодно, вещи, которые не успеют высохнуть за ночь, высохнут завтра днём. Отдыхайте мистер Волков, вы хорошо показали себя сегодня. Скоро будет готов ужин, а пока можете сделать записи в дневнике, потому что после ужина лампу мы погасим, керосин нужно экономить. Подъем завтра в четыре тридцать, мы идём слишком медленно и выбиваемся из графика, нужно увеличивать время дневных переходов, завтра будем идти десять часов.
От этих слов у меня похолодело в груди. Я с трудом пережил сегодняшний день, а ведь ещё утром я был свеж и бодр, сейчас же я как выжитый лимон, причем выжимали меня пиная как футбольный мяч! А завтра идти на два часа дольше, и так минимум тридцать дней! Я тут же забыл все свои претензии к несовершенной палатке, которая даже не имела дна. Все мои мысли были только о том аде, что меня ожидает завтра. Я глянул на Ричарда, его лицо тоже вытянулось и потемнело от слов доктора, а вот Сэсил расстроенным не выглядел. Ну оно и понятно, бегать вдоль трещин, рискуя в любой момент провалится, а потом ещё и управлять собаками, совсем не тоже самое, что просто идти рядом с санями, и отдыхать пока мы с Ричардом пашем как кони!
В дневнике я первую запись так и не сделал, впрочем, как и Ричард, от лыжных палок руки не поднимались выше пояса, а пальцы на руках казалось навсегда приняли форму способную только рулевую дугу нарт держать. Говорить не хотелось, попав в тепло и немного расслабившись, я хотел только двух вещей — есть и спать!
Сваренный Сэсилом в воде пеммикан, который превратился в странную кашу, я проглотил за несколько секунд. Обжигая губы и язык, я ел и никак не мог наесться, мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни не пробовал. Целая тарелка очень калорийного варева ухнула в мой желудок как в сухую землю, так и не притупив чувство голода. Положенную мне долю горячего шоколада с сухим молоком, я тоже выпил мгновенно. Всё! Эта моя порция, и добавки тут не будет, свой сухарь я отдал Маньяку. Рацион тщательно рассчитан, если съесть сейчас что-то ещё, еды может не хватить на обратную дорогу. При этом я вижу, что Ричард, уплёл свою порцию так же быстро как и я, а вот Сэсил с Томасом едят не торопясь, и им явно много того, что у них в тарелках. Они потратили меньше калорий и меньше устали. Размеры порций явно рассчитаны не правильно. Однако сейчас я это обсуждать не готов, мои глаза слипаются, хотя вопрос нужно обязательно поднять.
В палатке темно, мы лежим в спальных мешках всё еще голодные и усталые, примус погашен для экономии топлива, и ото льда, на котором лежат мешки, тянет холодом. Я в сырой фуфайке и стучу зубами от пробирающегося в палатку ночного мороза, к тому же снаружи поднимается ветер. Казалось, ещё несколько минут назад я хотел спать, а сейчас сон не идёт. Меня преследует мысль о том, что придется вставать в сырой палатке, сотрясаемой порывами ветра, а потом последуют еще несколько часов утомительного труда, прежде чем можно будет дать сигнал отъезда, заслышав который собаки рванутся вперед. А потом десять часов пути…
Заснул я, наверное, только под утро, или мне просто показалось? Нас будит Итан, который сегодня ответственный за подъем экспедиции, и выступает в качестве дежурного. Палатка снаружи и внутри покрыта инеем. Идет густой снег, порывы бурана все сильнее. Из-за поземки снег пробирается во все щелочки. Под моей головой образовалась целая подушка из снега, вдоль спального мешка — надув. Все в палатке покрыто снегом и инеем, спальные мешки примерзли ко льду… Томас молчит, не смотря на меня, сейчас он понимает, что я был прав, я тоже молчу, только обреченно слежу за доктором. Он зажигает примус и через несколько секунд нас обдает потоками воды от стремительно тающего инея. Снаружи всего минус девять, и палатка мгновенно прогрелась до запредельных температур. Все промокло, а впереди ещё десятки таких же ночёвок…
Глава 13
Буран, так внезапно начавшийся в первую нашу ночёвку на леднике, не прекращается уже три дня, температура воздуха держится в пределах пять-десяти градусов, естественно со знаком минус. Довольно тепло, но идти практически невозможно, видимость почти нулевая, и из-за свежих и довольно рыхлых снежных наносов не видно трещин, которыми изобилует прибрежная часть ледника, порывы ветра иногда доходят до сотни километров в час. Из-за этого поставить задубевшие на морозе палатки становится настолько трудной задачей, что мы тратим на это не меньше часа, и в установке лагеря участвуют все члены группы. Даже нам с Ричардом, несмотря на то, что мы работаем во время перехода больше всех, и соответственно устаем мы больше, приходится помогать остальным, удерживая пытающийся вырваться из рук на свободу брезент.
Мы идём, точнее едва плетемся вдоль северо-западного побережья Гренландии, ведь склады продовольствия нужно закладывать как раз на берегах фьордов и заливов, из-за того, что основной маршрут экспедиции, которая начнётся в феврале, предполагается преодолеть частично по замерзшему льду, которого сейчас попросту ещё нет. Мы же вынуждены идти по леднику, да ещё в самой опасной его части. С каждым днем все участники похода понимают, что время для первого выхода выбрано крайне неудачно и закончится он может очень плачевно. Я уже дважды доставал Маньяка из ледяных провалов, и сам один раз едва не улетел вместе с ним, когда наст снега рухнул буквально у моих ног, Ричард тоже уже ни раз стоял на краю гибели. Во всем виноват буран… А ещё мы просто тупеем и теряем бдительность от холода, ведь как бы мы не кутались, снег проникает всюду! Едва выйдя утром из палатки, вскоре по шее и вдоль спины струится вода, холодная вода, которая пропитывает всю одежду! Спотыкаясь, ослепленные, полузадохшиеся, чуть не на четвереньках, мы идём вперед…
Третий дневной переход. Мы буквально проползли чуть больше пяти километров, и сейчас, потратив на обустройство лагеря больше четырёх часов, обессилено сидим в громыхающей на ветру как лист жести палатке. Примус мы не зажигаем, у нас горит только керосиновая лампа, единственный источник тепла и света в покрытом льдом брезентовом коконе. Если зажечь примус в нашем убежище, наша задубевшая от влаги и мороза одежда снова мгновенно станет мокрой, и тогда будет ещё холоднее чем сейчас. Для растопки снега, снаружи, из кусков брезента и перевернутых нарт изготовлена ветрозащита, где сейчас Эдвард и Сэсил растопив примусы, пытаются обеспечить всех нас водой. Пить хочется адски! Готовить горячую пищу в таких условиях невозможно, и свои порции пеммикана, шоколада и сухарей мы едим в сухомятку, и запить практически нечем.
Мохнатые мелкие кони, которых все называют попросту пони, плохо переносят буран, в отличии от моих собак. Они страдают от ветра и холода и быстро теряют силы, ведь в отличии от нас, они уже третьи сутки идут или стоят в этом снежном кошмаре не имея укрытия. Другое дело собаки.
Днем, когда мы пытаемся идти, они густо покрыты снегом и застывшим на шерсти льдом. Каждый час, когда мы останавливаемся, собакам приходится чистить глаза и лапы от этого льда, и тогда кажется, что псы, дрожащие на ветру, страдают едва ли не больше нас, но это только до привала… Получив свою порцию пеммикана и быстро его сожрав, они тут же ложатся, и через десяток минут их уже не видно! Засыпанные снегом, свернувшись калачиком, укрыв морды хвостами, они лежат в уютных и теплых норах, созданных теплом их тел.
Утром, когда я выхожу из палатки, снежные холмы, под которыми укрываются мои собаки, трескаются, и из них высовываются морды отдохнувших и заспанных псов, с комками снега на носу и над глазами. Из отдушин струится густой и теплый пар, пахнущий псиной. Они бодры и весело приветствуют меня! Собаки снова готовы служить своим тупым хозяевам, которые гонят их хрен знает куда!
— Надо поворачивать или переждать эту бурю, дальше так идти невозможно! — После недолгого молчания, я первым высказал Томасу мысль, которая наверняка крутилась у всех в голове. — День или два такого похода, и может случится трагедия, или я или Ричард в итоге найдем свою трещину, которая станет для нас могилой!
— Просто так бросить всё? — Томас грустно усмехнулся — Мы готовились к этой экспедиции целый год, а вы предлагаете повернуть обратно?
— Да! — Я не выдержал — Да, повернуть! Знаешь ли Томас, мне ещё хочется немного пожить! Мы вышли в сентябре, льда в заливах и фьордах еще нет, а где он стоит, он слишком тонкий. Вы с Соверсом должны были учесть аномально теплое лето! Нужно выходить позже, когда лед станет, а насты между трещинами замерзнут настолько, что смогут выдерживать людей и нарты! Мы как бараны прёмся по только начавшему замерзать леднику, и при этом все уже понимают, что мы делаем большую глупость! Кони скоро сдохнут, не дойдя даже до первой точки закладки складов, и тогда мы останемся тут с неподъёмными санями, которые придётся попросту бросить, потому что собаки и мы их не потянем. Вот тогда всем планам экспедиции точно придёт конец. До февраля ещё много времени, я предлагаю вернутся, подготовится полутуше, и выйти снова через месяц.
— Это всё? — Томас смотрел на меня исподлобья.
— Нет, не всё — Я уже немного успокоился — Нужно проложить другой маршрут. Идти надо по льду вдоль побережья, выходя на ледник только если на пути нам попадутся торосы, полыньи или подвижные льды. Так мы сможем передвигаться быстрее, сможем картографировать местность и охотится. В глубине ледника зверей мы не встретим, они все держатся на побережье. Охота позволит нам нормально питаться и использовать жировую печь, экономя керосин, а ещё даст нам запас продовольствия и топлива, на случай задержки в пути из-за непогоды.