297. Весьма вероятно, статья Столыпина «По поводу открытия комитетов.» должна была объяснить его оригинальный взгляд («казачество как оружие, а не как сословие» и пр.) на будущее вверенного ему казачьего войска, воплощенный в проекте, о содержании которого нам, к сожалению, ничего не известно. В свою очередь, критическая заметка на публикацию Столыпина, подписанная астронимом ***, скорее всего, являлась ответом самой редакции журнала «Военный сборник» и, возможно, была санкционирована Военным министерством, негативно оценившим столыпинский проект.
О Г.Н. Потанине мы уже писали. Добавим только, что уже через два года после публикации своей статьи в «Военном сборнике» он принял самое активное участие в деятельности сибирского комитета по пересмотру войскового положения, искренне желая «положение о казаках. подогнать к положению о земских учреждениях»298.
Комментируя заметку из «Русского инвалида» за подписью К, Есаул (Попко) заметил: «Нельзя не порадоваться, если автор ее казак, а должно быть, не москаль», сделав приписку в скобках: «NB. Рыбак рыбака видит издалека». Иван Диомидович не ошибся в своем предположении, как бы вообще не узнав, кто скрывался под К, иначе трудно объяснить появление приписки «NB». Статьи К, а также И. Кр-ва из «Военного сборника» принадлежали генерал-лейтенанту Ивану Ивановичу Краснову (1800–1871), одному из самых ярких представителей известного донского казачьего дворянского рода Красновых299. По роду службы, в том числе командуя лейб-гвардии Казачьим полком с 1843 по 1848 год, Краснов неоднократно бывал, а также длительное время проживал в Санкт-Петербурге. Краснов не являлся «кабинетным» генералом и принимал участие как в Кавказской войне, так и в Крымской кампании в должности «походного атамана донских казачьих полков». К началу 1860-х годов он являлся окружным генералом 4-го военного округа Земли войска Донского. Личный дневник и воспоминания генерала свидетельствуют о том, что он владел иностранными языками (французским и немецким), неплохо знал философию и литературу, увлекался поэзией, интересовался искусством, играл на скрипке, флейте и фортепьяно. Краснов считается также одним из основателей донского статистического комитета. С 1862 года Краснов и его сыновья Михаил и особенно Николай инициировали общественно-политическую дискуссию о необходимости преобразования донского казачества. Она развернулась преимущественно на страницах донской печати, велась на фоне деятельности Новочеркасского комитета по пересмотру войскового положения и привела к разделению местных «интеллектуалов» на «прогрессистов» во главе с И.И. Красновым (приверженцы реформ) и «казакоманов» (защитники традиций). Не исключено, что И.И. Краснов – крупный землевладелец и убежденный сторонник передачи помещичьих владений в частную собственность с широким кругом общения – был возможным собеседником А.Д. Крылова. Но совершенно точно известно, что И.И. Краснов являлся близким другом заместителя начальника Управления иррегулярных войск А.П. Чеботарева, который, в свою очередь, в силу служебных обязанностей курировал деятельность И.Д. Попко (Есаула)300. А.П. Чеботарев не мог не знать о литературных занятиях своего друга (Краснова) и подчиненного (Попко). Вопрос же о степени участия заместителя начальника Управления иррегулярных войск в публикации той или иной статьи казачьей тематики в периодической печати начала 1860-х гг. остается открытым301. Вместо этого можно получить ответ на другой вопрос: разделял ли Чеботарев идеи, проповедуемые Красновым и Попко? Однако сначала скажем несколько слов о самом Чеботареве.
Адам Петрович Чеботарев (1812–1881) происходил из донской казачьей обер-офицерской семьи. Адам Петрович окончил Новочеркасскую гимназию, а затем обучался в пансионе при Харьковском университете, пройдя путь просвещения, типичный для представителей донской казачьей элиты. В 1829 году он поступил на военную службу простым казаком. В 1831 году Чеботарев, находясь в составе донского казачьего полка Грекова, участвовал в подавлении польского восстания и дослужился до хорунжего. В этом чине был командирован в штаб походного атамана донских казачьих полков генерал-лейтенанта М.Г. Власова младшим адъютантом. После назначения в феврале 1836 года М.Г. Власова наказным атаманом войска Донского остался при нем адъютантом. Через два года после смерти Власова в 1850 году уже подполковник А.П. Чеботарев определяется членом общего присутствия Департамента военных поселений со стороны войска Донского. В 1856 году он становится вице-директором этого департамента, а после его преобразования в Управление иррегулярных войск назначен помощником начальника управления, встречая отмену крепостного права в чине генерал-майора. О человеческих качествах А.П. Чеботарева можно получить представление, если довериться единственному наблюдению о нем, сделанному публикатором его воспоминаний Н.И. Красновым, сыном И.И. Краснова; «Разумный, гостеприимный хозяин, одаренный громадной памятью, остроумный рассказчик, Адам Петрович группировал в своем доме всех выдающихся дельцов своего времени. Из умерших приятелями его были как известные казачьи генералы: И.И. Краснов и Бакланов, так и литераторы Греч и Кукольник, а также композитор Глинка, беседовал с Пушкиным и Жуковским и сам был в душе поэтом»302. Непосредственным начальником Чеботарева по Управлению иррегулярных войск до ноября 1861 года являлся генерал-лейтенант А.И. Веригин. Последний происходил из новгородских дворян и до карьеры в Военном министерстве имел репутацию блестящего боевого офицера. Д.А. Милютин был невысокого мнения об А.И. Веригине303, в то же время о Чеботареве отзывался крайне положительно. Веригин часто позволял себе отсутствовать на службе, и Чеботарев исполнял обязанности начальника управления. Это обстоятельство позволило ему войти в доверительные отношения с военным министром Н.О. Сухозанетом. Благодаря протекции министра в начале 1860 года Чеботарев удостоился личной аудиенции Александра II за «изящное» исполнение поручения по сокращению наряда на службу казаков Астраханского войска. Беседа императора с Чеботаревым закончилась пожалованием ему ордена Станислава первой степени. В своих воспоминаниях за 1860 год Чеботарев пишет о том, что подверг критике решение о строительстве первой железной дороги на Дону от Грушевских угольных шахт. Сомнение в эффективности планируемой дороги Чеботарев высказал Сухозанету в присутствии других должностных лиц304. Чуть позже в беседе с военным министром тет-а-тет генерал более подробно обосновал свою позицию. Дело в том, что Чеботарев участвовал в подготовке «Положения о горном промысле в Земле войска Донского» (принят в 1864 году) и считал себя разбирающимся в местной угольной промышленности. По его мнению, дорога станет убыточной, как только донские землевладельцы-помещики получат право полной собственности на свои земли и приступят к добыче угля еще в 128 других месторождениях, а главное, к его сбыту в ближайших к шахтам центрах – Таганроге и Ростове-на-Дону. Предоставление же донским помещикам права полной земельной собственности после предстоящего освобождения крестьян для Чеботарева вообще «не подлежало сомнению». Последние слова заставили задуматься Сухозанета и, по свидетельству Чеботарева, вызвали следующую реакцию министра: «Все это так, но право отчуждения земель посторонним, не донским помещикам все-таки нельзя предоставить вашим помещикам. На крестьянские, дробные участки земли покупателей или совсем не будет, или и будут, но то будут владельцы ничтожные, а позволь помещикам продажу – Дон наполнится владельцами богатыми, сильными и образованными, со связями и голосом своим, – тогда прощай ваше казачество»305.Чеботарев такие рассуждения назвал «уродственными»306.
Тема собственности казака на землю Чеботаревым развивается в описании другой ситуации, сложившейся в начале 1861 года. Н.О. Сухозанет поручил ему (Веригин уехал за границу) разобраться с присланным в министерство проектом наместника Кавказа А.И. Барятинского о заселении казаками предгорий западной части Кавказского хребта и переговорить по этому делу с Д.А. Милютиным. Как утверждает Чеботарев, ему удалось убедить Д.А. Милютина в «опасности» проекта в том виде, в каком он поступил в военное ведомство, из-за имеющихся прецедентов казачьего недовольства по поводу их принудительного переселения на Кавказ в 1793 и 1843 годах. Кроме того, предложение Чеботарева о колонизации закубанских земель казаками-охотниками с «пожалованием в их собственность (подчеркнуто в тексте воспоминаний. – Авт.) по несколько десятин земли из вновь запашенных земель за Кубанью» получило полное одобрение Д.А. Милютина. Итогом беседы стало теперь уже поручение от Милютина Чеботареву подготовить доклад на высочайшее имя по проекту Барятинского с внесением в него пункта о казаках-охотниках как будущих собственниках земли. Чеботарев проект подготовил, но поступили новости о волнениях в Хоперском полку307. К этому эпизоду, который в итоге привел к появлению рескрипта Александра II от 24 июня 1861 г. о льготах кубанским казакам, упомянутого во всеподданнейшем докладе, мы вернемся чуть позже.
Таким образом, позиция Чеботарева, по крайней мере в земельном вопросе, схожа с точкой зрения Краснова в отношении земельной собственности. Чеботарев не дает оценки современному ему положению в казачьих войсках и не высказывается по поводу перспектив их развития. Его воспоминания, к сожалению, прерываются на 1861 году. Но казачье земельное право в том виде, в каком оно сложилось к середине XIX в., являлось центральным пунктом казачьих привилегий, оно являлось определяющим в сословном статусе абсолютного большинства казачества. Нетрудно предположить, что, если Чеботарев так ратовал за утверждение среди казаков частной собственности на землю, значит, он прекрасно осознавал неизбежность других изменений в виде цепочки реформ. На наш взгляд, именно Чеботарев в составлении всеподданнейшего доклада играл одну из ключевых ролей. Напомним, что после отставки Н.О. Сухозанета Д.А. Милютин с мая 1861 года исполнял обязанности военного министра, а 9 ноября 1861 года был утвержден в должности министра. Уже на следующий день в министерстве произошли важные кадровые перестановки. А.И. Веригин покидает Управление иррегулярных войск с переводом в Главный штаб. Новым начальником управления становится генерал-лейтенант Николай Иванович Карлгоф, ближайший сотрудник Милютина в бытность его службы на Кавказе