308. Карлгоф еще с декабря 1860 года просил Милютина о новой должности309. О себе Карлгоф говорил как о человеке «по природе недоверчивом к собственным силам», который предпочитает «скромные занятия слишком представительной деятельности»310. При всем опыте Карлгофа, а последние два года до назначения в Управление иррегулярных войск он являлся генерал-квартирмейстером Кавказской армии311, находясь во взаимодействии в том числе и с казачьими войсками, ему несомненно потребовалось бы время для того, чтобы полноценно войти в курс дел управления. Кроме того, Карлгофу понадобился бы человек, который помог бы ему в этом процессе, а также выполнить первое важное поручение Милютина и подготовить часть всеподданнейшего доклада об иррегулярных войсках. Учитывая последующее многолетнее сотрудничество Карлгофа и Чеботарева, сохранившего должность заместителя начальника управления до 1870 года, можно смело сказать, что последний являлся именно таким человеком. Отдельные положения доклада при определенной интерпретации также косвенно подтверждают наше предположение. После заявления о планах в отношении казачества, предусматривающих «согласование, воинского быта, с общими условиями гражданственности и экономического развития», в докладе утверждается, что Военное министерство «так действовало и доселе». Таким образом, подчеркивалась продуктивность и преемственность предшествующей политики, проводимой Управлением иррегулярных войск, за которую отвечал в том числе и Чеботарев. Выражение о том, что казаки сами начинают чувствовать «стеснительность оков некоторых из прежних постановлений, считавшихся ограждением казачьих льгот и прав», можно вполне расценить как результат общения Чеботарева с Красновым, Попко или ознакомления с их литературным творчеством. Значительное место, уделяемое в докладе о льготах кубанским казакам-переселенцам, также можно отнести на счет Чеботарева, который, судя по его воспоминаниям, содержательное наполнение этих льгот явно ставил себе в заслугу.
Конечно, было бы неверно появление во всеподданнейшем докладе эпизода со льготами Кубанскому войску связывать только с личностью Чеботарева. Данный эпизод необходимо рассматривать прежде всего в контексте правительственной политики, проводимой на Кавказе в конце 50-х – начале 60-х годов XIX века. Для нас же своеобразной точкой отсчета в этой истории станет образование Кубанского и Терского казачьих войск в 1860 году. Ключевой фигурой здесь выступает наместник Кавказа генерал-фельдмаршал князь А.И. Барятинский. Директор канцелярии наместника В.А. Инсарский назвал «любимой идеей» фельдмаршала «новое разделение линейных и черноморских казаков и образование двух областей: Терской и Кубанской, основанное на этом разделении». Барятинский во время разговора с Инсарским надиктовал последнему план-проект такого разделения. В нем наместник «признавал необходимым разрушить замкнутость черноморских казаков, утративших прежнюю доблесть, и для этого отделить в состав Черноморского войска несколько бригад линейных казаков, которые внесут туда элемент удали; вместе с тем, для ослабления понятия о различных привилегиях и отдельной самобытности казаков, уничтожить прежние наименования, им присвоенные, и назвать их по названиям рек, на которых они сидят: линейное войско – Терским, по реке Тереку, а Черноморское войско – Кубанским, по реке Кубани»312. К сожалению, Инсарский не датировал этот разговор. Скорее всего, его следует отнести к 1857 году, то есть ко времени, когда Барятинский сформулировал свою другую идею – заселить Закубанский край большими массами казаков, особенно донскими313. 8 февраля 1860 года ему удалось реализовать план по разделению Кавказских казачьих войск только в обратной последовательности, то есть сначала были образованы Кубанская и Терская области и только затем, а именно 13 октября 1860 года, Черноморское войско было переименовано в Кубанское, с перечислением в его состав первых шести бригад Линейного войска, а оставшиеся четыре бригады линейцев составили Терское казачье войско314. Что касается проекта Барятинского по казачьей колонизации горских земель, то он «развалился» во время обсуждения в верхах, в том числе из-за позиции в.н.а. войска Донского М.Г. Хомутова, выступившего категорически против массового переселения донских казаков на Кавказ. Тем не менее переселение «русского элемента» (не только казачьего) в предгорные районы западной части Кавказского хребта продолжилось. К весне 1861 года Барятинский предполагал образовать, в основном за счет бывших черноморских и линейных казаков, несколько новых станиц в Закубанском крае315. Однако планы по переселению казаков целыми станицами вызвали среди них волнения и протесты. По мнению современников, причины казачьего сопротивления носили как экономический, так и политический характер316. Командующий войсками Кубанской и Терской областей генерал-адъютант граф Н.И. Евдокимов «неудовольствие казаков» объяснял прежде всего экономическими условиями, а именно хозяйственным разорением казаков-переселенцев, вследствие невозможности получения ими полноценной денежной компенсации за оставляемые земельные владения и имущество. В письме к начальнику Главного штаба Кавказской армии генерал-лейтенанту Филипсону от 10 марта 1861 года Евдокимов предложил следующее решение данной проблемы: «Если предоставить жителям внутренних станиц, переселяемых на передовые линии, с выгодою распоряжаться своим недвижимым имуществом, то тогда дело по заселению земель неприятельского края будет идти без малейших затруднений и устранит даже частное неудовольствие казаков.» В этом же послании он рассуждает о влиянии настоящего правового статуса казачества, причем не только во вверенных ему войсках, на социально-экономическое развитие казачьих земель. «Замкнутость казачьего сословия от всех других ведомств и невозможность водворения иногородних на войсковых землях даже на пустопорожних, не приносящих никакого дохода войску, без сомнения, служит главной причиной, почему край, населенный казаками, так медленно развивается в благосостоянии и промышленности. «Очевидным примером, – пишет далее Евдокимов, – может служить северная часть Черномории, где так много незанятых земель и где только потому не развивается земледелие и другие промыслы, что на основании войскового положения казачьи земли не могут быть отдаваемы даже в арендное содержание иногородним лицам. Жители города Ейска, может быть, давно пустыню, их окружающую, обратили бы в плодородный край с выгодой для войсковых доходов, если бы не существовало этого положения, стеснительного для обоих ведомств. Город Новочеркасск только тогда и стал развиваться, когда позволено было в нем селиться иногородним. Южная часть Земли войска Донского обязана своим развитием гражданскому населению»317.
Из-за казачьих волнений переселение было приостановлено, но не отменено. Кавказскими властями до конца весны 1861 года активно обсуждался вопрос: каким образом следует откорректировать механизм колонизации. В мае 1861 года командующий Кавказской армией (за отсутствием А.И. Барятинского) генерал-адъютант князь Г.Д. Орбелиани получил письмо от Д.А. Милютина, в котором наконец излагалась согласованная с Александром II предварительная позиция высших властей по отношению к сложившейся ситуации с провалившимся казачьим переселением. В послании Милютина признается необходимость колонизации Кавказа, но подвергается критике избранный способ (переселение целыми станицами). И с запозданием констатируется, что «в настоящее время всякое неосторожное действие может вызвать целый ряд волнений и беспорядков, чему был уже пример по переселению в 1792–1794 годах 3000 семейств из войска Донского на Кавказскую линию» (именно об этом случае Чеботарев рассказывал Милютину. – Авт.). В письме говорится о «главных началах», одобренных самим императором, для успешного водворения казаков на Кубань318. Но для нас более значима оценка, данная от имени Александра II, «предположениям» Барятинского о последствиях «замкнутого» положения Кубанского войска и существующего во всех казачьих войсках общинного способа владения землями. Здесь позволим себе объемную цитату из письма: «Его величество со своей стороны разделяет убеждения генерал-фельдмаршала, что неблагоприятное влияние этого положения на благосостояние казачьего быта в бывшем Черноморском войске по исключительному характеру народонаселения оного заметнее, чем в других казачьих войсках, и что постепенное допущение в это войско сторонних элементов, сближая казаков с новыми людьми и свежими взглядами, действительно может оживить нравственные и материальные силы Черноморского края, а вместе с тем, дав средства к возвышению народного образования, водворить в нем торговлю и промышленность. Разрешение же казакам приобретать войсковую землю в вечную собственность может породить в них естественное стремление к настойчивому труду, сколько для личных выгод, столько и для благосостояния своего потомства; но, с другой стороны, его величеству представляются и опасения, что дозволение потомственным дворянам Кубанского войска исключиться из казачьего сословия может послужить поводом и для дворян других казачьих войск домогаться тех же прав, чего никак нельзя допустить, ибо тогда легко дойдем мы или до крайнего недостатка в казачьих войсках собственных их офицеров (стоящих для казны весьма дешево сравнительно с офицерами регулярными), или в казачьих войсках будут оставаться только бедные офицеры, а все богатые уйдут из оных»319. Таким образом, идея Евдокимова о свободном распоряжении казаками своим недвижимым имуществом была развита до приобретения войсковой земли в вечную собственность и дополнена правом на исключение из казачьего сословия для местного потомственного дворянства. Важно также, что окончательным источником этих предложений стал сам император. Далее в письме оговариваются конкретные дополнительные «льготы» переселенцам, которые затем почти дословно войдут в упомянутый рескрипт Александра II от 24 июня 1861 года. В их числе: наделение казачьих семейств – первых добровольцев-переселенцев «участками земли в частную собственность вечную и потомственную в таком разм