375. В документе отстаивается идея о том, что освобожденные от обязательной службы уже «не могут быть обращаемы к ней против их желания, без особо уважительных на то причин (неуплата налогов, банкротство, «праздная и беспорядочная жизнь» и пр.)». В «Соображениях…» четко прописывается требование, согласно которому «местные сословия в казачьих войсках должны отбывать те же государственные, городские и земельные денежные повинности, какие возложены на соответствующие им сословия в государстве»376. Вместе с тем в документе подчеркивается, что в данном случае речь идет «только о налогах, падающих за право торговли и промыслов лично на тех, которые приобретают это право; все же сборы за добывание естественных богатств края. должны по праву принадлежать войскам, с уплатою в казну известной пошлины на основании горного устава»377. «Соображения…» признают свободу казаков от оплаты подушной подати и участия в рекрутской повинности. Однако аналогичное право не будет распространено на тех людей, которые зачисляются в казачество, но не для несения военной службы, так как «освобождение от этих повинностей подало бы многим повод уклоняться от них путем вступления в гражданство» 378. Так же, согласно документу, иногородние, оказавшиеся на казачьих землях, но не вступившие в казачество, не получат «права на участие в мирских сходках и права на выборы в административные и судебные должности»379.
По мнению «центрального» комитета, предлагаемые изменения приведут к образованию в войсках всего двух видов земельных владений: 1) общественных, для надела служилых казаков, и 2) земель, составляющих частную собственность, «Соображения…» определяют общее количество общественных земель. Их должно быть ровно столько, сколько необходимо «для наделов и в запас по действительному числу служащих и выслуживших положенный срок службы генералов, офицеров и рядовых казаков, хотя бы это число и значительно превышало штатный состав войск»380. В документе отмечается, что продавать земли, остающиеся свободными, можно «только по мере добровольного выхода из казачьей военной службы». Необходимым условием «успешной» продажи свободных казачьих земель должно было стать внедрение в войсках «полного права поземельной собственности», пользоваться которым могли бы и донские помещики. Небольшое исключение в «Соображениях…» делается только в отношении Кубанского войска, в котором запрещалась продажа земель «посторонним лицам» на передовых предгорных войсковых владениях381. Допуская продажу свободных войсковых земель в частную собственность, «Соображения…» одновременно предлагают обложить такие земли «подесятинною пошлиною в пользу войсковых доходов» и даже считают полезным распространить данный пошлинный сбор «на собственные земли лиц, служащих в войске»382.
Первый раздел «Соображений…» завершается перечислением всех ранее озвученных предложений в обобщенных 12 пунктах383. Видимо, это было сделано специально, для того чтобы еще раз акцентировать внимание местных комитетов на главных инициативах «центрального» комитета, а также облегчить их будущую работу над проектами положений.
Второй раздел «Соображений…», гораздо меньший по объему, на первый взгляд, представляет собой простое изложение рекомендуемой системы управления и суда в казачьих войсках в терминологически унифицированном виде и не предполагает радикальных структурных изменений. Однако при более внимательном ознакомлении с текстом документа можно увидеть, что «центральный» комитет, определяя устройство казачьих администраций и суда, использует опыт аналогичных губернских органов власти, таким образом трансформируя некоторые привычные для казачества административные функции и судебные процедуры.
Перед описанием системы управления и суда в «Соображениях…» проговариваются три главных основания, необходимых для устройства новых учреждений. Первое – четкое разграничение административных, полицейских и хозяйственных дел по военной и по гражданской части. Второе – сохранение оптимального количества чиновников, с назначением им содержания, достаточного для жизни, а также допуском в казачьи администрации «образованных и знающих людей как войскового сословия, так и иногородних». Третье – во избежание «застоя» казачьи органы власти должны «воспринимать. все те преобразования и улучшения, какие будут узаконяемы для соответствующих им учреждений империи»384.
Далее «Соображения…» делят казачьи властные и судебные органы на три инстанции: высшие (войсковой штаб, войсковое правление, хозяйственное войсковое управление, войсковой суд), средние (окружные штабы, правления, хозяйственные управления, суды) и низшие (станичные правления). В этом делении «Соображения…» в основном копируют действующую в Донском войске на основании Положения 1835 года систему управления и суда. Однако в содержательном наполнении управленческой структуры документ предполагает ряд принципиальных новшеств. Например, в войсковом правлении, состоящем из отделений во главе с советниками, заведующий канцелярией общего присутствия является старшим советником и назначается на эту должность из чиновников Военного министерства, а не из местных кандидатов. Само же делопроизводство в правлении должно было вестись по губернскому образцу. «Соображения…» приравнивают функции войскового хозяйственного управления губернским казенным палатам и палатам государственных имуществ, отвечающих за приход, расход, ревизию и отчетность войсковых (губернских) капиталов. Капиталы казачьих войск «Соображения…» делят на собственно войсковые казачьи суммы и суммы, принадлежащие государственному казначейству. При этом войсковыми финансами заведуют выборные местные чиновники, а за казенные средства и затраты на содержание войсковых и окружных учреждений отвечают войсковые казначей и контролер, которые назначаются Министерством финансов и Государственным контролем соответственно385. В документе казачья судебная система выглядит максимально приближенной к организации губернских судебных учреждений, а ее чиновники – войсковой прокурор, судебные следователи, стряпчие, назначаются по согласованию с Министерством юстиции, в том числе и из иногородних чиновников386. Что касается станичных органов власти, то «центральный» комитет в этом вопросе ограничился лаконичным перечислением их состава в виде станичного правления и станичного суда, тем самым окончив текст «Соображений…»387.
Таким образом, «Соображения…» более детально раскрывают общий замысел казачьих преобразований, изложенный в 9-м разделе всеподданнейшего доклада, а также открывают новые его грани, расставляя определенные акценты. Так, «Соображения…» почти не заметили финансовых «претензий» Военного министерства к содержанию казачьих войск и «политических» издержек от их существования. Думается, это было сделано умышленно, чтобы не вызвать непредсказуемую реакцию у потенциальных читателей «Соображений…» в лице консервативно настроенных чиновников войсковых администраций и депутатов местных комитетов. Идея о «согласовании воинского быта с общими условиями гражданственности и экономического развития» в документе оказалась реализована с большим уклоном в сторону гражданского развития казачества, а не самого «согласования». Так как «гражданских прав» у казаков было явно недостаточно (напомним, это право на частную движимую собственность и право на труд в свободное от воинской службы время). «Соображения…» предлагают довести их количество до общеимперского уровня. В этом смысле предоставление права на свободное зачисление в казачье сословие и выход из него расценивалось как важный шаг в указанном направлении. Однако «Соображения…» не увидели в этом шаге надежного средства, которое гарантировало бы разрушение казачьей замкнутости. Более результативное решение проблемы «замкнутости» в документе виделось в образовании в войсках свободных от обязательной службы казаков в связке с «открытием» казачьих земель для иногороднего населения. И если последнее условие так или иначе уже обсуждалось в обществе и во власти, то предложение об освобождении части казаков от службы было несомненно ново и достаточно радикально. Его появление напрямую следует связывать с той частью всеподданнейшего доклада, в которой говорилось об уменьшении наряда казачьих частей на внешнюю службу необходимого для сокращения расходов казны по содержанию казачьих войск. «Соображения…» демонстрируют уверенность в том, что в рамках существующих четырех служебных систем (донской, кубанской, терской и уральской) добиться снижения числа служилых казаков за счет введения их четкой нормы при формировании строевых частей вполне реально. Предложение рассмотреть возможности иностранных систем (ландверной и конскрипционной), думается, было обращено к прочим казачьим войскам, и в первую очередь к оренбургскому, как наиболее крупному из них. Здесь следует обратить внимание на то обстоятельство, что «центральный» комитет окончательный выбор того или иного служебного порядка передает в руки войсковых комитетов. Откуда такое доверие к местным силам, да и еще и в вопросе, по сути являющемся центральным в концепции преобразований? Вероятно, это было следствием освободительного духа, царившего в начале 1860-х годов в общественном мнении и во властных структурах и которому соответствовали казачьи демократические традиции, воспетые в литературе. Такому «романтическому» объяснению можно противопоставить предположение о нежелании в Военном министерстве получить, после волнений среди кубанских казаков, еще один конфликт, но уже потенциально с большим количеством участников. Думается, в «центральном» комитете осознавали радикализм своих планов. Поэтому передачу инициативы на места следует рассматривать как способ сгладить острые углы предложений, озвученных в «Соображениях…», или даже как подтверждение недостаточной решительности со стороны казачьих «реформаторов». Последнее обстоятельство выглядит, на наш взгляд, наиболее адекватным объяснением.