Казачество и власть накануне Великих реформ Александра II. Конец 1850-х – начало 1860-х гг. — страница 6 из 38

без всякого соображения (здесь и далее выделено нами. – Авт.) с историческими правами Дона»76. О «Положении об общественном управлении в казачьих войсках» (1870) С.Г. Сватиков писал как о созданном на основе «общеимперских (крестьянских) норм», часть статей которого «совершенно противоречили исконному праву казачества»77.

Историк утверждал, что властям так и не удалось «раскрепостить» простое казачество, а вот донскому дворянству в этом смысле «посчастливилось» больше. И хотя С.Г. Сватиков не соглашается с официальным утверждением о том, что «закон 1869 года имел для казачьих офицеров и чиновников то же значение, что для дворянства – грамота дворянства (то есть указ 1762 года о вольности дворянства)», но все же, по его мнению, «в царствование Александра II закончился тот процесс уравнения донской старшины в правах с российским офицерством, который начался в 1775 году»78. Важное место в этом процессе, как считал историк, занимал перевод срочных участков земли в полную собственность их владельцев. «Единственная положительная черта» такого перевода заключалась в том, что в дальнейшем казачьи офицеры и чиновники стали получать жалованье и пенсии уже деньгами, а не земельными участками. В остальном же его оценка такого решения земельного вопроса была крайне негативной. С.Г Сватиков пишет о «колоссальном расхищении войсковой общеказачьей земельной собственности», вследствие того что значительная часть офицерских участков «перешла вскоре же в руки иногородних, то есть частных землевладельцев и крестьян, по большей части переселенцев из других губерний». «Таким образом, – по мнению С.Г. Сватикова, – еще туже завязался тот узел аграрных отношений на Дону, который пытались разрубить в эпоху революции „земельным законом Всевеликого Войска Донского" 1 июня 1919 года»79.

Своеобразную интерпретацию в книге получила реформа финансовой сферы войска Донского. С.Г. Сватиков считал войсковые капиталы «не чем иным, как остатком былого государственного бюджета республиканской колонии, сперва независимой, потом автономной». В связи с этим принятое в 1871 году «Положение об управлении общим войсковым капиталом», по которому «деление средств на различные войсковые капиталы было уничтожено, а все они объединены в один общий войсковой капитал, находящийся в исключительном ведении Военного министерства.», объявлялось «следствием постепенного объединения Дона с Россией». Историк был убежден, что таким образом «окончательно уничтожалась финансовая автономия Войска»80. Очередным посягательством на автономию и проявлением «символической» политики для С.Г. Сватикова стало переименование в 1870 году Земли войска Донского в Область войска Донского. Для него данный акт имел «несомненно, определенное политическое значение и вовсе не был обычным и заурядным административным распоряжением»81. В целом же итоги правительственной политики 1860—1870-х годов в отношении донского казачества, по С.Г. Сватикову, оказались неутешительными. По его мнению, «„эпоха великих реформ" принесла Дону в административном отношении лишь ухудшение. Старые исторические права Войска. и права казачества в лице его отдельных граждан были сведены на нет»82.

Несмотря на оригинальные наблюдения С.Г. Сватикова и даже приведенные им новые, прежде неизвестные факты, книга «Россия и Дон (1549–1917)», на наш взгляд, является все же в большей степени политическим продуктом. Изображая казаков жертвой имперской политики самодержавия, С.Г. Сватиков нередко пренебрегал очевидными фактами, свидетельствующими если не об обратном, то, по крайней мере, о неоднозначности такого подхода.

О специфике освещения советской историографией истории казачества второй половины XIX – начала XX века мы уже упоминали. Кроме того, о направленности, качестве и периодизации советских исследований по истории казачества в целом можно получить представление из отдельных современных публикаций83. Поэтому мы сразу перейдем к обзору наиболее важных, с нашей точки зрения, работ советских историков, в которых рассматриваются вопросы правительственной политики 1860—1870-х годов в отношении казачества. Начнем с исследований, посвященных военной истории России, в том числе военным преобразованиям 1860—1870-х годов. Классической работой в этом смысле остается монография известного советского историка П.А. Зайончковского «Военные реформы 1860–1870 годов в России» (1952)84. Небольшой сюжет о реформах в казачьих войсках он начинает с утверждения о том, что «стремления Военного министерства реорганизовать устройство казачьих войск в духе буржуазных преобразований не привели к каким-либо существенным результатам»85. П.А. Зайончковский упоминает о программе реформ в виде «Главных оснований новых войсковых положений» 1862 года86 и приводит из нее объемную цитату с акцентом на идее замены принципа поголовности казачьей воинской повинности на службу «охочих» людей, на свободном входе и выходе из казачьего сословия, на постепенном введении личной поземельной собственности и т. д. Однако, по его мнению, программа «не была реализована из-за противодействия реакционных казачьих элементов, распространявших слухи о стремлении Военного министерства упразднить казачье сословие»87. К числу все же произошедших изменений в казачьих войсках в 1860-х годах П.А. Зайончковский отнес упразднение Новороссийского, Башкирского и Азовского войск и образование Семиреченского войска, а также уменьшение срока службы для Донского, Кубанского и Терского войск. По данным историка, такие меры в итоге привели к «сокращению численности иррегулярных войск (с 1862 по 1869 год приблизительно на 100 тысяч человек, не включая офицеров)»88. П.А. Зайончковский кратко затрагивает вопросы перевооружения в казачьих войсках, в том числе пишет и о низкой огневой подготовке в драгунских и казачьих полках в начале 1870-х годов89. В то же время для подтверждения особенной важности железнодорожного строительства на юго-востоке России он привлекает высказывание военного министра Д.А. Милютина о том, что «именно юго-восток занят многочисленными казачьими населениями, источником лучшей в свете легкой конницы, которая, при нынешнем ведении войны, приобретает особенное значение»90. Центральное место в книге занимает процесс подготовки общеимперского устава о всесословной воинской повинности 1874 года. Наиболее значимое и ценное упоминание о казачестве в этом процессе П.А. Зайончковский делает, отсылая к известной записке Д.А. Милютина «О главных основаниях личной военной повинности» от 7 ноября 1870 года, в которой утверждается, что «казачье сословие должно быть оставлено при своих порядках отправления военной повинности»91. Каких-либо других значимых высказываний о казачестве в книге П.А. Зайончковского больше не имеется. Разбирая источники и литературу по теме, советский историк показывает свое знакомство с многотомными «Историческими очерками деятельности военного управления в России.» и «Столетием Военного министерства»92. В связи с этим возникает вопрос: почему так ничтожно мало он написал о казачестве? Конечно, исчерпывающий ответ на данный вопрос мы вряд ли когда-нибудь получим. Как нам представляется, это произошло по причине слабости историографической традиции в изучении казачества эпохи Великих реформ Александра II.

Данное предположение в полной мере можно применить и к работе другого известного советского специалиста по истории военного дела, русской армии и флота Л.Г. Бескровного. В его монографии «Русская армия и флот в XIX веке» (1973) отмечается лишь то, что с 1862 по 1871 год Военное министерство произвело «радикальную перестройку казачьих войск». Вывод Л.Г. Бескровного, характеризующий изменения среди казачества в указанный период, был также лаконичен: «Итогом преобразований должно было явиться приближение иррегулярных войск к регулярным. В последующие годы этот процесс продолжался. Численный состав казачьих войск был в общем стабильным»93. Широкая постановка военных вопросов в книгах П.А. Зайончковского и Л.Г. Бескровного подразумевает привлечение, прежде всего, общероссийского материала и невозможность равнозначного внимания ко всем аспектам рассматриваемых проблем. Детализация, в нашем случае имеющая отношение к истории казачьих войск, должна была стать уделом скорее конкретно-исторических исследований, выполненных преимущественно на региональном уровне. Их количественное и качественное накопление с одновременной «реабилитацией» внутренней политики царизма как объекта изучения, проводимой П.А. Зайончковским, В.Г. Чернухой и др. в 1970—1980-х годах, могло привести к появлению работ по истории правительственной политики в отношении казачества, в том числе и в эпоху Великих реформ. Однако этого в советский период так и не произошло.

Конечно, было бы неверно утверждать, что в советской историографии не было конкретно-исторических работ казачьей тематики или, как это сложилось в советском краеведении, обобщающих исследований по истории того или иного региона, в котором казаки прежде доминировали или являлись значительной частью среди местного населения, а казачьи властные структуры долгое время заменяли гражданские институты управления. Но их было мало, тем более если говорить о работах, иллюстрирующих взаимоотношения власти и казачества в 1860—1870-х годах. Из того, что все-таки было написано по этому поводу, на наш взгляд, наиболее своеобразной по выводам является книга Н.Л. Янчевского «Разрушение легенды о казачестве» (1931)94. Биографию автора книги, истоки его концепции и влияние на донскую историографическую традицию подробно изучил известный современный историк Н.А. Мининков95. Поэтому мы сразу акцентируем внимание на оценке Н.Л. Янчевским правительственной политики в отношении казачества (донского) во второй половине XIX века. По его мнению, самодержавие было заинтересовано «в сохранении казачества как системы колониальной политики, а также для несения полицейской службы». В связи с этим власти подошли к организации системы управления в казачьих областях таким образом, «чтобы эта вооруженная сила содержалась не только за счет казачества, но и за счет неказачьего населения». Н.Л. Янчевский был убежден в том, что имперское правительство сознательно «создавало условия для перекладывания общественных и военных расходов на „иногороднее" население, путем взимания „посаженной" платы за усадьбу, сдачи в аренду земли и всяких других поборов»