Отряд Чаплица состоял из двух егерских, Павлоградского гусарского, двух казачьих полков и конной роты Арнольди. Чаплиц шел чрезвычайно скоро. Последний переход в 70 верст сделан в сутки, и усталых не было! Только тот поверит сему случаю, кто был свидетелем духа, оживлявшего русские войска в 1812-м году.
Перед рассветом 8-го октября подошли к Слониму. Передовую колонну вел командир конной роты Арнольди, знавший подробно местность города. Ему приказано было подойти скрытно к дому Конопки и окружить его. На заре пробравшись благополучно в город, Арнольди не нашел в нем никакого движения, даже караула у дома Конопки, который в час перед тем, узнав о приближении наших, собрал полк и пошел на Дзенциолы, отправив в Деречин бывших в Слониме жен польских генералов Зайончека и Домбровского и свою, равно полковую казну, в сопровождении 250-ти уланов.
Получа о сем донесение, Чаплиц погнался за Конопкою, а капитана Арнольди послал за казною. Оба поиска кончились удачно. Чаплиц настиг и разбил полк; войска Донского полковник Дячкин ранил пикой Конопку и полонил его. Арнольди рассеял уланов и взял казну, состоявшую из 200.000 франков. Жены польских генералов избежали плена, успев в виду казаков переправиться на пароме, и удержав его за собою на противоположном берегу, от чего дальнейшее преследование их было невозможно.
Вообще в этом набеге взято в плен отрядом Чаплица, кроме Конопки, 13 офицеров и 235 нижних чинов.
Лишившись своего начальника, весь волонтерский полк разбежался, что имело важные последствия и на остальные формирования в Литве. Они приведены были тем в большой страх, что полк Конопки почитался ядром сих скопищ, состоя из офицеров лучших фамилий, и таких, которые в Испанской войне, особенно при осаде Сарагосы, приобрели себе известность и поляками почитались за неодолимых витязей».
Появление отряда Чернышева, адъютанта императора Александра I, привело к большому смятению в Варшаве. Казачьи разъезды появились вблизи польской столицы на берегах Вислы, у Сточек и Гарволина. Армейские партизаны уничтожили неприятельские магазины с провиантом и фуражом в Седлеце, Мендержице, Лукове и Коцке. Часть захваченного продовольствия была отправлена под конвоем в Брест.
При истреблении складов в Лукове огонь перебросился на городские строения, и партизанам пришлось помогать луковчанам тушить нешуточный пожар, грозивший превратить город в пепелище. Чернышев приказал оценить убытки погорельцам, которым были розданы деньги.
…Отечественная война 1812 года на просторах Смоленщины примечательна широким размахом народной войны, народного партизанства. Огромный край, центром которого является древний русский город-крепость на Днепре, словно переживал повторение событий двухвековой давности, то есть злую годину Смутного века начала XVII столетия. Тогда королевская армия Речи Посполитой столкнулась с сильным сопротивлением смоленских партизан-«шишей», в рядах которых было и немало казаков, волей судьбы оказавшихся на Смоленщине.
История Смуты повторялась в «грозу 12-го года». Казачьи партии, рассылаемые командирами армейских летучих отрядов во все стороны, часто становились инициаторами партизанских действий местных крестьян. Вокруг таких легкоконных партий объединялись местные «громленные» мужики, собиравшиеся в деревенские партизанские отряды. Их совместные действия в волостях, на дорогах, которые вели к столбовой Смоленке день изо дня подтачивали силы наполеоновских войск.
Один из мемуаристов описывает такой случай. Отряд из 19 французских кирасир въехал в деревню из одной улицы на фуражировку. Пока мародеры грабили дома, крестьяне завалили чем попало оба выхода из деревни, а потом вместе с несколькими казаками, случайно оказавшимися в тех местах, атаковали кирасиров. Французы поскакали назад, но, нашедши улицу загороженною и увидев приметных для них казаков, полагали себя окруженными и послали к нападавшим «толмача, чтобы просить пардону», на что партизаны согласились. Кирасиры были обезоружены, заперты в бане, отдельно стоявшей, которую крестьяне сожгли.
Подобных примеров история Смоленского края знает много. Не случайно французы и летом, и осенью, и с наступлением зимы чувствовали себя на Смоленщине в крайней опасности. Провиант и фураж ими добывался здесь с боем. Каждая лесная дорога грозила засадой, в которой часто вместе с вооруженными крестьянами врага поджидали и казаки. То есть шла подлинная народная война, устрашающая собой остатки наполеоновских полчищ.
Глава четвертая. От Красного до Немана. «Жалкие арабы Севера» добивают остатки наполеоновских войск. Катастрофа на Березине. Первые рейды в Европу. Финал «грозы 12-го года».
Отступавшая наполеоновская армия спешила к Смоленску в надежде найти здесь теплый кров и отдых, провиант и фураж. Однако смоленский гарнизон и местный комендант Пюибюск находятся в большой тревоге: Смоленщина охвачена партизанской «малой войной», казачьи отряды с большой дерзостью действуют прямо под стенами города. Пюибюск заносит в свой дневник такие записи:
«Собранные мною около города большие стада скота отбиты неприятельскими легкими отрядами…»
«Отряды наших войск, расположенные в окрестностях города, принуждены спасаться от русских разъездов в самом городе…»
«Подвоз продуктов из деревень прекратился, и два наших транспорта с 65 нагруженными фурами и 150 лошадьми у нас отбиты…»
Смоленск не стал надежным убежищем для наводнивших его наполеоновских войск. Город, сильно пострадавший от пожара в ходе Смоленского сражения начала войны, был пуст и небезопасен. Вскоре в его окрестностях появились казачьи партии. С городских высот было хорошо видно, как они бродили по заснеженным холмам, то и дело завязывая перестрелки с теми неприятельскими войсками, которые нашли себе приют под городскими стенами, в предместьях Смоленска.
Казачьи налеты на городские окрестности словно подстегивали неприятеля, так мечтавшего получить хотя бы самый непродолжительный отдых под защитой крепостных стен Смоленска. Но в итоге получилось иное. Все чаще стали случаться и взятие с боя большого числа военнопленных, и сдача добровольная, когда военные люди Бонапарта думали таким образом избежать гибельных ужасов войны.
Однажды среди пленных платовские казаки обнаружили знаменитого итальянского певца Тарквинио, который со всем блеском давал концерты в Московском Кремле. После этого каждый вечер по дороге или на биваках обладатель великолепного сопрано услаждал мелодическим пением досуг казаков, которые иногда «соединяли свои грубые голоса» с голосом Тарквинио. Так прославленный итальянский певец без всяких опасностей для себя, надежно и заботливо охраняемый новыми почитателями своего таланта, добрался до города Вильно.
По Смоленской дороге и дорогам из Смоленска на запад катилась волна бежавшей Великой армии, еще сохранявшей до Березинской переправы видимость организованности. Хотя казачьи партии при налетах на дороги и неприятельские станы все реже и реже встречали ожесточенное сопротивление тех, кто еще не распрощался с личным оружием. Преследователей и после Смоленска продолжало поражать наличие в воинских колоннах людей гражданских, самых разных по своему положению.
Среди беглецов из Москвы оказалась известная французская актриса Фюзи. Она ехала в собственной карете, имела слуг и в начале пути не знала особых печалей. Но когда ее карета оказалась в колонне людей, отставших от своих частей, актриса познала страх перед казаками, которые то и дело совершали набеги на столбовую Смоленскую дорогу. Фюзи обратилась с вопросом к офицеру, который командовал солдатами, окружавшими ее карету:
– Скоро ли мы догоним главный отряд, а то на нас опять нападут казаки?
Офицер, как писала Фюзи, со злобой ответил актрисе, своей соотечественнице:
– Можете быть спокойны, мы никогда его не догоним, так как если нас не захватили этой ночью, то это случится завтра утром, мы не можем этого избегнуть…
Французской актрисе, оставившей после себя интересные мемуары о бегстве из России, сумевшей пережить события у Березинской переправы, откровенно повезло в 12-м году. Оставшись без собственной кареты, она переехала границу в карете престарелого маршала Лефевра, который совершил поистине рыцарский поступок, вернув к жизни замерзающую женщину большим стаканом крепкого кофе и приказав завернуть ее в меха.
По пути к Березине командиры воинских частей корпусов Великой армии, которые еще не растеряли по пути организованность и строй, столкнулись с таким явлением, как повальный страх подчиненных перед казаками. Тем стало казаться, что каждый березовый лесок, встречавшийся у дороги, таит казачью засаду. Если в занятой уцелевшей деревушке ночью загорался дом, то это обязательно приписывалось подкравшимся в ночи казакам. Если у спящего кавалериста ночью уводили его коня, то потерпевший сваливал беду на казака, но не своего безлошадного соседа, неизвестно куда скрывшегося с бивака еще до утра. Мародеров, убитых за грабеж местными крестьянами, называли жертвами все тех же неуловимых казаков.
…Главная русская армия продолжала идти параллельно пути Великой армии. Она под Смоленском, по сути дела, выполнила тот же Тарутинский маневр под Москвой. Прибыв 1 ноября в Щелканово, главнокомандующий отправил на Красненскую дорогу летучие отряды Орлова-Денисова и Ожаровского. Генерал-фельмаршалом М. И. Голенищевым-Кутузовым им ставилась задача разведать то, что творилось на главном пути бегства Бонапарта из российских пределов.
По дороге к Красному, в Пронино, казаки Орлова-Денисова «разогнали разные неприятельские депо, пленив 1300 человек. В той ситуации они сделали еще одно, но более важное дело: была отбита тысяча лошадей, предназначенных для артиллерии и следовавшие в Смоленск, 100 телег с хлебными и винными припасами, а также стадо рогатого скота, предназначенного на провиант смоленскому гарнизону».
В Червонном ночью казаки напали на часть сил Польского корпуса Понятовского, который двигался в Могилев для переформирования. Понятовский, видя, что дорога туда ему отрезана казачьей конницей, возвратился в Смоленск. Генерал-адъютант В. В. Орлов-Денисов отправил в Главную армейскую штаб-квартиру донесение большой важности: вражеские пленные офицеры в один голос утверждали, что император Наполеон имеет твердое намерение не оставаться в Смоленске.