ль охватил их… Вторая линия пруссаков, обманутая дымом, открыла пальбу на первую, после чего произошло ужасное замешательство»[221].
Жестокий бой в центре позиции был решен подходом четырех русских полков из резерва, которые привел граф П.А. Румянцев, и немцы «в наивящем беспорядке свое спасение бегством искать стали»[222].
Последовавшая на русский правый фланг атака прусской кавалерии на итог сражения не повлияла. Немцы сбили Сербский и Венгерский гусарские полки и Чугуевский казачий. Неприятель «с такой фуриею и жестокостью атаковал, что их по малом сопротивлении отступить принудил»[223], некоторые прусские всадники доскакали до русских обозов. Но сил для более решительных действий у пруссаков здесь не было, значительную часть кавалеристов уже перебросили на другой фланг, на помощь принцу Голштинскому.
Но и здесь немцам не повезло. Оказавшись на крайнем левом фланге, донские казаки Серебрякова «с начала боя зорко наблюдали регулярную прусскую конницу, но приступили к более решительным и совершенно своеобразным действиям лишь по выстраивании к бою авангарда»[224].
Увидев концентрацию немецкой кавалерии на их правом фланге, Серебряков со своей тысячной командой казаков обогнул болото у высоты Зитерфельд и «опрометью» поскакал на немцев. До противника было более версты, и казаки лихо и грозно, с гиканьем, преодолели этот путь. Наблюдавшие русские офицеры «думали, что казаки всех их (немцев) дротиками своими переколют». Немцы ждали казачью атаку на месте.
Однако, подскакав, казаки стрельнули по немцам из ружей и поворотили лошадей. По воспоминаниям русского офицера А.Т. Болотова, «сие нам тогда еще было видно, и мы досадовали еще, смотря на худой успех сих негодных воинов». Кавалерия принца Голштинского и Шарлемера «вслед за ними поскакала, и, обскакивая болото, гнала их как овец к нашему фрунту»[225].
Вспомним, что болото было у высоты, а казаки наверняка подняли столбы пыли, так что разгоряченные немцы могли не разглядеть, что бегущие казаки наводят их на развернувшиеся 15 батальонов и готовые к пальбе 40 орудий. «Прусская конница следовала за казаками по пятам, рубила их немилосердным образом» и особо вперед не заглядывала. Скакали немцы эскадрон за эскадроном, и передние закрывали последующим обзор.
Русская пехота расступилась, пропустила казаков и первый гнавшийся за ними немецкий эскадрон, который рассыпался за русской линией, рубя всех, кто попадется. «Пехота тотчас опять сомкнулась, и они (пруссаки) принуждены были погибать наижалостнейшим образом»[226]. Залпы в упор и артиллерийский огонь картечью успех имели «наивожделеннейший». Немецкая кавалерия «опрометью назад обернулась, а вскочившие за наш фронт попали как мышь в западню», казаки обернулись, «встретили и перерубили всех до единого человека»[227]. Согласно «Журналу военных действий», «наша на сем левом крыле позади пехоты поставленная конница, гусары и казаки, выступив, неприятеля с флангов атаковали, большую часть оного на месте побили, а остаток в наивящем беспорядке и скоропостижности в ближний лес и так далее до Велавы бежал»[228]. «Казаки собрали потом чепраки с драгунских лошадей, сняли с них нашитые черные прусские орлы и сделали из них покров на аналой. Покров этот хранится теперь в ризнице Старочеркасского собора…»[229]
Судя по документам и схеме сражения, разгрому подверглись «черные гусары» Рюша, драгуны принца Голштинского, драгуны Шарлемера и частично «желтые гусары» Малаховского.
Кого они били: драгунский полк Шорлемера. 6-й драгунский полк назывался Porzellanregiment («Фарфоровый полк»), так как король Фридрих-Вильгельм выменял его у саксонского курфюрста на коллекцию нефрита и китайского фарфора. В Дрездене выменянная коллекция называлась Dragonervasen[230].
После этой «конфузии» прусская армия скрылась в лесу.
«…Пруссаки во всех местах сперва было порядочно ретироваться начали, но потом, как скоты, без всякого порядка и строя побежали»[231].
Русские войска «при беспрестанной пальбе» прошли вперед 2000 шагов «почти к самому лесу за деревнями Допелк и Удербален, которые во время баталии будучи неприятелем заняты, от наших легких войск сожжены»[232]. В лес Апраксин не пошел, послал лишь Сибильского с тремя драгунскими полками в погоню, но тот немцев догнать не мог.
Видимо, здесь русские впервые увидели огромное количество прусских трупов.
«Весь пологий косогор, на котором стояла и дралась прусская линия, устлан был мертвыми неприятельскими телами, и чудное мы при сем случае увидели. Все они лежали уже, как мать родила, голые, и с них не только чулки и башмаки, но и самые рубашки были содраны. Но кто и когда их сим образом обдирал, того мы никак не понимали, ибо время было чрезвычайно короткое и баталия едва только кончилась. И мы не могли довольно надивиться тому, сколь скоро успели наши погонщики, денщики и люди сие спроворить, и всех побитых пруссаков так обнаготить, что при всяком человеке лежала одна только деревянная из сумы колодка, в которой были патроны, и синяя бумажка, которою они прикрыты были. Сии вещи, видно, никому уже были не надобны, а из прочих вещей не видели мы уже ни одной, так, что даже самые ленты из кос, не стоившие трех денег, были развиты и унесены. Жалкое таковое состояние представляло вам наичувствительнейшее зрелище»[233].
Однако свидетель (А.Т. Болотов) отмечает: «Маленькие и вверх взхохренные усы придавали и самим мертвым (пруссакам) вид страшный и геройский»[234].
Сражение закончилось. Оно продолжалось до 10 часов утра. Убитыми пруссаки потеряли 1818 человек, русские – 1449, ранеными пруссаки – 2214, русские – 4246, однако в госпиталях этих раненых оказалось всего 800 человек[235]. Большие потери понесли русские генералы, из 31 участвовавшего в сражении погибли 3. «Бригадир Капнист был третий из убитых, и оба сии убиты были на нашем левом крыле, в то время, когда пруссаки к нам за фрунт ворвались с своею конницею. Из прочих же наших генералов многие были переранены»[236]. Всего ранения получили 8 русских генералов.
Капнист Василий Петрович (1701–1757), происходил из греческого аристократического рода Капнисос, имел венецианский графский титул; миргородский и киевский полковник Войска Запорожского, с 1750 года – бригадир, командир Изюмского слободского полка.
Победа осталась за русскими, так как они захватили 29 орудий и 600 пленных, которых «до самого вечера со всех сторон и мест» приводили казаки и калмыки. Знамен не захватили, Апраксин объяснял это тем, что немцы с собой в сражение знамен не брали.
Очередным крупным просчетом русского командования был отказ от преследования понесшего потери противника. След немцев потеряли. И в то же время «ряд удачных действий казаков впереди фронта русских вынуждает Малаховского и Рюша отказаться от производства разведок, вследствие чего прусская главная квартира не имела никаких сведений о положении нашей армии»[237].
Только 20 августа отряд Сибильского выделил на преследование 1500 казаков и 100 гусар под командованием Демолина. Казаки и гусары сбили около Бюргенсдорфа 200 прусских кавалеристов и подошли к Велау. Пруссаков там не было. 21 августа Демолин перебрался на правый берег Прегеля и вел там разведку до 27 августа.
Русская армия 20 и 21 августа оставалась на месте.
Левальд ушел на правый берег и остановился у Петерсдорфа, и 20 августа путь русским на Кенигсберг оставался открыт. Но 21 августа Левальд вернулся в Велау и ждал русских, прикрывшись рекой Алле.
22 августа на Велау был выслан казачий отряд, который остановился в 5 верстах и наблюдал за немцами.
В ночь с 24 на 25 августа случилась новая тревога. Позже «узнали, что сей крик и стрельба сделалась не на нашей стороне и не от наших передовых, а влеве, за рекою, и наутро проведали, что тревогу сию учинили наши калмыки, из коих несколько человек, переплыв чрез реку, напали на стоявший за рекою неприятельский бекет и, разбив оный, привезли с собою несколько человек пленных»[238].
25 августа русская армия подошла к Алленбургу и заняла окрестности. На левый берег Алле, где показалась прусская кавалерия, были высланы казаки Краснощекова, к Фридланду – казаки полковника Серебрякова. Разведка донесла, что пруссаки готовятся к сражения у Велау.
Уход из Восточной Пруссии
27 августа военный совет при Апраксине рассмотрел ситуацию. Было заявлено, что к немцам из Кенигсберга подошли подкрепления, а мы свои потери в последнем сражении возместить не можем. Немцы стоят в крепких местах, прикрытые лесами. Атаковать их – большой риск. Время работает на них. Для русской армии лучше занять Либаву и подвозить подкрепления флотом или захватить конницей Кенигсберг, где много припасов. Совет принял решение отступать к Тильзиту и, укрепившись там, организовать подвоз припасов для дальнейшей кампании. Исследователи считают, что «истинной причиной отступления Апраксина было опасение изменения внешней политики России ввиду ожидавшейся смерти заболевшей императрицы»