[359]. Крещеные калмыки служили в Чугуевском казачьем полку. Видимо, из этого полка и был этот избиваемый пленный.
6 августа Краснощеков с казаками вплавь перебрался через Одер «в Бранденбургию», захватил там 1500 голов скота и 150 лошадей. На Одере казаки тормознули 3 барки с 40 бочками муки и на этих барках стали переправлять награбленное и реквизированное.
7-го числа Краснощеков снова послал вплавь за Одер 200 казаков и калмыков, чтоб захватили языка. Казаки взяли трех гусар.
7 августа полковник Щетнев с 3 батальонами и командой казаков захватил каменный мост у Шведта. Непосредственно к мосту был откомандирован майор Штрик с 500 солдатами и 90 казаками. Казаки расчистили фронт от прусских гусарских разъездов, а майор Шрик с 3 русскими батальонами пошел прямо на мост и взял его.
10 августа Штофельн с донскими казаками Дячкина и чугуевцами организовал оборону Шведта и от Шведта до Кюстрина растянул посты из драгун и казаков.
11 августа Краснощеков повторил набег за Одер, захватил 2000 голов скота и 250 лошадей, половина из которых годились для кавалерийской службы. Часть донцов так и остались на левом берегу Одера с целью разведки.
Этот набег казаки провели уже «сверх программы». 10 августа Фридрих II прибыл в сожженный Кюстрин и провел рекогносцировку. Русские посты на противоположном берегу были предельно растянуты, их резервы стояли далеко на флангах. «Гусары привели ему двенадцать пленных казаков, которых ему впервые пришлось увидеть; удивляясь их внешности и ободранному платью, он заметил, обращаясь к майору гвардии Веделю: “Вот видите, с какой сволочью мне приходится сражаться”»[360].
Русские узнали о прибытии короля в Кюстрин по усилившейся артиллерийской стрельбе – «а как он в Кистрин прибыл, то с крепости началась чрезвычайная стрелба, по чему мы и узнали, что сам король присудствует. И так жестока, что он, бросая бомбы, не пожалел форштата, и все строение зажег для тово, чтоб мы были открыты»[361].
Король отдал приказ искать место для переправы. Интересно, что, «отдав приказ о неизбежной теперь битве, он вместе с тем написал и свое завещание»[362].
Цорндорф
Название места будущего сражения – Zorndorf – переводится как «деревня гнева», и место оправдало свое название.
Еще 10 августа донцы открыли большое движение немцев вниз по Одеру и вычислили лагерь, разбитый за лесом напротив понтонного моста.
В ночь с 11 на 12 августа пруссаки начали переправу у Гюстенбиза на лодках и понтонах. В первом эшелоне двигались гусары Малаховского и с ними король Фридрих. Малаховский занял деревню Клоссова, прусская пехота развернулась полукругом вокруг селения Циленциг.
Казаки заметили переправу и донесли, что линия постов прорвана.
Фермор 12 августа послал проверить сербских гусар майора Текелли. Те донесли, что 55 тысяч пруссаков стоят при Цилене.
14 августа, уже в день сражения под Цорндорфом, Фермор получил полный удивления рапорт Румянцева из лагеря при д. Гаукренах:
«Сей ночи во втором на десять часу от полковника Хомутова прислан рапорт к господину генерал-квартирмейстеру фон-Штофельну с уведомлением о переходе немалого неприятельского корпуса чрез Одер при местечке Гюстебизе, которое он, г. полковник, получил от взятых им в плен одного мушкатера и фу[рштата] Доновского полку. Я никогда оному веры б дать не хотел, если [бы] очевидно и изустно от сих пленных получил того в подтверждение, что заподлинно вся армия, исключая нескольких баталионов гренадеров, оставленных при Кюстрине, под предводительством самого короля, на сделанном из водяных суден мосте на сию сторону под вышеписанным местечком переправилась и путь свой вверх по Одеру для нападения на армию нашу взяла»[363].
Кого они били: Доновский полк. Пехотный полк графа фон Дона № 16[364].
На рассвете 14 августа бригадир Берг из корпуса Румянцева с 12 эскадронами регулярной кавалерии, 2 эскадронами гусар Венгерского полка и 200 чугуевцев был послан к обнаруженному мосту, в 6 пополудни вышел к Гюстенбизе, «стоящих при тет-де-понте, у сделанных батарей неприятельских, двух пехотных батальонов, 3-х эскадронов конницы и 2-х эскадронов гусар атаковал, с места сбил и к ретираде принудил; чрез первой мост прогнал и 30 человек в полон взял. Но наступившая ночь и темнота его от дальнейших прогрессов удержала»[365].
Но захват места переправы уже не влиял на ход операции. Фридрих отвел свои войска и развернул их в стороне. И Румянцев отозвал Берга назад.
Фермор снял осаду с Кюстрина и отступил 11 августа на северо-восток к Цорндорфу, имея под рукой Броуна с Обсервационным корпусом (9143 человека, 116 орудий), 1-ю и 2-ю дивизии. Дивизия Румянцева (15 эскадронов, 8 полков пехоты, всего 11 854 человека и 11 орудий) прикрывала переправы на Одере у Шведта, в нескольких десятках верст от Цорндорфа. Еще 1000 казаков были под командой Штофельна и содержали посты от Шведта до Кюстрина. Четко налаженной связи между армией и отдельными корпусами не было, иначе Румянцев был бы вызван к Цорндорфу. И отсюда сомнения «в рассуждении расставленной казачьей почты»[366], которую, несомненно, старались создать. Еще 2000 казаков Данилы Ефремова были на пути к Ландсбергу, в день боя они достигли Гросс-Камина и с утра подраться не успели.
Непосредственно в день боя Фермор имел 42 590 человек и 240 орудий. Фридрих противопоставил ему 22 800 пехотинцев, 9960 кавалеристов и 116 орудий, всего – 32 760 человек. Фермор же считал, что пруссаков на поле боя может быть от 45 до 60 тысяч.
Клаузевиц назвал Цорндорф «самым странным сражением Семилетней войны».
Ясно было, что Фридрих решил покончить с русской армией, опираясь на превосходство своей кавалерии (83 эскадрона против 21), Фермор же делал ставку на мощь русской артиллерии (250 орудий, из них значительная часть новых, против 116).
Пастор Таге вспоминал: «При всем мужестве, недоставало сил равнодушно ожидать сражения, ибо известно было, как оба войска были озлоблены одно против другого. Разрушение Кюстрина должно было только усилить ожесточение пруссаков. Действительно, мы после узнали, что король перед началом сражения велел не давать пощады ни одному русскому»[367].
С севера место боя прикрывала болотистая река Митчель, с запада – Одер, на юге было болотистое устье впадающей в Одер реки Варты, на востоке – верховье реки Митчель. Вся эта территория была покрыта лесами с обширным полем посредине, где и встала русская армия.
М.А. Муравьев вспоминал, что «под тем местом был ручей весма топкой и вязкой. И как неприятель перешед чрез реку, то мы и думали ево атаковать». То есть думали дождаться, когда пруссаки полезут через топкий ручей, и тогда ударить по ним. Исходя из этого, «поставлена была первая линия в ордер де баталии к оному вязкому ручью и болоту лицом, а другая линия в паралель, и зделан был паралеллограм. В средине ж того паралеллограма конные полки таким образом, как прежде воевали с турком». Но пруссаки не полезли в лоб, а стали обходить русскую позицию, «а в самой вечер шол неприятель мимо нас и с нашими гусарами был у него перестрел»[368].
13 августа до полудня прусская армия отдыхала, в час дня авангард (8 батальонов и 2 драгунских полка) восстановил разрушенный казаками мост через речку Митчель и перешел на левый берег. В 2 часа пополудни за авангардом двинулась вся армия. На левом берегу Митчеля прусская армия заночевала.
Русские перестраивались до 3 часов ночи, фактически поворачивались кругом и образовали «неизрядно построенное каре в форме флеши с широким левым и узким правым фасом». Перед рассветом стало известно, что пруссаки пошли в обход, заходят с тыла, и атака будет не с юга, а с севера. «Легкие войска наблюдали это движение и перестреливались, с коня, с легкою же прусской конницей»[369].
Фермор приказал сделать еще одно перестроение, гусарам и казакам зажечь Цорндорф и оставаться на флангах. «Новая позиция русских не выдерживала никакой критики»[370]. Она пересекалась ручьями поперек, дивизии оказались разделены.
Наполеон прокомментировал эти события следующим образом: «В маневрировании русских войск поражает чрезвычайная медлительность, с какой они производили свои движения. В день Цорндорфского сражения они построились прямоугольником, наибольшая сторона которого была в тысячу туазов; это боевой порядок, обрекающий на бездействие половину войск»[371].
Фридрих II, делая ставку на свою кавалерию, развернул ее на флангах, но отнюдь неравномерно. 12 эскадронов гусар он поставил на правом фланге, 71 эскадрон – на левом. Конницей здесь командовал Зейдлиц. 56 эскадронов он развернул в 1-й линии, 15 эскадронов – во второй. Во 2-й линии оказались кирасирские полки Фридриха и принца Прусского и карабинеры.
М.А. Муравьев вспоминал: «Когда ж уже стал неприятель приближаться, то от нашей стороны началась стрельба из единорогов. А между тем от них нарочно пущено было пара лошадей с ящиком однем, в коем были снаряды орудия и сами лошеди запряженныя бежали прямо в армию, фурман с помянутыми снарядами засженной. Тогда от нас стреляли по них и застрелили, и тем то и окончилось»[372]. То есть перед атакой пруссаки пустили на русских пару лошадей, запряженных в горящий снарядный ящик, но этот своеобразный «брандер» был расстрелян на подходе.