.
16 августа русские войска перебрались в Гросс-Камин. Во время марша туда русская кавалерия составляла арьергард, «а казаки левую сторону прикрывали и имели с неприятельскими гусарами небольшие сражения»[395]. Фермор докладывал, что армия отступала, построившись в каре. Артиллерию, свою и трофейную, «везли солдаты за неимением достаточной упряжки на себе, а раненых [везли] казаки в тороках и на заводных лошадях»[396]. Армия много потеряла. В пехотных полках налицо оставалось по 500 человек. Форпосты держали казаки Ефремова и гусары Стоянова.
18 августа подсчитали потери.
Русские потеряли 10 886 убитыми и 12 788 ранеными. Наибольшие потери понес недавно сформированный Обсервационный корпус – 7456 человек из 9143. Архенгольц писал, что «многие тяжело раненые русские, лежавшие беспомощно на поле битвы, были брошены в ямы и зарыты вместе с мертвыми»[397].
Однако в строю после сражения остались 30 331 человек. Получается, что тяжелораненых, выбывших из строя, было всего 1733. Остальные раненые, видимо, пострадали от прусских сабель, когда русская пехота дралась с прусской кавалерией. А немцы известно какие рубаки…
Русские потеряли 85 полковых пушек и 11 знамен. 3000 человек попали в плен. Фермор жаловался, что солдаты Обсервационного корпуса во время сражения были пьяны.
Большие потери оказались среди командного состава. Ранения получили 11 генералов, в плен попали 5 генералов (из них 4 – из Обсервационного корпуса), невредимыми после сражения остались 5 генералов (1 из Обсервационного корпуса). Офицеров убитых и раненых 450. В плен попали 3 командира полка и 52 офицера.
Интересно, что больше половины офицеров, попавших в плен, носили немецкие фамилии.
Видно, русские оказались более неприхотливыми.
Казаки и их потери в сведениях, подготовленных по всей армии, не указаны[398].
Прусская армия потеряла убитыми и ранеными 11 385 человек, 26 орудий, 2 штандарта и 8 знамен. В плен попало 1500 человек. По сведениям разведки, были убиты генералы Фрайдевинь и Зитен, ранены Форкаде, Бюлов и Малаховский[399].
После боя из прусской армии дезертировали еще 1000 солдат[400].
Русская армия отступила в Гросс-Камин. Фермор приказал всем частям собираться у Ландсберга. К Румянцеву 16 августа был послан поручик Россин с рекомендацией идти туда же. («Послан ордер к генералу-порутчику графу Румянцову, с его дивизиею для соединения с армиею к Ландсбергу следовать…»)[401]. И к Румянцеву направили 1000 казаков из только что подошедшей команды Ефремова. «Король только смотрел на все его (Фермора) движения: он потерпел такой урон, что не мог противодействовать отступлению русских»[402].
22 августа (2 сентября) Фридрих, взяв с собой 15 батальонов и 35 эскадронов, направился в Саксонию, приказав генералу Дона с оставшейся армией следовать за русскими.
22 августа русская армия собралась в Ландсберге и оставалась там до 9 сентября. Туда же из-под Шведта подошел Чугуевский полк. 23 августа Фермор написал императрице, что в армии около 40 тысяч, «кроме гусар и казаков, которых число людей верно показать нельзя, затем, что ото дня в день разбежавшиеся по лесам люди к своим полкам возвращаются, но, исподволь исправившись, верный рапорт всеподданнейше прислать не премину»[403]. Создается впечатление, что по лесам разбегались именно гусары и казаки.
Получив реляции из армии, Елизавета Петровна 2 сентября издала указ, в котором между прочим пеняла, что некоторые солдаты «командирам ослушны явились и в то время за мерзкое пьянство принялись, когда их долг, присяга и любовь к отечеству кровь свою проливать обязывала»[404].
Продолжение кампании 1758 года
Период нахождения армии в Ландсберге отмечался «небольшими набегами казаков в район расположения прусских войск, особенно с целью захвата лошадей, в которых армия нуждалась»[405]. Все гусарские эскадроны объединили под командованием полковника Зорича. Лишь 500 гусар Грузинского полка остались при главной квартире.
Как и раньше вставал вопрос о конском составе. На 31 августа 1758 года в четырех гусарских полках числились 2823 человека, из них строевых – 2543, лошадей – 2479. В Чугуевском казачьем полку числился 501 человек, строевых – 476, лошадей – 709. А в трех драгунских – 777 человек, из них строевых – 531, а лошадей всего – 270[406].
Фридрих после сражения отступил в Силезию. Наблюдать за русской армией он оставил графа Дона с 21 батальоном и 35 эскадронами.
Из Ландсберга сразу же были отправлены по всем направлениям отряды легкой кавалерии. 24 августа майор Гаудринген и капитан Шельтинг двинулись по левому берегу Варты собирать контрибуцию и искать связь с австрийцами. В их отряд входили 1000 казаков Дячкина и Бобрикова и два эскадрона гусар майора Фудера. Отряд Зорича – 1000 гусар и 1000 казаков был двинут по правому берегу Варты «для учинения поиска в тылу неприятеля»[407]. Отряд Лощилина – 500 казаков и 50 гусар – направился в Дризен, чтобы охранять левый берег Варты и охранять сообщения с тылом.
Бобриков Максим был доверенным лицом Данилы Ефремова. Как писал о нем Данила Ефремов, Бобриков «при мне с малых ево лет… служил без всякого ево пороку добропорядочно». В 1730 году он упоминается в «калмыцкой комиссии», которую возглавлял известный старшина Кирсан Гаврилов. В 1731 году Бобриков оказался замешанным в разборки донской верхушки. Пока Данила Ефремов служил в Низовом корпусе, войсковой круг в 1731 году вынес решение сломать построенную Ефремовым на речке Аксае мельницу, построенную без разрешения круга. Но Бобриков и еще два сообщника мельницу ломать не дали. Конфликт тянулся до 1733 года. Данилу Ефремова за «предерзость и противление» войску и необоснованную жалобу на войскового атамана А.И. Лопатина и на старшин войсковой круг разжаловал в рядовые казаки «до выслуги», а трех сообщников, в том числе Максима Бобрикова, били на круге плетью.
Однако Данила Ефремов делал ставку не на вечевые ценности, а на царскую власть, и власть это видела. Презрев решение круга, Военная коллегия назначила Ефремова в 1734 году походным атаманом в Низовой корпус, а Бобриков воссиял там же в должности походного старшины. Впоследствии Ефремов писал, что Бобриков, «будучи во многих службах, походах и в партиях, нимало живота своего не щадя, обращался со всею ево усердною ревностию и над неприятелем чинил знатные поиски».
В 1738 году Данила Ефремов был пожалован в войсковые атаманы, и Бобриков сразу же в 1740 году был избран войсковым есаулом, а в 1741 году, сдав должность войскового есаула, был произведен войском в старшины. В 1747 году он во главе особой команды был отправлен «для рассмотрения по Кубанской стороне межевых граней», то есть проверял правильность границы Дона и кубанских татар.
Однако в 1754 году Бобриков «набедился» – с группой казаков участвовал в тайном провозе товаров из Крыма в Черкасск без уплаты пошлины, т. е. занимался контрабандой. В 1755 году он был арестован и находился под следствием. Однако Военная коллегия разрешила до указа отдать его на поруки. В 1757 году велено было Бобрикова, лишив старшинского чина и написав в рядовые казаки, наказать в войсковом кругу насеками, и 31 августа Бобрикова на круге наказали насеками, но саблю ему вернули.
Ефремов Бобрикова не бросил. Собирая команду в Пруссию, он взял Бобрикова с собой. 7 марта 1758 года он писал в Военную коллегию, что Бобриков «в службе быть весьма потребен», а потому определен полковником в 3-тысячную команду, выступающую в Пруссию. Что касается утайки товаров, «и то от него произошло по одной ево (как он человек, грамоты не знающей) простоты». Ефремов просил коллегию вернуть Бобрикову чин старшины, поскольку тот и так «довольно штраф претерпел». Вот так Максим Бобриков попал в Пруссию командиром полка. Впрочем, коллегия к 1759 году разобралась и распорядилась Ефремову писать объяснительную, а Бобрикову по-прежнему быть рядовым казаком.
Ничего страшного. В 1764 году Бобриков уже числился походным атаманом на Царицынской линии, а в январе 1765 вновь был полковником и командовал полком[408].
Поиски связи с австрийцами успехом не увенчались. Тогда особый отряд был послан искать связь со шведами. Полковник Булацель во главе 500 гусар, 300 чугуевских казаков и 200 донских отправился опять к Шведту. Во время похода он обнаружил пруссаков у Блумберга, о шведах же сведений не было. Впоследствии узнали, что они ушли к Стральзунду.
Агентурная разведка доносила о боях австрийцев и пруссаков у Дрездена и о том, что граф Дона получил приказ короля прикрывать Кюстрин (на что ему выделено 15 тысяч солдат).
Конференция приказала на будущее: зимние квартиры армии устроить по Одеру, взять город Кольберг в Померании и разбить войска графа Дона.
Не ожидая нового нападения со стороны Фридриха II, русская армия 9 сентября выступила к Старгарду, «прикрывая себя с левой стороны легкими войсками», чтоб неприятель не мог покуситься на армию на марше и чтоб «известие о нашем походе ему заранее получить способа не было»[409]. 15 сентября генерал-провиантмейстер Диц с Рязанским конно-гренадерским полком и 300 казаков вошел в Старгард «для расписания хлеба и денежной контрибуции»