Но тем не менее. Но тем не менее, они его делят. До поры. До поры до времени.
Маринку сильно обижало то обстоятельство, что Мишка не проводил с нею выходных. Поэтому она и не любила выходные.
Он позвонит на неделе, — я зайду? А на нее бывает, словно найдет злость какая то, — ну что все только у меня, да у меня на квартире? А он так наивно, — а где еще?
Где еще?
А разве нельзя поехать в воскресенье на речку на шашлыки с друзьями?
Нет. Нельзя.
Потому что у него Галя, а у Гали папа — начальник милиции.
И все их нечастые прогулки совершались только по будним дням.
И то, к какой неслыханной конспирации приходилось при этом прибегать!
Вот решили они поехать на пикник. Без друзей, разумеется. Вдвоем, чтобы только дома не сидеть.
Маринка заранее все приготовила. Полную эмалированную кастрюльку парной баранины с базара настрогала в вине с луком и перчиком. Бутылочку красного прикупила. Все это в багажник.
А Мишка — налегке. Отъехал только от города по Ростовскому шоссе до Рыбхоза на автобусе, сошел на безлюдной остановке и ждал ее там, покуривая.
Недолго ждал — Маринка девушка пунктуальная.
Недолго думая, поехали на рыбхозовские пруды. Машину мордой в посадку, дверцы нараспашку — пускай проветривается, музыку погромче, чтобы было сердцу веселей.
Мишка костерок сообразил, а она аккуратно на белой клеенке праздничную трапезу сервировала. Салатик «оливье» в пластмассовых коробочках, помидорчики, огурчики, хлебушек…
— Купаться будем?
— Я нет.
— А я искупнусь.
Он стянул через голову джинсовую рубаху, спустил черные джинсы, тяжелые от лежащего в кармане табельного «макарова», медлительными движениями поправил плавки на плоском животе.
И — и — и бух! С бетонной плиты в воду.
— Раз, два, три, четыре…. пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, — про себя считала Марина.
Вынырнул аж на середине. Громко стал отплевываться, фыркал, будто барбос… Потом стал саженками махать к берегу.
У Маринки от солнечной ряби на воде заслепило глаза.
Он вылез, и принялся дурашливо стряхивать на нее капли обильно стекавшей с него влаги.
— Ну что, дурачок что ли, в самом деле? Не приятно!
— Ха-ха-ха!
Потом он зажмурив глаза лежал кверху пузом на теплой бетонной плите, а она наклонив голову на бочек, длинной травинкой щекотала ему за ухом. Мишка корчил гримаски, дергал плечом, но руки ее не отводил, а она любовалась его лицом, грудью, плечами… Всем таким любимым…
Нет! Не хочет она его делить с Галей. Не хочет.
Не такая она — Маринка, чтобы довольствоваться малым.
И ребенка она хочет. Очень.
Не открывая глаз, он протянул руку, и его сухая шершавая ладонь уверенно легла туда, куда она всегда ложилась в их сокровенные минутки.
— Мишка!
— Угу!
— Мишка!
И не контролируя своих чувств, она как безумная орала в его объятиях, на заднем сиденье подаренной Русланом вишневой «восьмерки».
— Что уставились? А ну, брысь отсюда!
Двое совсем мелких пацанов застыв, как в столбняке, смотрели на голых дяденьку и тетеньку в машине.
В руках у пацанов были удочки… Рыбку пришли на пруд половить, а тут…
— А ну, брысь!
И Мишка для убедительности, достал вдруг своего «макара».
— Ты че, дурак? — испугалась Маринка, машинально прикрывая руками голую грудь.
Пацаны прыснули в посадку, только ветки затрещали.
— Ты ей богу — дурак! Они теперь побегут в рыбсовхоз и там скажут, что в посадке машина с вооруженным бандитом. Ума у тебя — ну никакого нет!
— Зато ты умная, орала, громче магнитофона…
Маринка молча натянула платье, поправила бретельки, и вдруг разревелась.
— Ты чего?
— А вот ничего!
— Маринк!
— Все… Поедем, собирайся.
— Да ты чего, а шашлык? Еще шашлык не жарили…
— Жри сам свой шашлык, с Галей со своей!
Марина высадила его на автобусной остановке. Откуда взяла…
— Что? Обиделась? В самом деле что ли?
Она, не отвечая, наклонилась из-за руля, протянула руку и прихлопнула дверь. Включила передачу и поехала. А он остался на остановке, глядя ей вслед.
Срывая злость, дала по газам, разогналась по пустынному шоссе до ста тридцати, так, что аж самой страшно стало. Вот разобьюсь теперь — всем назло! Пусть он обо мне поплачет.
И как Галочка, наверное, обрадуется, и тесть его — дядя Петя, тоже…
А Юлька? А Сережка?
И ножка ее медленно сбросила газ. И стрелка спидометра побежала по кругу налево.
Она развернула машину и поехала назад.
На остановке кроме Мишки стояла еще баба какая то в цветастом платке с двумя большими пятилитровыми бидонами.
А вдали на переломе шоссе уже показался автобус.
Она лихо развернулась. Протянула руку к дверце.
— Ну что встал? Садись, дурачок…
А Галя нянькалась с маленьким Петенькой. Петром Михалычем. И вечером, купая его в ванночке, плакала, что вместе с ней не купает маленького его отец — Мишка Коростелев.
А Мишка Коростелев, как минутка высвободится — так сразу к заветному дому на улице Ворошилова.
А Марина…
Мужнин бутылочно — зеленый «черроке» все еще стоял на милицейском дворе, как вещдок. Менты все ходили мимо — облизывались — «продай, хозяйка». А хозяйка продала вишневую «восьмерку» — подарок Руслана и купила в Ростове «мерседес». Почти что новый — годовалый, если верить документам. А заодно, посетила в Ростове и дорогую поликлинику.
Беременна!
Вот как!
Сказали, через месяц приеду, они и пол ребенка точно скажут…
Вот так!
Только не решилась пока говорить об этом Мишке. Что б не наделал делов. Но зато с удвоенным напором занялась стройкой. Гоняла эту новую бригаду молдаван как сидоровых коз. Денег не жалела, и побивая все нормы, каменщики выдавали ей на гора по десять кубометров кирпичной кладки в смену — только материалы подвози!
Уж и мебель в Ростове приглядела. И финский гарнитур для большой гостиной, и итальянскую спальню.
По дороге же из Ростова и встретила как то Димку Заманского. Подрулила к заправке на своем беленьком «мерседесе», встала к единственной колонке с девяносто седьмым бензином, а сзади к ней в хвост уже чья то темно-серая бэ-эм-вэ пристроилась.
Димка! Такой картинный красавец из гангстерского кино. Черная с проседью бородка, длинные волосы схвачены на затылке в конский хвост, золотая сережка в ухе, и темно-серый костюм на всю тысячу долларов — не ниже как от Армани…
— Что тут за драндулеты — ведра с гайками, загораживают проезд, мешают заправиться?
Стоит, улыбается.
— Не улыбайся, я не скажу тебе, что рада видеть
— Ну в чашечке кофе со мной за компанию не откажешь?
Отогнали свои авто на площадку, сели под тентом маленького кафе, кстати, тоже принадлежавшего Руслану.
— Ну, как живешь, Мариночка?
— Живу.
— Видел твой дом. Хороший дом получается. Красивый. Я таких три собираюсь построить — в Греции, под Москвой и здесь, только не в Новочеркесске, а у воды, может на Тереке, может на Кубани, может на Дону, а может и в Сочи.
— Зачем тебе три?
— Чтоб каждые четыре месяца мы с тобой меняли среду обитания.
— Мы с тобой?
— Мы с тобой.
— Это интересно.
— А! Интересно, значит?
— Не в том смысле, в каком ты думаешь.
— С универмагом больше не наезжают?
— Отстали
— А почему?
— Не знаю, Мишка говорит, потому что Руслан теперь другими делами занят.
— Мишка говорит?
— Да, представь себе. Мой любовник Миша Коростелев.
— А почему Руслан другими делами занят, твой любовник тебе не говорил?
— Потому что война, поэтому, наверное.
— Ах, наверное! Так вот, что я тебе скажу, ни твой лейтенантик, или кто он там в ментовской, ни его тесть, никогда бы тебя от Руслана, от его бульдожей хватки — не отбили, кабы не один несчастный человек.
— И кто этот несчастный?
— Сидит перед тобой.
— Так это, значит, тебя я должна благодарить?
— Ну не благодарить…
— А сделать несчастного — счастливым?
— Марина!
— Я не для того обрела свободу, чтобы делать себя зависимой. Я свободна и счастлива. Хочу — люблю! Хочу — рожу!
— Значит, нет?
— Значит, нет…
8.
Личные грехи бьют по самым близким. Переходят на самых невинных. Виноватых только лишь в том, что они близкие грешника…
Юльку похитили! Юльку то за что?
Марина начала волноваться часа в три — в четыре. Обычно, Юлька приходила из школы сама и занималась обедом. У них так со смерти папы повелось, что кормила всех — и Марину и Сережку — она, их хозяюшка маленькая. А тут уже было и три часа, и четыре, и пять. Марина сама на скорую руку сварганила Сережке яичницу с помидорами, сварила себе кофе.
Где Юлька задержалась? С подругами?
Набрала номер, позвонила в школу — прямо Офелии в ее канцелярию. Нет, не видала Юлечки. С утра не видала.
Как так? В школе ее не было?
В шесть вечера Маринка не выдержала, вскочила в свой «мерседес» и поехала по Юлькиным подружкам. К Люсе Мухиной — та в полном недоумении, не видала сегодня Юлю, сама хотела зайти поинтересоваться, не заболела ли?
Тут у Марины просто ноги подкосились.
Юлька!
Где?
Не помня себя, рванула в городское управление милиции. Мимо дежурного — прямо по лестнице на второй этаж, туда где Мишка сидит. Столкнулась нос к носу с Маховецким, едва его с ног не сшибла.
Петр Трофимович как то насупился, и выпалил со злобой, — совсем ты стыд потеряла, куда бежишь?
Мишка был в кабинете оперов один.
— Юлька пропала!
— Как?
— Нет ее нигде.
Едва — едва успокоив, все время опасливо при этом поглядывая на дверь кабинета, как бы Маховецкий не зашел, да не увидел, как он поглаживает Марину по спине, Миша уговорил ее поехать домой.
— Сиди на телефоне, искать — это наша работа. Езжай до дому, и не реви — найдем.
Поехала, не различая дороги.
Дома Юльки нет. Только Серега сидит, словно змеей ужаленный.