[71]. В таких условиях знаменитое постановление ЦК ВКП(б) от 17 сентября 1932 года, разрешавшее казахским хозяйствам владеть до 100 голов овец, до 10 голов крупнорогатого скота, до 5 верблюдов и до 10 табунных лошадей[72], фактически означало разрешение кочевать.
Почему не было таких массовых обращений в союзные органы советской власти, да хоть к тому же тов. Калинину, который выступал всесоюзной «жалобной книгой»? Надо так понимать, что казахи были такими робкими и безынициативными, что даже перед лицом неминуемой голодной смерти не решились написать письмо в Москву? Разве лучше помереть с голоду, чем обратиться за защитой своих прав? Ведь миф о «казгеноциде» именно это и утверждает, если говорить по существу.
То есть нам рассказывают легенду, в которой обе стороны действуют без веского для себя мотива, что явно указывает на ее выдуманный характер. Можно предполагать, что эта выдуманная и оскорбительная по существу, но вызывающая сильные эмоции легенда творцам и пропагандистам мифа о «казгеноциде» нужна для чего-то очень важного, например, чтобы скрыть какую-то правду. Скрыть так хорошо, чтобы не возникало желания ее искать. Можно прикинуть, насколько эта правда мерзкая и вонючая, что ради ее сокрытия стоило объявить целый народ жалкими трусами, не способными никак за себя постоять, ни оружием, ни пером, и это воспринималось как ощутимо меньшее зло.
Глава третья. Об ужасных и опустошительных скотозаготовках
Чтобы свалить миф о «казгеноциде», нужно эту скрываемую правду обнаружить и хотя бы в общих чертах описать. Без этого вряд ли можно рассчитывать на успех, поскольку «казгеноцид» сегодня является чуть ли не единственным объяснением того, что происходило в Казахстане в 1929–1934 годах.
Можно выделить три основные версии того, что происходило во время коллективизации в Казахстане и почему это произошло. Версия первая, собственно «казгеноцид», то есть сознательное изъятие скота с целью вызвать голод и гибель. Версия вторая, советская, впервые изложенная еще тов. Мирзояном, что продовольственные затруднения случились из-за неумеренного, чрезмерного изъятия скота в заготовки и вообще из-за чрезмерной ретивости уполномоченных. «Голодоморщики» тоже об этом говорят, не указывая, правда, что это официальное объяснение Казкрайкома ВКП(б) парторганизации Казахстана. Наконец, версия третья, которой я придерживался в своей предыдущей работе по истории голода в Казахстане, что это была хозяйственная катастрофа, разразившаяся непреднамеренно, в силу серьезных изъянов в планировании развития сельского хозяйства в КАССР и ретивости в их исполнении.
Как видим, все три уже существующие версии смыкаются друг с другом и представляют собой, по существу, лишь различные толкования одного и того же отправного факта: изъятия скота при коллективизации и оседании. Даже если отрицать геноцид как таковой и вообще спланированный характер этой акции, то все равно оспорить изъятие скота у казахов и гибельные последствия этого будто бы не получается. По этой причине создатели мифа о «казгеноциде» врали настолько свободно и вдохновенно, а за ними повторяли их последователи. Они-то прекрасно понимали, что по существу ничем не рискуют и главного тезиса их опровергнуть нельзя. Можно сколько угодно отвергать и отрицать геноцид казахов, но вот по поводу изъятия скота что вы скажете? Вот то-то и оно! Раз так, то называть изъятие скота и последовавший за ним голод геноцидом или нет — это лишь вопрос вкуса.
В материалах к VIII Всеказакской партконференции неумеренные скотозаготовки были объявлены главной причиной всех постигших КАССР бед. Процитируем, чтобы не быть голословными: «В скотозаготовках 1931–32 г., одновременным проведением сплошной коллективизации в казакских кочевых и полукочевых районах, преломились все ошибки и извращения, допущенные прежним партийным руководством края, чему был дан исчерпывающий анализ решениями VI пленума краевого комитета партии»[73].
И немного далее: «Вся неосновательность, антигосударственный характер вывода, что причины создающихся трудностей и понесенного урона в животноводчестве края заключаются в государственных планах заготовок, видна из следующего: поголовье скота крестьянского сектора в середине 1930 года выражалось в 4700 тысяч голов крупного рогатого скота и свыше 15 млн голов мелкого рогатого скота; на протяжении периода 1930–32 годов всего было заготовлено 2862 тысячи голов крупного рогатого скота и 5434 мелкого скота»[74].
Это было авторитетное заключение нового партийного руководства КАССР, широко распространенное на русском, а потом и на казахском языке, и никто с авторитетом нового первого секретаря Казкрайкома ВКП(б) тов. Мирзояна спорить не стал. Перегибы так перегибы. В дальнейшем эта версия всякий раз отражалась в советской литературе, в тех редких случаях, когда речь шла об обстоятельствах коллективизации. Поскольку в архивах отложился некоторый собранный разными органами материал о перегибах, весьма яркий и выразительный, так что исследователи всегда могли проиллюстрировать этот тезис конкретными примерами. Вот как сделал А. Б. Турсунбаев, крупный исследователь истории сельского хозяйства Казахстана: «Секретарь Тургайского райкома партии дал установку местным организациям — завершить скорейшую коллективизацию скотоводческих хозяйств обобществлением скота в течение… одних суток. Один из членов бюро райкома собрал скот административных аулов 14 и 15 в одном месте и распределил его на части: на заготовки, на ферму, на обобществленное стадо колхоза. В результате в Тургайском районе, где имели место извращения линии партии в коллективизации, произошло резкое сокращение поголовья скота, и на этом кочевому населению пришлось испытать большие продовольственные затруднения»[75].
Как видим, он практически пересказывает партийную позицию своими словами и приводит пример. Турсунбаев был весьма смелым автором, и он отважился упомянуть в книге о больших продовольственных затруднениях, то есть о голоде, в 1957 году, когда такое не практиковалось и не поощрялось. При этом он немало труда приложил к фальсификации истории сельского хозяйства в Казахстане, написав свои книги так, что из них невозможно понять, что происходило на самом деле. Но, по крайней мере, тезис о перегибах на скотозаготовках Турсунбаев не придумал сам, а взял из авторитетного источника.
Создатели мифа о «казгеноциде» из Института истории, археологии и этнографии им. Ч. Ч. Валиханова АН КазССР тоже начали с тезиса, запущенного тов. Мирзояном, что виной всему были перегибы на скотозаготовках, только придали ему совсем другое развитие в сторону обоснования «казгеноцида».
Ну и что же здесь не так? Дело в том, что, во-первых, тов. Мирзоян сделал изящное передергивание фактов, совсем небольшое, но создающее нужное впечатление. Упомянутые им 4,7 млн голов крупнорогатого скота и 15 млн овец — это не весь скот. В материалах к партконференции предусмотрительно не была приведена общая таблица скота и распределения его по видам в КАССР. Надо полагать, во избежание того, чтобы какой-нибудь зануда не поупражнялся с карандашиком и бумагой в арифметике. Эта таблица была опубликована позднее, в 1935 году. Из нее мы узнаем, что тов. Мирзоян занизил для 1930 года численность крупнорогатого скота на 100 тысяч голов и выпустил из рассмотрения 3,2 млн лошадей и 1 млн верблюдов[76]. Лошади и верблюды тоже забивались на мясо, существовал даже норматив убойного веса лошади — 158 кг в 1929 году[77]. То есть тов. Мирзоян умолчал о 4,2 млн голов скота, чтобы перегибы на скотозаготовках смотрелись выразительнее.
Во-вторых, у тов. Мирзояна явно не сходится бухгалтерия. У нас достаточно данных, чтобы оценить размер скотозаготовок и сопоставить его с имевшимся в КАССР стадом. В 1928/29 году заготовки составили 1,7 млн голов, в 1929/30 году — 1,5 млн голов[78]. В 1930–1932 годах, как сообщил тов. Мирзоян, 8,2 млн голов[79]. Цифры мы эти уже приводили, приведем еще раз, они нужны для подсчетов. Итого, за 1929–1932 годы заготовки составили 11,3 млн голов, несколько превысив планируемый уровень.
Численность стада нам также известна. В 1928/29 году — 41,5 млн голов[80]. В 1929/30 году она оценивалась в 40,5 млн голов по плану Госплана КАССР[81], по данным Наркомзема СССР численность скота оценивалась в 32,8 млн голов, уже с учетом наблюдаемой убыли[82]. Убыль скота, которая стала наблюдаться в начале 1930 года, вместе с началом массовой коллективизации, всерьез беспокоила руководство республики, и была создана комиссия председателя СНК КАССР тов. Исаева, который оценил убыль скота в 30 %[83], то есть до 29,1 млн голов. По фактической отчетности на 1930 год, приведенной в отчете СНК КАССР IX краевому съезду Советов в 1935 году, было 24,9 млн голов скота.
Имея нужные сведения, можно составить примерный баланс животноводства, в котором можно учесть численность, заготовки скота и забой на мясо населением[84], а также вычислить и указать прирост (в тысячах голов):
* Данные на конец года.
В этой таблице учтены скотозаготовки только на забой, а также забой скота населением для собственных продовольственных нужд, то есть тот скот, который выходил из хозяйственного оборота по естественным причинам. Заготовки скота для комплектования совхозов и колхозных товарных ферм в этом подсчете не учтены потому, что это было перераспределение скота между секторами животноводства и он в принципе оставался в хозяйственном обороте.