Конечно, можно долго иронизировать по поводу попыток казахского байства поднять восстания. Действительно, с двумя-тремя десятками винтовок идти свергать советскую власть образца начала 1930-х годов, отличавшуюся брутальными нравами, это очень смешно.
Однако за столь смешным на первый взгляд поведением можно усмотреть некоторую немаловажную подоплеку. У казахского байства должны были быть веские причины поступать именно таким образом, и об этих причинах нужно сказать. Несмотря на то, что это гипотезы, весьма слабо пока обоснованные фактами и документами (но я не исключаю, что доказательства могут быть добыты позднее, при изучении архивов), тем не менее они прекрасно достраивают облик странных казахских восстаний до целостной и логичной картины.
Итак, почему казахские ханы районного масштаба были настолько уверены в своем успехе, что даже не особенно озаботились накоплением оружия и боеприпасов, созданием крупных вооруженных отрядов? Во-первых, они не считали советскую власть серьезным противником, поскольку низовые ее органы были пропитаны байской агентурой. Во-вторых, они явно ждали помощи извне.
Байская агентура в советских органах власти на местах — вещь общеизвестная. Тов. Голощекину пришлось с ней столкнуться еще на выборах в Советы в ноябре 1925 — феврале 1926 года, когда баи прокатили коммунистов. Тогда из 14,1 тысячи членов советов 88,3 % составили зажиточные скотоводы и крестьяне; избрано было только 6,5 % коммунистов и 1,4 % комсомольцев.
Голощекин вынужден был на втором Пленуме Казкрайкома ВКП(б) в апреле 1926 года признать: «Я собрал огромное количество документов, и все единодушно говорят, что аульные коммунисты на всех выборах участвовали в родовой борьбе, то на стороне одного бая, то на стороне другого бая. Попытки со стороны уполномоченных — заставить подчиниться партийной дисциплине — не имели нигде, почти, успеха»[137][138]. И далее, в заключительном слове на пленуме Казкрайкома, он выразился еще более определенно: «Вы хорошо знаете, что бедняки у нас подставные, не настоящие, так же как и коммунисты»[139].
Тот факт, что перед коллективизацией байство фактически заправляло делами в ауле, признают и пропагандисты мифа о «казгеноциде», например Роберт Киндлер. Он привел ряд примеров, извлеченных им из архивов. В 1927 году аулом № 1 Кастекской волости (ныне Жамбылский район Алматинской области) правили: торговец Бакир Испатаев, бай Шалтабай Кудайбергенов и секретарь аулсовета Мусаев. Председатель аулсовета Насыпаев и секретарь партячейки Мамырбаева ничего не значили и ничего сделать не могли[140]. Или вот председатель Алма-Атинского окрисполкома Бисенгали Абдрахманов писал: «Аульные коммунисты, конечно, имели связь с баями, пользовались у баев лошадьми, пользовались у баев дойными коровами… Снимали шапки тогда, когда бай заходил туда, где сидел тот или иной ответственный работник района или аульный работник, то ему освобождали почетное место»[141]. Это цитата из архивного документа.
«…Пользовались у бая дойными коровами…», то есть аульные коммунисты принадлежали к эксплуатируемой баями массе кочевников и добывали себе средства к пропитанию за счет «саул» (киргизский аналог «саан»), то есть выпаса байского скота с правом доения. Архивный документ может многое рассказать, если знать значение некоторых специфических терминов и понятий. Если не знать, то и не расскажет.
В документах иной раз можно найти самые занимательные случаи. Например, Кустанайский окротдел ОГПУ в сентябре 1928 года составил письмо в окружную Контрольную комиссию ВКП(б) о том, как баи исключали коммунистов из партии. У бедняка и члена партии Мурзагалия Ищанова собралось местное байство с целью организовать исключение из партии двух коммунистов, которые им особенно мешали. На этом собрании присутствовали: бай И. Кашаков, бай-аткамнер Ж. Икыбаев, ишан-мулла А. Тайменов. Можно сказать, весь цвет местной байской власти. Присутствовал еще бедняк и ставленник баев Т. Маседыбаев (видимо, он тоже был член партии). На этом собрании они составили ложные компрометирующие материалы, которые передали Ищанову, и на их основании двух коммунистов Байтубетова и Бекишева исключили из партии[142].
Баи и сами проникали в партию. На VIII Всеказакской партконференции в 1933 году говорилось, что в Чубартавском районе местный райком партии во главе с секретарем Кулубаевым принял в партию сына крупного бая Альпиева, сына крупного бая Кожамбердина, сына крупного бая Бакмурдинова и сына крупного торговца Венжалина[143].
Далее, во время конфискации байских хозяйств в 1928 году, по данным Кустанайской окружной комиссии по конфискации байского имущества (в ноябре 1928 года комиссия направила отчет в ЦИК и СНК КАССР), наблюдались случаи помощи баям со стороны советских работников. К примеру, прокурор Кустанайского округа Султан Жантуаров предупредил бая Карамухана Житбаева, жившего в Джетыгаринском районе, о проведении конфискации и получил от него десять голов крупнорогатого скота. Этот бай в августе 1928 года продал 500 баранов[144].
Сотрудница аппарата ЦИК КАССР Бремжанова переписала на себя часть скота бая Даурамбекова, хотя ранее за ней скот не числился. Крупный работник образования, председатель профкома работников просвещения КАССР Абдрахман Байдильдин защитил от конфискации своего отца Байдильды-кажи, крупного бая, до революции бывшего уездным начальником и судьей. За это Байдильдина в декабре 1929 года исключили из партии, обнаружив заодно сведения о его контактах с колчаковской разведкой, и в апреле 1930 года расстреляли[145].
Тогда же в 1928 году была проведена проверка аулсоветов Тургайского, Наурзумского и Батпакаринского районов Кустанайского округа, и по результатам проверки было установлено, что аулсоветов фактически не существует, поскольку в большинстве из них не было даже самого элементарного — списка членов. Районное руководство оказалось тесно связано с байством, например, председатель Батпакаринского рика[146] Шильдыбаев помог баям бежать вместе со скотом. Заместитель председателя Мендыгаринского рика Жансеитов, будучи уполномоченным по аулу № 5 (имеется в виду уполномоченным по конфискации байского имущества), написал в рик о том, что бай Уразбай Ташенов является простым трудящимся[147].
Полномочное представительство ОГПУ по КАССР сообщало, что из Батпакаринского и Наурзумского района Кустанайского округа в августе 1928 года был наплыв баев в Кустанай с целью продажи скота. В частности, бай Мухамеджан Исмаилов пригнал для продажи 10 лошадей, 70 голов крупнорогатого скота и 100 баранов, бай Баймурсин Мукашев пригнал 200 голов крупнорогатого скота, бай Темиров — 30 голов крупнорогатого скота и 80 баранов. Эти баи отсутствовали в списках из 55 конфискуемых и выселяемых баев, который был составлен в Кустанае 14 сентября 1928 года[148].
В подобные документы попадали в первую очередь исключительные, из ряда вон выходящие случаи, на которые требовалась незамедлительная реакция. Понятно, что сведения о том, что окружной прокурор помог баю за взятку, говорили, что соблюдение советского законодательства в Кустанайском округе поставлено под серьезную угрозу. Всякую мелочь, вроде занижения количества скота у баев, сокрытия скота от учета, фиктивных разделов байских хозяйств, продажи скота и мелких взяток уполномоченным и аульным активистам, в такие отчеты обычно не вносили. Но и такие исключительные случаи позволяют судить, насколько глубоко казахское байство запускало руку в советский аппарат, непосредственно или с помощью агентов. В 1928 году, пока столица КАССР и центральные органы автономной республики были в Кзыл-Орде, байская агентура, как видим, проникала и в них. Вероятно, перенос столицы в Алма-Ату осенью 1928 года был вызван в том числе и стремлением оторвать руководство республики от байского влияния.
Да что там помощь и защита байства! В документах приводятся сведения о том, что местные партийные и советские работники открыто становились на сторону баев. 21 августа 1928 года начальник Зайсанского кавалерийского погранотряда № 50 тов. Вишневский сообщил в Зайсанский райком партии, что ночью 16 августа в ауле № 4 председатель ячейки союза «Кошчи»[149] Нурзабай Дауренов и член комсомола Касым Джеипеисов силой и угрозой оружия, потому что не все соглашались на откочевку, заставили 65 хозяйств откочевать в Китай. Совершенно очевидно, что погнавшие под угрозой оружия кочевников за границу Дауренов и Джеипеисов не были большевиками, а были байскими агентами, заранее проникшими в советские органы. По ту сторону границы их ждало целое сообщество контрреволюционных элементов: наследный князь абак-кереев, китайский бэйлэ или князь 3-й степени Алень Жипысканов (он же Алень Кугедаев), бай и главарь банды Мукан Массалимов, и главари других банд Нургалий Мукабаев и Конуркажи Мажитов.
Подобных примеров можно еще приводить во множестве, и все они покажут, что накануне коллективизации в КАССР казахское байство фактически контролировало советы и партячейки на аульном уровне и отчасти на районном уровне, имело сильное влияние на окружном уровне, а также имело агентов и сторонников в центральном советском аппарате КАССР и, возможно, даже в самом Казкрайкоме. Поэтому, начиная свои открытые выступления, казахское байство советской власти не боялось, считало ее слабой, зависимой и рассчитывало ее быстро свалить. Разве здесь можно сделать какой-то другой вывод?