207 ГАРФ, ф. Р-6985, оп. 1, д. 16, л. 74.
208 Казакстан к IX съезду Советов (1931–1934). Материалы к отчету правительства Казакской АССР IX краевому съезду Советов. Алма-Ата: Казакстанское краевое издательство, 1935, с. 87.
209 Казакстан к IX съезду Советов (1931–1934). Материалы к отчету правительства Казакской АССР IX краевому съезду Советов. Алма-Ата: Казакстанское краевое издательство, 1935, с. 145.
210 Социалистическое строительство Казакской АССР. Экономико-статистический справочник за 1920–1935 гг. М. — Алма-Ата: ЦУНХУ Госплана СССР — В/О «Союзторгучет», 1936, с. 191.
Для общего баланса мы сведем данные по производству и потреблению (включая вывоз), причем норму посевного фонда возьмем по общесоюзным нормам, хотя эта норма была более высокой, чем та, которая применялась в Казахстане в то время. Сами по себе хлебозаготовки не представляли собой чистого изъятия хлеба в хлебофуражном балансе КАССР, поскольку значительная часть из них перераспределялась среди неземледельческого населения Казахстана. Это непреложный факт, вытекающий из сопоставления общего объема хлебозаготовок с объемами чистого вывоза за пределы Казахстана. Все, что не выехало по железной дороге, осталось внутри Казахстана и здесь же использовалось. Потому для подсчета общего баланса по республике имеет значение только вывоз.
Хлебофуражный баланс КАССР в первом приближении предстает в следующем виде:
* Вместе с чистым ввозом хлеба.
Таблица общего хлебофуражного баланса КАССР за 1931–1934 годы даже в первом приближении дает сногсшибательный результат. Оказывается, все время хозяйственного кризиса Казахстан был с хлебом и сводил свой баланс с запасом, пусть и небольшим. Говорить о нехватке хлеба можно только для 1931 года, когда в нашем балансе обнаружился дефицит в размере 4003,5 тысячи центнеров зерна. Однако напомню, что расчеты делались исходя из весьма щедрой посевной нормы 1,95 центнера на гектар. Если же тогда высевали меньше, по норме 1928 года или около того, то есть по 4 пуда или 0,65 центнера на гектар, то этот дефицит исчезает и в 1931 году с уменьшенной нормой высева КАССР сводил свой хлебофуражный баланс с запасом в 1724 тысяч центнеров.
Еще можно добавить, что если и во все годы с 1931 по 1934 году фактическая норма высева была меньше средней по СССР, что точно неизвестно, но есть основания думать, что это было именно так, то запас хлеба в Казахстане был еще больше, чем указано в сальдо общего баланса в первом приближении.
Это весьма неплохо, но придется внести кое-какие поправки и уточнения. Хлебофуражный баланс деревни был гораздо более напряженный, и сельское население вынуждено было урезать многие свои потребности. Если мы подсчитаем весь расход деревни по исчисленным нормативам потребления и численности сельского населения КАССР, а также посевного фонда по средней норме по СССР, то баланс в сельской местности должен был сводиться с большим дефицитом:
Заметим, что в 1931 году расчетный дефицит приближался к продовольственному фонду сельской местности КАССР, который составлял 9735,9 тысячи центнеров. Конечно, выдержать такой дефицит было нельзя без экономии. Фактически сельское население потребляло зерна значительно меньше, чем указано в приведенной выше таблице хлебофуражного баланса сельской местности. На чем крестьянство могло экономить? На недосеве, на отказе от прокорма рабочих лошадей зернофуражом и на сокращении своего продовольственного рациона. Потому я и считаю, что в КАССР тогда сеяли по старой норме, втрое более низкой, чем в среднем по СССР, и не давали лошадям зерна. Это и вело к низкой урожайности и резкому сокращению поголовья рабочих лошадей, не только от истощения и чрезмерной эксплуатации, но и также от эпизоотий: недостаточное кормление и переутомление скота делает его особо восприимчивым к заразным болезням. Также, чтобы уложиться в полученный урожай, сельскому населению приходилось сокращать и свой продовольственный рацион.
По моим расчетам, сокращение рациона сельского населения в 1931 году, с учетом недосева и отказа от расхода зерна на фураж, составило 1965,5 тысячи центнеров в сумме, а душевая норма сокращалась до 1,3 центнера на душу в год (130 кг в год). И в 1932 году продовольственный рацион сократился на 98,7 тысячи центнеров, с сокращением душевой нормы до 1,6 центнера на душу в год. В 1933 году сокращать ничего не пришлось, уже при недосеве сельское население получало запасы в размере 2898,7 тысячи центнеров. Так что недосев в КАССР в годы хозяйственного кризиса — это статистический факт.
При этом в распоряжении центрального руководства Казахстана в 1931–1933 годах сложился зерновой запас, за вычетом чистого вывоза, в размере 18,3 млн центнеров, то есть примерно годового урожая. Он расходовался на многие нужды, в частности на продовольствие городского населения (которое уже в 1932 году превысило 1 млн человек и им требовалось порядка 1,9 млн центнеров зерна на год) и на продовольственную помощь. Например, по постановлению СНК КАССР от 25 марта 1934 года выделялось в порядке продовольственной помощи 4,1 млн пудов (668,3 тысячи центнеров) хлеба, 25 % которого отпускалось бесплатно за счет краевого бюджета, 25 % — в порядке возвратной ссуды и 50 % за наличный расчет по заготовительным ценам «Заготзерно»[213].
С учетом всех этих моментов мы можем составить уточненный хлебофуражный баланс КАССР:
* За этот год посевной фонд взят по средней по СССР норме высева, поскольку резкое увеличение урожайности в этот год можно объяснить не только улучшением агротехники, но и значительным увеличением нормы высева, что было предпринято по особому постановлению Казкрайкома ВКП(б).
Из этого уточненного и окончательного хлебофуражного баланса КАССР следует тот удивительный факт, что все эти годы хозяйственного кризиса Казахстан был с хлебушком. Он не только мог прокормить свое население, но и накапливал весьма серьезные зерновые резервы. Из этих резервов кормилось растущее городское население республики, а также выдавалась продовольственная помощь и семенная ссуда. В любой год под рукой было порядка 5 млн центнеров зерна, распределенных по колхозам, совхозам, элеваторам и ссыпным пунктам.
Могло быть и больше, если бы хлебозаготовки были бы в 1931–1932 годах более щадящими и оставляли бы больше зерна на посев. Подход тов. Голощекина к хлебозаготовкам не был разумным и рациональным, он перенапрягал ресурсы сельских районов Казахстана и подрывал тягловую силу колхозов, которая в основном состояла из лошадей. Однако сам по себе он не вел к кризису таких масштабов, чтобы вызвать массовый голод, и обошелся населению сельских районов в некоторое сокращение хлебного рациона, в целом вполне терпимое. 130 кг хлебопродуктов в год — это среднее душевое потребление хлеба в современных странах Центральной Азии. Это не голод, это позволяло без особых трудностей пережить резкое сокращение скота и временное сокращение в рационе мясных и молочных продуктов, более привычных населению Казахстана.
Сокращение хлебозаготовок и отсрочка возврата семенной и продовольственной ссуды (в 1933 году отсрочка составила суммарно 4330,9 тысячи центнеров, в том числе 652 тысяч центнеров безвозвратных льгот казахским колхозам[214]) позволили поднять норму высева в озимый посев под 1934 год и яровой посев 1934 года и получить прекрасный урожай. Кстати, это решение было принято 14 марта 1933 года особо созданной в КАССР Чрезвычайной комиссией под председательством тов. Мирзояна[215], которой были предоставлены самые широкие полномочия по ликвидации хозяйственного кризиса.
Этот расчетный хлебофуражный баланс КАССР за 1931–1934 годы ломает представление, исподволь насаждаемое казахскими «голодоморщиками», что будто бы советское и партийное руководство оказалось ни на что не способным, что оно развалило и разрушило сельское хозяйство, чем и довело Казахстан до голода. Этот тезис никогда не формулировался открыто, но всегда подразумевался: мол, что бы там большевики ни планировали, все равно ведь они были неумехами. Взялись, не справились, все у них рухнуло, народ разбежался и вымер от голода. В такой открытой форме это представление выглядит как чистая, наглая и беспардонная клевета. Но в почти в любой книге или статье, написанной «голодоморщиком», без особого труда можно найти следы этого откровенно клеветнического представления.
Отсюда вывод: люди в Казахстане умирали от голода не потому, что сельское хозяйство развалилось под тяжестью хлебо- и скотозаготовок. Это уже надежно опровергнуто. Они умирали с голоду потому, что их грабили, отнимали последнее и бросали на неминуемую гибель. И грабили не большевики, у которых был большой хлебный запас и которые подарили в 1933–1934 году казахскому населению суммарно 819 тысяч центнеров зерна. Грабили баи, их джигиты и агенты, грабили сознательно, с целью уморить голодом, уничтожить за переход на сторону советской власти. И грабили, при этом трусливо прикрываясь партбилетами и мандатами своих агентов. Казахи грабили и убивали казахов, если хотите.
Вот это и есть та самая мерзкая и вонючая правда, которая, несомненно, была известна творцам мифа о «казгеноциде» и которую они всеми силами и средствами старались скрыть, вплоть до публичного объявления казахов народом-трусом, неспособным за себя постоять.
Теперь поставим вопрос другого рода: зачем нужно было в 1933 году заявлять, что во всем хозяйственном кризисе виноваты скотозаготовки, как это сделал тов. Мирзоян в целом ряде своих выступлений и докладов? Можно было объявить виновным во всем байство и списать потери на обострение классовой борьбы. Только от этого отказались. Потому вопрос стоит поставить несколько более конкретно: зачем им потребовалось выставлять себя такими криворукими неумехами, которые загубили почти целиком некогда огромное казахское стадо, и публично ма