— Самоубийцы погребаются в отдельных местах.
— Ежели женщина будет сбита с ног всадником и изувечена, и от того родит мертвого младенца, то с виновного взыскивается плата по следующему расчету: за младенца до пяти месяцев, за каждый месяц по одной лошади; а за младенца от 5-ти до 9-ти месяцев, за каждый месяц по одному верблюду.
— Изнасилование равняется убийству, и потому подвергает виновного смертной казни, или заплате куна мужу за жену, и родственникам за девицу; но женитьба на изнасилованной девице и уплата за нее калыма избавляет преступника как от смертной казни, так и от куна.
— Муж, заставший свою жену в прелюбодеянии, может ее убить и, если сделает сие тотчас по открытии преступления, остается безнаказанным. Во всяком другом случае он может просить судей о приговоре к смертной казни неверной жены и ее соблазнителя, если преступление их доказано; если же 4 благонадежные человека присягнут за них в невинности, то суд не подвергает их ни какому взысканию.
— Увезший чужую жену, без ее согласия, наказывается смертью или взысканием куна; а если похищение последовало с согласия увезенной, то похититель может удержать ее, заплатив мужу калым, и доставив ему сверх того девицу, без калыма.
— Обидевший женщину обязан просить у нее прощения, а в случае отказа в оном, платить безчестие.
— Кровосмешение подлежит смертной казни; но она заменяется наказаниями по приговору семейства, ибо преступления сего рода не передаются на рассмотрение сторонним людям.
— Богохульника, изобличенного семью свидетелями, должно убивать каменьями.
— Ежели кто приимет христианскую веру, у того родственники отнимают все его имение.
— Над рабами владельцы имеют неограниченное право жизни и смерти. Жалоба раба на господина нигде не приемлется.
— Сына, осмелившегося злословить или бить отца или мать свою, сажают на черную корову, лицом к хвосту, с навязанным на шею старым войлоком: корову сию водят вокруг аулов и сидящего на ней бьют плетью; а дочь связывается и предается матери для наказания по ее произволу.
— Изобличенный в воровстве возвращает трижды девять (27) раз украденное, и наказание сие называется айбана. Если покража состоит в скоте, то виновный должен придать к верблюдам одного пленного, к лошадям одного верблюда, к овцам одну лошадь. Сто верблюдов равняются 300 лошадям и 1000 овцам.
— Кто сделал и воровство и убийство вместе, тот платит за два преступления.
— Жена и дети, знавшие о воровстве мужа или отца и недонесшие на него, не подвергаются никакому взысканию, ибо на старшего в семействе не позволено доносить.
— За убитую охотничью собаку или беркута хозяин может требовать невольника или невольницу.
— Ежели сын, отдельный от отца, умрет бездетен, то имение его поступает к отцу его. Малолетные дети отдаются в опеку ближайшим родственникам, а если их нет, посторонним надежным людям.
— Духовные завещания делаются при родственниках и муллах.
— Лошади, коровы и овцы, бывшие в чужих руках, взыскиваются с приплодом, какой был, кроме скота, барантою угнатого; а для удостоверения в том, что нет утайки, требуется от передержателя присяга.
— Разбирать ссоры и произносить приговор над виновным должны, если не сам хан, то правители или старейшины тех аулов, к которым принадлежат истец и ответчик, приглашая к разбирательству еще и избранных обеими сторонами двух посредников.
— Если ответчик имеет подозрение на судей, он может их устранить.
— Если ответчик к суду не явится или присужденной пени заплатить не может, то оная взыскивается с его родственников или с его аула, предоставляя оному право возвратить свою потерю совершением над виновным судебного приговора.
— Для удостоверения в преступлении требуется не менее двух, и иногда трех, свидетелей. За отсутствием свидетелей, позволяется прибегать к присяге; но давать оной ни истец, ни ответчик сами за себя не могут: за них должны присягать люди, известные своею честностью. Если же ни кто за обвиненного не присягает, то он осуждается. Женский пол, равно как работники, слуги и рабы, к свидетельству не допускаются.
— Судьям и посредникам, за решение дела, положено давать 10-ю часть всего иска.
— Если осужденный не исполняет приговора суда, или начальник аула умышленно уклоняется от разбирательства дела и тем покровительствует преступнику, то истец получает право, с позволения своего старейшины, произвесть баранту, т. е. с родственниками или ближайшими своими соседями ехать в аул ответчика и тайно отогнать к себе скот его; но, возвратясь домой, должен объявить о том своему начальнику, который наблюдает, чтобы количество возмездия соразмерно было иску.
В дополнение к сим законам, должны быть присоединены следующие достопамятные постановления хана Тявки:
— Чтобы сам хан, равно как и все султаны, старейшины и правители родов, собирались осенью в одно место, в средине степи, для рассуждения о делах народных.
— Чтобы ни один киргиз не являлся в собрания народные иначе, как с оружием. Безоружный не имел голоса, и младшие могли не уступать ему места.
— Чтобы всякий, могущий носить оружие (кроме султанов), платил хану и правителям народным в подать 20-ю часть своего имущества, ежегодно.
— Всякому поколению, роду и отделению иметь свою собственную тамгу (знак, заменяющий герб). Тамги сии тогда же и розданы, с обязанностью накладывать их на весь скот и имущество, для различения что кому принадлежит».
Таково содержание «Уложения» хана Тауке в записи А. Левшина.
Приведем теперь, в качестве дополнительного материала, еще 11 фрагментов «Жети Жаргы», записанные Г. Спасским.
Извлечение из публикации: Г. Спасский.
Киргиз-кайсаки большой, средней, и малой орды. — «Сибирский вестник», 1820, ч. 9. Санкт-Петербург, 1820, с. 185–188.
(Известие об «Уложении» хана Тауке, представленное старшиной «яппасского рода» Кубеком Шукуралиевым «на татарском языке 1804 года апреля 8 дня»).
«Некогда народ киргизкий с общего согласия Тявку султана признал своим ханом, и в то же самое время трех поколений киргизы большей, средней и меньшей орд, избрали по одному главному бею: в большей Тюля бея, средней Казбек бея и меньшей Айтяку бея. Сей хан, посоветуясь с сими беями, в рассуждении случавшихся между киргизами частых ссор, сделали и утвердили нижеследующие положения (прежде у киргизов существовавшие):
— Если кто умертвит человека, то отмщалась кровь за кровь, или за убийство платили по 200 лошадей всем родом того виновника.
— За увечье мужского пола, например: плетьми, палками или же ранами, осмотря человека и его увечья, по согласию платили скотом, или за плети также ударами плетью, за палку палками, за рану ранами; а когда полагалось платить скотом, то платили всем родом того убийцы.
— За честь женского пола, когда кто растлит или насильно учинит блудодеяние, того человека умерщвляли, или за безчестие взыскивали с него 200 лошадей.
— Кто украдет верблюда и будет в сем обличен, с того взыскивали за одного верблюда трижды по девяти верблюдов и одного слугу. По сему же платили, если украдено и более того.
— За кражу лошадей также взыскивали за одну трижды по девяти лошадей и одного верблюда. Если и более, то по сему же положению платили.
— За кражу рогатого скота: за одну трижды по девяти голов и одного верблюда и так далее.
— За кражу мелкого скота по вышеописанному же положению платили, с придачею одной лошади.
— За похищение имущества взыскивалось верблюдами или иным скотом, на толикую же сумму, сколько у кого украдено, по оценке.
— Воров за кражу верблюда или лошади, когда сделает сам признание или доказан будет четырью свидетелями, для страху другим убивали.
— Когда убиенных наследники, а похищенному хозяева не могут и не в силах виновных привести к разбирательству беям, а хан и беи не имеют для взятия их при себе войска, то сделали предположение, чтобы обиженные с отделения причинствующего человека, от сильных и хороших людей, на четвертую часть против потери, отогнали в баранту скотом, днем или хотя ночью, токмо потаенным образом, дабы хозяева отогнанного скота вора отделения своего насильно могли представить на разбирательство беям.
— Обиженный получает в баранту толикое число, сколько ему следует и чтобы сие положение было ненарушимо, да объявится при поездке на баранту родовым старшинам и веростия достойным людям, а при возвращении с добычею всем попавшим на пути людям или в аулах; и когда кто потаенно пригнав из того скота, сколько возмет себе в баранту, задержит или куда продаст, за то получает подобное наказание, какое определено ворам».
Как видно из приведенных материалов, дошедший до нас текст «Жети Жаргы», несмотря на его фрагментарность, довольно разнообразен. Он содержит нормы административного, уголовного и гражданского права, а также положения о налогах, религии и др., охватывая, таким образом, разные стороны жизни казахского общества. Из его состава ясно, что основная направленность «Уложения» Тауке — соблюдение привилегий казахской феодальной верхушки, защита собственности и господствовавших в патриархальной семье порядков, поддержка мусульманской религии. Судя по тому, что в составлении (или принятии) «Жети Жаргы» участвовали представители всех трех казахских жузов, можно заключить, что зафиксированная в нем совокупность правовых норм территориально действовала не только в отдельных жузах, но и в пределах всего Казахского ханства.
Период действия «Жети Жаргы» нам в точности неизвестен. По мнению М. Красовского, повторенному рядом исследователей, «Жети Жаргы» имело силу, «да и то условно-обязательную», только при жизни хана Тауке. Согласно мнению других, «Уложение» хана Тауке сохраняло действенную силу и при правлении казахского хана Абу-л-Хайра, то есть до середины XVIII в. Есть исследователи, которые считают, что «Жети Жаргы» оставался основным актом правового регулирования общественно-политических отношений в казахском обществе в течение XVIII и XIX веков.