– А у нас тихо. Залезть на утес здесь не удастся. Индейцы это знают и не охраняют, хотя попытаться взобраться можно было бы.
– И без этого скоро все закончится, – неохотно ответил Лука. – А достать пулей отсюда можно?
– Пробовали, приятель, да толку нет. Далеко. Вот сидим здесь и отдыхаем. Надоело все это! Скорей бы домой. Дела ждут.
– Это точно, – согласился Лука.
В это время сильная пальба донеслась с другой стороны утеса. Французы переглянулись, усмехнулись, сбив шляпы на затылок. Один молвил:
– Что-то затевается. Видать, нашим надоело сидеть без дела. Подойдем поближе, там есть где устроиться.
Лука и Савко с Жаном спешились, пустили стреноженных лошадей на траву и последовали за поселенцами. Те привели их к возвышенности, куда они забрались по уступам. В вышине хорошо было видно, как индейцы передвигаются, их головы маячили среди почти голых камней утеса. А внизу рокотал прибой. Солнце клонилось к горизонту. Было еще жарко, но ветер с моря хорошо обвевал эту площадку.
Мушкетная стрельба все нарастала, пушки стреляли теперь чаще. Их ядра выскакивали из жерл, ударялись о камни, поднимали облака пыли и осколков. А грохот разрывов прокатывался по склонам утеса, затихая постепенно в зеленых зарослях.
– Точно, нашим надоело бездельничать! – воскликнул поселенец. – Хотел бы и я проскочить на вершину, глянуть, как эти краснокожие бестии будут просить пощады.
– Сиди уж лучше здесь, Поль, – обернулся его товарищ. – Здесь тебя не подстрелят, а там сколько наших получат оперенную смерть в грудь.
– Бернар дело говорит, Поль. Сиди и не рыпайся.
С утеса все реже и реже доносились выстрелы карибских мушкетов. Наконец они смолкли вовсе. Поль заметил:
– Все! Порох сожгли весь. Видимо, и стрел больше нет. Это конец!
Вдруг один из поселенцев, прикрыв глаза ладонью, указал вверх и сказал:
– Глядите, толпа индейцев собралась на самом краю утеса! Что они задумали? Вроде запели. Что это?
– Это прощание с жизнью, – проговорил Жан тихо.
– Ты что – индеец, парень?
Жан кивнул, но отвечать не стал. В горле его образовался комок. Говорить он не мог. Он напрягал слух, ловил мелодию песни, хотя слов не различал. Он с уверенностью мог сказать, что последует за этой песней. Но говорить об этом и не хотелось, и не мог он заставить себя проглотить этот дурацкий комок в горле.
Французы почти не стреляли. Можно было предположить, что они торопливо карабкаются вверх, надеясь захватить побольше пленных, которые потом пригодятся в хозяйстве. Ведь черных рабов почти не было на острове.
Жан закрыл глаза рукой. Песня подошла к концу. Он боялся глядеть, но потом решился и отдернул руку.
Примерно две сотни воинов, обнявшись парами и тройками, прыгали вниз и исчезали среди зелени. Это было ужасно, нереально и жутко.
Один поселенец сказал с затаенным восхищением:
– Отчаянный народец! Непокорный и гордый. Жаль таких!
– Замолкни, Жак! Это лучшее, что могло произойти. Пусть исчезнут навсегда! Меньше будет хлопот для нас.
Поселенец не ответил. А карибы продолжали прыгать, пока на вершине не осталось ни одной фигурки.
Жан не сдержался и всхлипнул. Его плечи вздрагивали. Тот поселенец, что жалел карибов, сказал:
– Не переживай, парень. Тебе повезло. Ты жив.
– Он с Гваделупы, – бросил зачем-то Лука.
– Один черт! – ответил Поль. – Все эти дикари краснокожие одним миром мазаны. Ненавижу!
Никто ему не ответил. Только что виденное все же было слишком трагичным и значительным. Они молчали, переживая каждый на свой лад, Жан уже не вздрагивал. Он тихо молился своим богам и духам, вспоминая старые времена.
– Полагаю, мы свое выполнили, – произнес поселенец. – Можно и возвращаться.
– Слышите? Это наши орут на вершине! – закричал радостно Поль. – Везет же некоторым! А мы тут просидели два дня без дела и пользы. Пошли быстрее.
Поселенцы ушли, а Лука, Савко и Жан еще некоторое время оставались на месте.
Они вернулись в усадьбу лишь ночью, едва продравшись сквозь лес. Было безлунье, и лишь звезды светили в черном небе. На душе у людей было пусто. Говорить не хотелось.
Их ждали, хотя здесь никто еще не знал об исходе войны.
– Вот народ! – воскликнул Лука с волнением, рассказывая о недавно виденном. – Гордость их необыкновенна!
– Мой народ всегда больше всего дорожил свободой, – тускло отозвалась Катрин.
– Вечная память им! – проговорил дед Макей.
Некоторое время спустя по острову пошло название этой скалы: Мори де Сутер, что означает «Гора Самоубийц». Память об этом удивительном народе навсегда осталась в этом названии, как памятник мужеству и жажде свободы.
Катрин теперь на целый месяц была занята обустройством индейских женщин с детьми.
Лука не вмешивался в ее дела, полагая, что это последняя дань верности ее народу.
Он ошибался, но понял это слишком поздно.
Катрин набрала с десяток молодых женщин и тайно обучала их владению огнестрельным оружием и фехтованию. Лука узнал об этом где-то через месяц.
И что поставило Луку в тупик, так это повышенное внимание к нему Катрин. Она была нежна, общительна, податлива, предупредительна. И вот теперь его голова была забита мыслями о жене, которая что-то задумала и идет к цели упорно и настойчиво.
Он долго раздумывал над тем, зачем она это делает, и решил поговорить с нею и выяснить ее цели и замыслы.
И после одного из бурно проведенных вечеров он спросил вроде бы равнодушно, без особого интереса:
– Катрин, я слышал, что ты готовишь женщин-карибок к вооруженным действиям. Зачем тебе это, и что ты затеваешь?
Она быстро взглянула на него, помедлила немного, но ответила спокойно вопросом на вопрос:
– Кто тебе проболтался об этом, Люк?
– Разве это главное? Лучше ответь мне, милая.
– Что ж, Люк. Ты прав. Я не должна была это делать в тайне от тебя. А в настоящее время ты уже многое знаешь.
– И?..
– И я хочу упросить тебя дать мне малый корабль. Хочу выйти в море и поохотиться на французов. Это глупо, скажешь ты, я с тобой могу и согласиться, но избавиться от этой навязчивой идеи я уже не в силах.
Лука в изумлении уставился в ее синие глаза, не находя слов для того, чтобы выразить свое возмущение и обиду. Лишь спустя минуту он спросил глухим голосом:
– И ты на что-то надеешься? Это же безумие чистой воды!
– Я это знаю, дорогой мой! Но эта идея так захватила меня, что пути назад нет. И если ты не поддержишь меня, то мне придется организовать флотилию лодок и выйти в море на ней.
– Уму непостижимо, Катрин! Что ты сможешь сделать с дюжиной женщин?
– А что смогли сделать те карибские воины, которые бросились со скалы в пропасть? Они показали твердость духа, как надо дорожить свободой, и что такое настоящие патриоты, как у вас говорят.
– Прости, но понять тебя я отказываюсь. И не проси, прошу тебя. Ты совершенно не думаешь ни обо мне, ни о детях. С кем ты их оставляешь?
– Ты хороший отец, Люк, и я уверена, что они не будут ни в чем нуждаться и вырастут хорошими и порядочными людьми.
– Бесподобная логика! Просто сказать нечего! Хочешь повторить групповое самоубийство? И что это даст тебе, твоему несчастному народу, который уже не существует? Ты ничего и никому этим не докажешь, Катрин. Господи! Вразуми эту голову, поставь на путь истинный! – воздел руки к потолку Лука.
Они долго молчали.
– И как долго продлится обучение твоих женщин военному делу? – жестко спросил Лука. Он не посмотрел на Катрин, но ощущал ее интерес.
– Еще месяц или немного больше – и будем готовы.
– Какое безумие! Какая глупость!
Лука не находил слов, в груди бушевал протест, непонимание, а Катрин с нежностью прижалась к нему, поцеловала в плечо, прошептала горячо:
– Ты мне поможешь, Люк?
– Ты с ума сошла! – подскочил он как ужаленный. – Ты хочешь осиротить наших детей?! Никогда!
– Но ведь ты клялся, что будешь поддерживать меня во всем, милый.
– Ты тоже клялась, что будешь слушать меня беспрекословно! А что теперь?
– Это не я прекословлю. Это голос моего народа требует отмщения, милый.
– Твоего народа больше не существует! Он погиб, перестал существовать! Не хочу даже слышать ничего подобного! Или я рассержусь не на шутку!
– Ты уже сердит, Люк. Остынь, подумай. Ты ведь не глупый ребенок. Прошу тебя!
Лука не стал даже отвечать. Лицо его приобрело жесткое выражение. Он давал понять, что возвращаться к этому он не позволит. Катрин с хмурым и недовольным лицом ушла к детям.
Дни шли, и Лука упорно искал хоть малейшие признаки охлаждения Катрин к своей бредовой идее. И не находил. Наоборот, он узнал, что она сумела привлечь к себе троих негров и двух подростков из карибов. Они, как и Жан, были готовы выйти в море.
Он понял, что это граничит с сумасшествием. Дело приобретало слишком опасный и непредсказуемый оборот.
Ему доложили, что под ее началом уже находятся более двадцати человек, и все они проходят интенсивную подготовку. Половина из них были женщины.
Неожиданно появился Галуа Поклен на малом суденышке. Как он нашел их? Это было загадкой, которая, впрочем, скоро была разгадана. Он просто посетил почти все значительные острова, начиная с Доминики, и наконец обнаружил хозяина на севере Консепсьона.
Галуа немало удивил Луку тем, что привез невероятное количество всякого добра. Он тут же заподозрил неладное. И его подозрения подтвердились. Сам Галуа, припертый к стенке, признался:
– Хозяин, это ведь испанское добро! Оно лежало так открыто, что я не мог утерпеть! Простите, если сможете!
Лука призадумался, но больше бедового француза ругать не стал. К тому же Галуа оказался преданным человеком и опытным моряком, а это надо было оценить. Нечасто можно встретить такого. К тому же он ничего не утаил из добычи, а она оказалась довольно внушительной. Почти двадцать тысяч песо в испанских монетах. И еще груз на десять тысяч. Вполне достаточно, чтобы обеспечить выгодные вложения в дело.