чие их товарищи? Они отвечали, что побежали в Албазинский острог с вестью и больше ничего не говорили. Тогда один из воевод приказал, как им пояснили толмачи, казнить их смертью за побег, но второй воевода сказал, что казнить их не надо. На следующий день, наложив им на руки деревянные смыки, обоих посадили на лошадей и повезли на Наун; путь продолжался девять дней. После остановки на Науне, повели дальше «в Китайское государство» и через десять дней доставили в какой-то город (в какой, они не знали) и посадили, не снимая смыков, в тюрьму. Назавтра из вывели из тюрьмы и поставили перед богдыхановым братом и китайскими сановниками и опять допрашивали об их побеге; они отвечали то же, что и прежде. После допроса их кинули обратно в тюрьму, и в ней они протомились целых семь недель в самых ужасных условиях: их держали впроголодь, кормили через день, и то давали только немного вареного риса. В тюрьму к ним приходил тайком один из русских изменников, служивших богдыхану, Пахомка Степанов Корноух и сообщал им новости; это было единственное для них развлечение. Он рассказал им, что Гришка Мыльник собирается приняться за свое старое ремесло и завести в Китайском государстве мыльницы и мыло варить, и принес им от него грамотку для передачи в Албазин казакам. Он же поведал им, что богдыхан собирает большое войско и часто производит смотры и ученья, но не мог сказать, против кого назначаются эти войска. Наконец, пришли от богдыхана люди, вынули заключенных из тюрьмы и вручили им «лист богдыханов» (т. е. грамоту), с приказаньем передать его в Албазине приказчику. Затем их тою же дорогою повезли обратно на Амур, таким же образом, верхами и в смыках на руках; лошадей сменяли на почтовых станциях, которых по наблюдениям невольных путешественников приходилось по четыре на день.
По пути им пришлось проехать через семь городов; эти города, насколько они могли видеть, были, впрочем, в жалком полуразрушенном состоянии: строение было плохое, стены во многих местах развалились, маленькие пушечки (в аршин[14]) длиною валялись на земле без станков.
На пятнадцатый день их привезли на левый берег Амура в только что построенный китайцами несколько выше устья Зеи, город Айгун[15]. Для постройки этого города и был, в сущности, прислан императором тот флот, с которым так несчастливо встретилась экспедиция Гришки Мыльника. Вновь сооруженный город был окружен земляными насыпями, обложенными дерном, в сажень вышиною и рвом той же глубины; со стороны суши был набит чеснок, вышиною ниже пояса, а шириною аршина в три. В проезжих воротах Мишка и Ивашка видели две большие пушки, длиною в ½ сажени, в станках на колесах; в других воротах – тоже. На берегу на катках лежали суда, очевидно те самые, которые входили в состав флота, встретившегося с Гришкою. В городе было много ратных людей. Словом, под боком у Албазина китайцы построили большую и хорошо снабженную крепость, из которой вполне удобно было начать завоевание северного Приамурья. Подержав наших пленников в Айгуне сутки за караулом, их затем отпустили в Албазин без провожатых.
Прибыв в Албазин, Мишка и его товарищ вручили Ивану Войлошникову «лист» богдыхана. В нем оказалось обращение к албазинским казакам с убежденьем сдаться. Войлошников собрал всех жителей Албазина и прочел им китайскую прокламацию вслух. Собравшиеся, выслушав, закричали: «Нечего тому обманному письму верить! Волен в том Господь Бог и Великие Государи, а из Албазина от казны Великих Государей мы не побежим, а сколько хватит пороха, будем с неприятелем биться и рады за Великих Государей умереть, а острога не покинем!» Но горькое сомнение закрадывалось в души при мысли, что в Албазине в казне «порохом и свинцом, и оружием, и пушками гораздо скудно».
Между тем, китайцы торопились использовать одержанный ими успех. Они сожгли покинутые русскими Долонский и Селенбинский остроги и разорили прочие остроги на Зее. Оставалось завладеть главным стратегическим пунктом русских на Амуре – Албазином. Продвижение китайцев действовало возбуждающе и на окрестные племена тунгусов, лишь из страха плативших тяжелый ясак русским. Дань, которую с них требовали китайцы, была значительно легче, и они мечтали стряхнуть с себя русское иго. Они стали нападать на небольшие партии казаков и избивать их. Мишке и Ивашке показывали в Айгуне русскую пищаль, взятую тунгусами у убитого ими казака и принесенную ими китайцам.
В Албазине ждали появления китайских войск с часу на час. 1684-й год прошел, впрочем, сравнительно спокойно, хотя в июле под городом показались китайские разъезды, убили и захватили в плен несколько человек и разграбили одну деревню.
Несмотря на временное затишье, русские отдавали себе отчет в серьезности положения. В Албазин назначен был из Тобольска опытный военачальник, сын боярский Алексей Ларионович Толбузин. По всей Сибири стали набираться войска для отправки в Дауры. Набран был целый корпус в 600 слишком человек, который под начальством шотландца Афанасия Бейтона, был отправлен в Албазин. К сожалению, плохо дисциплинированные солдаты, несмотря на все усилия Бейтона, шли крайне медленно, по пути разбегались, вступали в вооруженные стычки с туземцами, подолгу задерживались на остановках, не сознавая, насколько гибельно может отразиться на судьбе Албазина каждое их промедление.
Между тем, в Албазине дела приняли угрожающий характер. В марте 1685 года, верстах в двух от острога, был найден труп русского промышленника, убитого стрелами; следы привели на мельницу, где валялось еще два трупа, а два человека из живших на той же мельнице исчезли бесследно, очевидно, были уведены в плен. По некоторым данным узнали, что убийства совершены китайцами, которых приходило 100 человек. Это заставило насторожиться, стали дожидаться нападения. Толбузин распорядился, чтобы все население уезда собралось в острог. Гарнизон числил в то время всего 111 человек; промышленников и крестьян было более 330. В общем, таким образом, защитников могло быть самое большее около 450 человек; пороха, свинца, пушек и ружей было мало. При таких условиях приходилось албазинцам готовиться к началу военных действий, а Бейтон с своим полком все еще не подходил.
10 июня появился на Амуре китайский флот, а с суши подошла конница. Толбузин поспешно послал в Нерчинск, с просьбой поскорее прислать подкреплений и снаряжения, и велел сжечь посады.
На другой день, 11 июня, в Албазин прибыли два русских промышленника, бывшие в плену у китайцев и привезли три листа, один на русском языке, другой на китайском, третий – на польском и сказали, что листы эти прислала воеводы китайского императора и велели отдать Алексею Толбузину. Они же сообщили грозные сведения о китайской армии, стоящей под Албазтном. «Идут, – говорили они, – те богдойские воеводы со многими воинскими людьми на кораблях и сушею на конях, и хвалятся взять Албазинский острог; идут они на 100 кораблях, по 50 человек на каждом, да конницы у них с 1000 человек, и пушек с ними идет 100 полковых да 40 осадных больших и гранаты». Сведения эти были лишь отчасти преувеличены. Действительно, богдыхан собирал уже давно большую армию, чтоб разгромить окончательно русских. В ее составе были представители всех народностей, подвластных всемогущему Кан-си: монголы, маньчжуры, собственно китайцы из южных провинций, дауры, джючеры, тунгусы. Не считая конницы в 1000 человек, вооруженных луками, войско состояло приблизительно из 3000 пехотинцев; кроме них при армии имелось до 1200 рабочих без оружия, которые служили при кораблях, тянули их на бечевах против течения и т.д. В общем, превосходство сил со стороны китайцев было громадное. Зато снаряжение их было далеко не такое блестящее, как думали русские. Большинство воинов сражалось с луками; пищалей имелось всего 100 штук, да и то только те, которые достались китайцам в предыдущем году при разгроме русских острогов на Зее. Артиллерия была прекрасная и состояла из 30 больших и 15 малых пушек.
Осада Албазина в 1685 г. Китайский рисунок. Библиотека Американского конгресса
12 июня начался жестокий обстрел города из тяжелой артиллерии, продолжавшийся десять дней. Ядра осадных пушек, весившие 12, 15 и даже 20 фунтов, производили самое разрушительное действие; здания в городе пылали, подожженный огненными стрелами. Результаты десятидневной бомбардировки были ужасные: 100 человек было убито, башни и острог были разбиты, лавки, хлебные амбары и церковь с колокольнею подожжены огненными стрелами, и в довершение всего, вышел весь запас пороха и свинца. Тогда все жители: настоятель Спасского монастыря Гермоген, священник городской церкви Федор Иванов, служилые люди, торговцы, промышленники, пашенные крестьяне – обратились к Толбузину с требованием приступить к переговорам о сдаче города. В виду безвыходного положения, Толбузин послал в китайский лагерь парламентера с предложением сдать город при условии, чтоб всех албазинских жителей отпустили в русские города, а не задержали в плену и не разлучали с женами и детьми. Китайское командование согласилось на эти условия, но не позволило ничего брать из имущества, скота и запасов; все это являлось законной добычей победителей. Толбузина вызвали к воеводам; он был настолько тронут ласковым и милостивым отношением к нему китайцев, даже прослезился. Воеводы уговаривали его и других служилых людей перейти на службу к богдыхану и соблазняли жалованьем, честью и дарами; с войском был привезен целый груз платьев, атласных и камчатных кафтанов, китайских сапогов, которые предназначались для раздачи русским изменникам. Человек двадцать пять дали себя прельстить, но сам Толбузин и большинство гарнизона отказались наотрез.
Согласно условий капитуляции, все жители поголовно покинули Албазин. Они должны были оставить китайцам артиллерию, аманатов, запасы продовольствия, скот и все прочее имущество и шли «наги, босы и голодны», питаясь по пути травами и кореньями. В виду трудности снискать пропитание такой большой группе людей, пришлось разбиться на две части и идти различными дорогами, «для того, чтобы одною дорогою идучи, голодною смертью не помереть». Китайский флот с артиллерией (с пушками и со всяким приступным боем) шел по пятам за отходящими албазинцами, не покидая их из виду, пока не убедился, что они действительно повернули вверх по Шилке. По уходе русских, Албазин и окружавшие его деревни были выжжены до основания.