Китайские войны династии Цинь
Подписание договора было обставлено не менее торжественно, чем начало конференции. Под Нерчинском был раскинут один общий шатер. Китайские послы прибыли, окруженные блестящей свитой в шелковых и парчовых платьях; их сопровождал целый корпус конницы в 1500 человек с развевающимися знаменами и значками.
Русские уполномоченные, с своей стороны, приехали с отрядом в 300 пехотинцев и оркестром музыки. Послы поместились в шатре за столом друг против друга на лавках, крытых турецкими коврами; иезуитов посадили за узким концом стола. Свита с обеих сторон присутствовала стоя. После прочтения текста договора, он был подписан, и приложены были печати. Послы присягнули в соблюдении заключенных условий, и произошел обмен договорными грамотами, после чего Головин, под звуки оркестра, облобызался по русскому обычаю с Сонготу. По окончании торжества, русские при свете факелов проводили китайских послов к их судам. Через два дня китайское посольство пустилось в обратный путь.
Река Амгунь. Совр. фото
Московское правительство оценило дипломатическое усердие Головина. Навстречу ему была послана милостивая похвальная грамота, ему и Власову пожалованы были медали. И действительно, Головин, в сущности, вышел чрезвычайно удачно из очень тяжелого дипломатического тупика. Было совершенно ясно, что при недостатке средств и людей на востоке, русские могли удержаться на Амуре только при условии установления добрососедских отношений с Китаем; между тем, война 1683–1686 годов показала определенно, что рассчитывать на добровольные уступки со стороны китайцев не приходится. Дальнейшая борьба привела бы только к бесцельным жертвам. Между тем воинственные планы императора Кан-си развивались с неимоверной быстротой. С постройкой Айгуна на Амуре и Мергена на Сунгари, он становился твердой ногой в Приамурье; по его приказанию произведена была морская рекогносцировка в устье Амура и обследован был Сахалин; через посредство подвластных ему монголов он угрожал Селенгинску; его послы заявляли притязания на Нерчинск и на все русские владения к востоку от Байкала. Необходимо было остановить его мощное продвижение на север, грозившее полным разгромом всему русскому делу в восточной Сибири. Головин поэтому весьма разумно пожертвовал Албазином, которого все равно невозможно было отстоять вооруженной силой, чтобы обеспечить спокойное обладание Шилкою и Селенгою. Наконец, с заключением почетного мира с Китаем, открывалась возможность торговых сношений с этой страной, а в них были сильно заинтересованы как московские купцы, так и само правительство. Принимая во внимание все сказанное, надо признать, что Нерчинским договором русские достигли всего, на что могли рассчитывать при данных обстоятельствах, особенно если вспомнить, что он был заключен под угрозой со стороны десятитысячной армии, готовой в любую минуту овладеть Нерчинском.
Нерчинским договором надолго, почти на 170 лет[17] русские были отрезаны от благодатных берегов Амура, и невольно возникает вопрос: какой смысл и какое значение имеют описанные нами набеги бесшабашной и жестокой вольницы на мирные селения Даурской земли? Поярков, Хабаров, Черниговский и другие искатели приключений, разорившие так жестоко и так бесцельно цветущий край, губившие чуждую им, но высокую и своеобразную культуру, зарождавшуюся на берегах Амура, – чего они достигли своими грабежами и насилиями? Ответ на этот вопрос дает научная литература западной Европы XVIII века. Походы казаков открыли для европейской науки неведомые до сих пор уголки «восточной Тартарии» и способствовали уяснения географии Азии. Как это ни удивительно, уже в конце XVII века сведения о новых землях, открытых русскими казаками, достигли западной Европы; прекрасно составленные, точные и немногословные донесения Пояркова и Хабарова были переведены на голландский язык и легли в основание географического труда ученого амстердамского географа Витсена, который в течение всего XVII века был единственным источником, откуда образованные люди Запада могли почерпнуть сведения о восточной Азии; по малограмотным русским чертежам исправлялись карты. Словом, сами того не подозревая, наши искатели приключений внесли богатый вклад в географическую науку своего времени, и, если они не сумели завоевать новых территорий для русской колонизации, они открыли для Европы и описали новые пространства земли, до них совершенно неведомые и недоступные для исследования. Сами наполовину дикари, они внесли свою долю в общечеловеческую работу по изучению и описанию земного шара.
Пособия и источники
Миллер. История о странах при Амуре лежащих, когда оные состояли под российским владением (Ежемес. Сочинения, 1756).
Фишер. Сибирская история, изд. 1774 г. (сокращенное переложение соответствующих глав из работы Миллера).
Соловьев. История России, т. XIV, гл. I
Н. П. Чулков Ерофей Павлов Хабаров, добытчик и прибыльщик XVII в., в Русском Архиве, 1898, № 2 (на основании неизданных материалов Сибирского приказа).
Golder. Russian Expansion on the Pacific, 1920.
Du Halde. Description de l”Empire de la Chine, 1736. IV.
Witsen. Noord en Oost-Tartarien, 2 т. Изд. 1705 и 1785.
Риттер. Землеведение Азии (перевел и дополнил Семенов), 1856, ч.1.
Титов. Сибирь в XVII веке, 1890.
Документы, которыми пользовался Миллер, напечатаны в Дополнениях к Актам историческим, т. II–XII.
Кроме печатного материала, автор воспользовался столбцами Сибирского приказа, хранящимися в бывшем архиве Министерства Юстиции № № 338, 344, 389, 411 и 460 и делами Якутского правления, вязкою I и III (хранятся там же).
Об авторе
БАХРУ́ШИН Сергей Владимирович [26.9 (8.10). 1882, Москва – 8.3.1950, там же], рос. и сов. историк, обществ. деятель, чл. – корр. АН СССР (1939), акад. АПН РСФСР (1945). Из семьи Бахрушиных. Потомственный поч. гражданин. Окончил историко-филологич. факультет Моск. ун-та (1904), ученик М. К. Любавского; к изучению русской истории обратился под влиянием лекций В. О. Ключевского. Гласный Московской городской думы (1908– 18); занимался школьным образованием, содержанием и обучением сирот. В 1909-50 (с перерывами в 1930–34, 1941–42) – в Московском университете. Член (с 1914), пред. (1917) Союза городов, организовывал благотворительные учреждения для нужд фронта. Октябрьскую революцию 1917 Бахрушин воспринял крайне отрицательно. Дважды подвергался аресту (1918, 1919). В 1920-х гг., наряду с преподаванием в Московском университете, работал в библиотеке Румянцевского музея (с 1925 Государственная библиотека СССР им. В. И. Ленина, ныне РГБ), ГИМе (1921–29), на архивных курсах, в школе. Участвовал в подготовке проекта закона о беспризорных. Действительный член РАНИОН (1924). Один из организаторов краеведческого движения. В 1930 арестован по «Академическому делу», приговорён к 5 годам ссылки (в 1967 реабилитирован). В 1931-33 отбывал наказание в Семипалатинске, в 1933 возвращён в Москву. В 1930–1940-х гг. в учебных и научных работах на историческом материале обосновывал новую идеологию ВКП (б), требовавшую поворота от интернационализма к великодержавности, патриотизму, а также к укреплению государства. Научный сотрудник Института истории АН СССР (1936-50; с 1942 заведующий сектором истории СССР до XIX в.). В годы Великой Отечественной войны рассматривал И. В. Сталина как одного из типичных русских исторических деятелей, соотнося его с личностью царя Ивана IV Васильевича (Грозного). В 1941-43 в эвакуации в Ташкенте; заслуженный деятель науки Узбекской ССР (1943).
Изучал историю социально-экономических отношений и складывание сословий в Русском государстве. Опроверг существовавшее в отечественной историографии мнение о «людях допетровской Руси как лишённых ярких индивидуальных свойств, крайне малоразвитых и совершенно безличных». Один из основоположников отечественного сибиреведения. Реконструировал общий источник всех сибирских летописей (т. н. «Написание» казаков), выявил пути проникновения русских в Сибирь и пути передвижения по региону, показал этапы освоения Сибири (первоначально охотниками-промысловиками, затем служилыми людьми, а после них – крестьянами). Описал процесс распада первобытно-общинного строя у сибирских народов [остяков (хантов), вогулов (манси), якутов] под влиянием внутренних хозяйственных и социальных процессов, а также под давлением русской администрации. Исследовал истоки экономической специализации различных районов Русского государства, указал пути сбыта продукции в рамках российского рынка. Редактор 2-го тома «Истории народов Узбекистана» (опубл. в 1947), автор нескольких очерков этого издания (в нём впервые в общих чертах реконструирована картина эволюции феодализма в Средней Азии в 16–19 вв., заложена основа дальнейшего изучения истории средних веков узбекской истории). Бахрушин участвовал также в подготовке «Истории Москвы» (редактор 1-го, соавтор 2-го тома; опубл. в 1952–53). Редактор и составитель трудов «История дипломатии» (т. 1, 1941; Государственная премия СССР, 1942), «Акты феодального землевладения и хозяйства XIV–XVI вв.» (ч. 1, 1951) и др. Автор воспоминаний (архив РАН, опубл. частично).
С 1966 в Новосибирском Государственном Университете проводятся Бахрушинские чтения.