влиятельного купечества известия о лихоимстве и притеснениях, чинимых Францбековым их братии, вызвали сильное волнение. На его действия и на действия Хабарова было подано царю несколько челобитных, и в феврале 1651 года последовала резолюция о производстве следствия по поданным жалобам.
II. Хабаров на Амуре
Хабаров пошел в Даурье другим путем, чем шел в свое время Поярков. Он поднялся вверх по притоку Лены Олекме до устья реки Тугира и вверх по Тугиру до волока, который отделял эту реку от Урки, впадающей в Амур. Выступив поздно в поход, Хабаров был застигнут заморозками на устье Тугира и должен был дальше идти на нартах. Ранней весной 1650 года он добрался до Амура и проник во владения князя Лавкая, давно манившие воображения русских искателей приключений слухами о серебряных рудниках. Но страна оказалась покинутой жителями. Пустым стоял укрепленный город Лавкая с его пятью башнями, рвами и предстенными крепостями, с «подлазами» (т. е. подземными ходами) под всеми башнями и тайниками, ведшими к воде, огибаемый речкою, впадающей в Амур и казавшийся совсем неприступным. «И только б на них страх Божий не напал, – говорил впоследствии Хабаров, – ино было и подумать нельзя и не такими малыми людьми такую крепость брать». Русские, войдя в единственные проезжие ворота, не без изумления рассматривали внутри города обширные и светлые дома с большими окнами, затянутыми вместо стекол, самодельной бумагой; в каждом таком доме могло помещаться человек по 60 и больше. Из Лавкаева города Хабаров пошел дальше вниз по Амуру, рассчитывая где-нибудь захватить аманатов. Но и другой город, встреченный им, принадлежащий, как узнали казаки, зятю Лавкая и не менее первого укрепленный, оказался тоже покинутым населением, как и окружавшие его селения. В таком же виде был и третий город, в котором Хабаров расположился станом, расставив по стенам караулы. В тот же день сторожа, стоявшие на карауле, увидел пятерых всадников и поспешили сообщить о том Ярофею. Последний велел толмачу спросить этих всадников, что они за люди? Один из них, старик с виду, оказался самим Лавкаем; с ним были его два брата, Шилгиней и Гилдега, его зять и один раб. Лавкай, с своей стороны спросил через толмача: «Какие вы люди и откуда пришли?» Желая хитростью поймать их в заложники, толмач прибег к обычному в таких случаях обману и отвечал, что они промышленные люди, пришли к даурам торговать и привезли для них много подарков. На это Лавкай сказал ему: «Что ты обманываешь? Мы вас казаков знаем; прежде вас был у нас казак Ивашко Елфимов Квашнин, и тот нам сказал про вас, что идет вас 500 человек, а после-де тех людей идут иные многие люди, а хотитеде всех нас побить и пожитки наши пограбить, а жен и детей в полон взять»; потому-то он, Лавкай с братьями и со всеми людьми разбежались. Хабаров через толмача стал уговаривать князьков давать Государю ясак. На это братья отвечали, что им за ясак стоять не за что, но Лавкай прервал переговоры, сказав: «Еще посмотрим, каковы люди!» С этими словами всадники ускакали прочь. Тогда Хабаров тотчас поднялся со всею своею ратью и пошел за ними вослед, в надежде догнать племя Лавкая. Через день казаки дошли до другого города, тоже оставленного жителями, и, продолжая путь ночью, на следующий день к полудню опять наткнулись на новый город, с четырьмя башнями, глубокими рвами, подлазами и тайниками. Здесь им удалось захватить в одном из покинутых домов женщину, которая сначала говорила, что она родом даурка и выкуплена Лавкаем из китайского плена, а потом стала утверждать, что она приходится родной сестрой Лавкаю. Ее подвергли пыткам и жгли на огне, добиваясь от нее, для чего князь Лавкай побежал из своих городов? Она отвечала то же самое, что раньше говорил сам Лавкай: что туземцы были предупреждены казаком Ивашкой Квашниным и, поднявшись со всеми своими пожитками бежали за три недели до прибытия Хабарова. Очень много рассказывала она и про Китайскую землю, в которой она некоторое время находилась в плену, и, в частности про китайский город на реке Науне, в котором ей пришлось жить, про его башни, земляные укрепления, лавки с товаром и образно описывала роскошь и великолепие имевшего в нем пребывание императорского наместника («цзянь-цзюня», как его называли китайцы): «у него есть, – говорила она, – огненный бой, пушки, пищали; сабли, луки и всякое оружие изукрашено у него золотом и серебром; в его светлицах серебряные золоченые казенки (павильоны); все сосуды, из которых пьют и едят, – золотые и серебряные». Вся страна, по ее рассказам представлялась сказочной по богатству и изобилию: в ней родится золото и серебро, имеются всякие дорогие узорочные материи, товары и драгоценные камни; много гораздо соболей; по реке Науну плавают большие суда с товарами, она не знает откуда. Верховным государем над цзянь-цзюнем был богдойский, т. е. маньчжурский хан – император Шунь-Чжи или Шамшакаи, как его называли дауры.
Убедившись, что, пешие, они не в состоянии догнать отступающего Лавкая, казаки повернули обратно и возвратились в первый Лавкаев город, наиболее укрепленный и построенный как раз на реке Урке, откуда начинался путь на Лену, который он как бы охранял своими неприступными башнями. Найденный в большом количестве в ямах хлеб, запрятанный туземцами при бегстве, позволял продовольствоваться без затруднений, но Хабаров не мог не понимать, что поход, в сущности, был неудачен. Это даже не был поход, а простая рекогносцировка, которая только показала, что с несколькими десятками человек нельзя и думать о завоевании обширной и многолюдной Даурской земли. Поэтому, оставив своих товарищей в Лавкаевом городе, он сам пошел в Якутск набирать новых ратных людей.
Шунь-Чжи 1-й Император Китая из династии Цин. 25 апреля 1644 – 18 февраля 1661.
Прибыв в Якутск в конце мая, Хабаров расповестил про открытый благодатный край, про обширные луга и пашенные земли, которые он видел на Амуре, про богатую растительность, про великие темные леса, изобилующие соболями и всяким зверем, про разнообразие пород рыб, которыми Амур не уступает Волге, словом, про страну, которая «против всей Сибири будет украшена и изобильна». Эти рассказы привлекли под знамена ловкого предпринимателя многочисленных «охочих людей». Из них Хабаров набрал вновь 117 человек и, сверх того, получил от своего покровителя Францбекова отряд служилых людей в 21 человек и три пушки. Всего, таким образом у него составилось войско более 200 человек. С такою силой можно было сделать попытку продолжить оборвавшийся в самом начале поход.
С набранными вновь ратными людьми Хабаров весною 1651 года вернулся на Амур к оставленным им там товарищам, но уже не застал их на прежнем месте, в Лавкаевом городке. Оказалось, что в его отсутствие они не сидели, сложа руки. Двенадцать раз ходили они в походы на владения Лавкаева брата Шилгинея и захватили в аманаты его жену и младшего сына. Когда же вышел весь запас хлеба, найденный ими в ямах, они покинули свою стоянку и пошли на город князца Албазы, зятя упомянутого Шилгинея. Албаза, увидев малочисленность русских (их было всего 52 человека), отказался платить дань, замышляя напасть на них и их перебить. Тогда казаки попробовали взять Албазин штурмом: сделали щит на колесах и стали приступать; но при первой вести об опасности из окрестностей сбежались дауры. Русские были отбиты и вынуждены были отступить, потеряв четырех человек убитыми. Отойдя, они поблизости от оказавшегося неприступным города, поставили собственный острожек, в котором и дожидались возвращения Хабарова.
Сибирский казак. Худ. Н. Каразин
Когда Хабаров с артиллерией и многочисленным отрядом ратных людей присоединился к казакам, сидевшим в острожке под Албазиным городом, дауры, не рассчитывая справиться с такими большими силами, бежали и бросили свой город на произвол судьбы. Ярофей вступил в него без боя; его казаки преследовали неприятеля до соседнего Атуева города, которого достигли ночью. Утром дауры с ужасом увидели русских под стенами города, подожгли его и бежали дальше, но к полудню были настигнуты казаками и разбиты в сражении. Победители захватили много скота и с добычей вернулись к Хабарову, который ожидал их в Албазине городе. Отсюда он совершал набеги на окрестных туземцев, захватывая пленников и аманатов и терроризируя дикарей своими пушками. С побежденными он обходился с той безудержной жестокостью, которая воспитывалась у людей его типа опасностями военной жизни и отсутствием каких-либо нравственных устоев: в одном случае он приказал утопить всех пленников-мужчин, а жен, детей и шубы собольи, по казацкому обычаю «подуванить»; аманатов он заставлял работать на себя и на своих приятелей, многие из них разбежались от дурного обращения, иных он порубил. Жену Шилгинея, которая не подчинилась его насилью, он ночью удавил. Через несколько времени после того Шилгиней с другими князьями приехал к городу с ясаком и стал говорить: «Жива ли моя жена у вас? Покажите мне жену и я ясак дам со ста человек: я приехал ныне с полным ясаком». Хабарову некого было показать даурским князцам, и дауры, покружив в течение нескольких часов вокруг города по полю, с бранью отъехали прочь.
Река Амур. Фото начала XX века
К началу лета Хабаров построил большие и малые суда для поездки вниз по Амуру. 2 июня он вы ехал из Албазина и на следующий день достиг города князя Дасаула, который оказался не только пустым, но и сожженным. Далее по пути попадались населенные юрты, но жители, увидав русских, тотчас метались на коней и скакали прочь, а жилища свои поджигали и пускали дым; казакам удалось захватить в плен только несколько женщин. Дня через два-три наехали на город князя Гуйгудара, в котором туземцы сосредоточили большие военные силы. Как только русские попробовали пристать к берегу, из города вышли сам Гуйгудар и еще два князя со всеми своими людьми и попытались воспрепятствовать их высадке; среди туземцев выделялось несколько китайцев, живших в городе Гуйгудара для сбора ясака с дауров. Казаки с судов ударили из ружей и уложили двадцать человек. Дауры отхлынули от реки, и казаки, воспользовавшись их замешательством пометались на берег и бросились вслед за ними. Гуйгудар со своими засел в городе; китайцы же отъехали в поле и воздержались от дальнейшего участия в военных действиях.