И он начал снова плясать, припевая:
Не теперь, не теперь ■ По грыбы ходыты,
В осени, в осени,
Як будут родыты.
Вуехович отстал от гетмана и подозвал к себе. кого-то из толпы, говорил ему что-то на ухо, поглядывая в то же время на’ Молявку, а последний продолжал стоять на одном месте, провожая глазами удалявшегося с приплясом гетмана; человек, с которым говорил писарь, кивнул головою, давая знать, что все разумеет; тогда сам Вуехович подошел к Молявке и сказал:
— Ты сказав, що ты козак Черныговського полку. По-клонысь Васылю Кашперовичу, полковныку свому. Скажы: пысарь Вуеховыч шлеть ёму свий братерний поклон, свому щырому приятелеви!
Сказавши это, Вуехович пошел за гетманом, куда также двигалась густая толпа народа. Молявка повернул назад, уже исполнивши свое поручение, как он думал. Вдруг догоняет его тот самый человек, которому Вуехович говорил что-то на ухо. ,
Он сказал Молявке:
— Товарыщу земляче, я выведу тебе!
Он шел с ним рука об руку к городским воротам и говорил:
— Посылае гетман козака Мотавыла в образи старця, нибы ялмужны просячого, з лыстом до крымського салтана, уверчен у ёго в лычаках. Вин от зараз за тобою з городу выйде. Вси люды в Чигирыни об тым тильки Бога молять, щоб гетманы швыдче замырылысь миж собою, сгыдла война, до того, колы довго стоятыме вийсько, голод настане. Уже и так дитей много умирае. Вси хотилы б йты за Днипр на слободы.
Эти слова проговорил он без всяких движений, потупя вниз голову и не глядя на Молявку, и никто из шедших около него не мог ни расслышать его слов, ни даже догадаться, что он передает посланцу какой-то секрет. Не дожидаясь никакого ответа, неизвестный оставил Молявку.
По выходе из ворот, Молявка стал раздумывать: что лучше делать ему, идти ли в стан и объявить о посланном в образе нищего, или подождать, пока этот нищий выйдет из города. Он рассчитывал: — если он теперь заявит о том, что услыхал, то нищего могут как-нибудь проглядеть или даже если поймают, то другие, а не он сам; напротив, если он сам лично того нищего схватит и приведет к начальству, то дело его оценится, как важный и очень полезный для всего войска подвиг. И выбрал он последнее и нарочно пошел медленно, беспрестанно оглядываясь назад, как вдруг своими быстрыми глазами увидел, что изо рва, окружавшего город, высунулась человеческая фигура и пошла по направлению вправо, в сторону, противоположную той, куда следовал Молявка. Молявка тотчас понял, что в городском-укрецлении есть где-нибудь тайный выход и виденный им человек прошел им так, что очутился во рву, а потом, при пособии какого-нибудь средства, в ыкарабкался изо рва. Малявка быстро и круто повернул вбок наперерез пути выползшего из рва человека.
Скоро был Молявка лицом к лицу с этим человеком. Это был на вид оборванный донельзя нищий. Ноги у него были в лаптях, без онучь. На плечах и вдоль тела болтались грязные отрепья — остатки существовавшей когда-то свитки, из-под них виднелось заплатанное грязное белье. Нищий снял дырявую шапку и низко кланялся, увидя подходящего хорошо одетого козака.
— Боже! Я кий гольтяпака! Який бидолага! — говорил тоном сострадания Малявка. — Видкиля ты, чы не з Чиги-рына?
— Эге! Мылостывый добродию! — отвечал нищий. — Утик, да воны и самы, правду сказать, пустылы, не сталы задержувать, бо скоро ничого буде всим иисты и вси пидуть так, як я .
• — Ходы за мною, старче Божии! — сказал Малявка. — Мени от як стало жаль тебе! Я тебе и нагодую, и одягну, и через стан проведу, ба сам не проберешся. Затрымають и в полон заберуть.
— Мени, добродию, все ривно. Нехай беруть. Я не мов-чатыму, все повидаю, що знаю; до того не до татар пийду, а своим же христианам отдамся, — говорил нищий.
Он пошел вместе с Малявкою. Доходили до стана. Уже виднелись палатки начальных людей. Сторожа перекликались.
Дойдя до караула, Молявка взоткнул на саблю свою шапку, обвязанную белым платком. ,
— Гасло! — крикнули караульные.
— Свята пьятныця! — отвечал Малявка. То был дневной лозунг. Его пропустили.
— А се кто с тобою йде? — спрашивали караульные, показывая на нищего.
— Се старець, мылостыни просыть. Видный, я его з Чыгирына с собою взяв, хоче до нас перейты. Я ему мыло-стыню подам.
Потом, обратившись к нищему, Молявка сказал:
— Бач яки у тебе погани лычаки, скидай их к злыдню, обуй мои сапьянци. Мени тебе дуже жалко стало. Я сам с себе все поскидаю, да тебе одягну, бо в мене, дяковать Богу, все е. От и кирея тоби. Скидай свои ганчырки!
Молявка снял с себя коричневого цвета суконную ки-рею и хотел набросить на плечи нищему. Нищий, словно кто на него кипятком брызнул, отскочил в сторону, потом, приняв вид смиренника, говорил:
— Ох паночку! Добродию мий! Чи варт я того? Боже, Боже! От Господь послав якого мылостывого доброчынця. Дале-би се пивсита сходы, другого такого доброцынця не надыбаеш!
Он кланялся в ноги.
— Скидай, кажу, свои лычаки, обувай мои сапьянци! — говорил Малявка.
Нищий повертывался туда-сюда, и, видимо, не знал, что ему делать.
Молявка крикнул к сторожевым казакам:
— Скидайте, братци, з мене сапьянци, и обувайте сего старця, а я в его лычаках доплентаюсь як-небудь до Чер-ныговською полку.
— Пане ласкавый, пане мылостывый! Не треба! Не треба! — говорил нищий и порывался идти в сторону.
— Ни, треба, старче! — сказал Молявка: — чуеш, що тоби кажуть: давай мени свои лычаки, а сам обувай мои сапьянци!
— Паиочку добродию! — говорил совершенно растерявшийся нищий: — Не хочу, далеби-не хочу! — и с этими словами пустился было скорым шагом уходить.
— Доженить ёго, козаки! — сказал караульным Молявка: — Возьмить у его лычаки, а ему дайте обутыся в мои сапьянци!
Козаки бросились на нищего. Тот, сам не зная, как избавиться от беды, начал уже бежать во всю прыть; козаки догнали его, повалили, сняли с ног его лапти, надели на него «сапьянцы» и привели к Молявке. ■
Молявка достал из кармана нож, разрезал лапти и вынул из них свернутое в тонкую трубочку письмо, засунутое в складки лык, из которых были сплетены лапти.
— Се не при нас пысано, — сказал Молявка, развернувши письмо: — Сего мы не розберемо! Се мабудь по-та-тарськи, або по-турецьки. Да у нас в полку знайдеться и такий, що прочыта. Иды, лишь, старче, за мною, до нашого .полковныка!
— Пане, добродию, пане добродиюI — возопил нищий: — Я не старець. Мушу всю правду повидаты. Я козак Дорошенкив. Гетман чыгирынський послав мене в образи старцевому пробратысь через ваш стан в степ и подать зви-стку салтану, що стоить за Ташлыком, щоб швыдче прыхо" дыв з ордою на одсич. Се Дорошенко свии лыст мени заложыв у лычаки, а я не хотив йти до салтана, а хотив перейты до вас_на цареву службу.
— Як тебе звуть? — спрашивал Молявка .
. — Козак Мотовыло, — был ответ.
— Добре, що не брешеш, — сказал Молявка: — Не бийсь ничого. Иды до мого полковныка за мною. •
Они пошли. Караульне -козаки проводили их несколько саженей, потом воротились назад и смеялись виденному ими событию. Молявка пустил Мотовила впереди себя. Прошедши версты две, они проходили мимо заросли и Мотовило затеял было броситься в кусты, но Молявка догнал. его, схватил за руку и, сняв с себя пояс, крепко завязал ему назад руки.
— Ты,- бачу, пруткий, козаче, — сказал Молявка. — Да я, мабуть, моцнийший от тебе.
И он погнал Мотовила далее, а сам постоянно держался за край пояса, которым были связаны руки Мотовила.
Коз аки Черниговского полка, стоявшие на карауле у своей полковой ставки, окликали его, потом, когда он произнес лозунг, пропустили.
— Я, — сказал Молявка, — веду до пана полковныка таке дывне звирья, що вин зрадие, скоро побачыть!
Молявка привел Мотовила к шатру Борковского.
— Пане полковныку! — кричал он. — Выходь твоя мылость глядить на дыво дывне!
Барковский тогда только что воротился в свой шатер после осмотра своего полка; услышавши голос Молявки, он вышел с своим обычным серьезным видом. Молявка рассказал ему все, что видал в Чигирине и представил пойманного козака, но не сказал, однако, что ему незнакомый человек в Чигирине заранее сказал про Мотовила, а изо-бр а зил дело так, как будто он, Молявка, сам, по собственной смекалке, задержал нищего и вынул у него из лаптей таинственное письмо, написанное на неизвестном для него языке.
Борковский сказал:
— За сю послугу, що ты вчыныв всёму Вийську Запо-рожському, наставляю тебе хоружым твоеи Черныговськои сотни. Зовить швыдче Галана Козыря.
Галан Козырь был родом татарин: в детстве достался он в полон козакам, принял св. крещение и был записан в козацкий реестр в Черниговском полку. Был он дорогой человек, знал татарское письмо, и гордился всегда, когда происходило какое-нибудь сношение с бусурманами.
— Прочытай и переложы! — сказал Борковский этому Галану, когда его привели к полковнику. .
Галан прочитал и сказал:
— Дорошенко пыше до салтана Нураддына: просыть прыспишаты на одсичь до Чыгирына, бо его москали и ба-рабашци на вкруги оступылы. .
Полковник приказал написать перевод. этой грамоты для представления наказному гетману.
Пришел Булавка. Борковский похвалил его шурина и объявил, что повышает его за заслугу Войску Запорожскому.
Обрадованный Булавка поклонился, нагнувшись до земли., а Боркавский отвечал ему легким начальническим киванием головою.
Принесли перевод перехваченного письма. Борковский понес его Полуботку и прочитал в собрании всех полковников .
— От гарно! Гарно! — воскликнули все полковники в
ОДИН ГОЛQС.
— Тепер, — заметил гадяцкий полковник Михайла Василевич, — Дорошенко у нас в руках!
— Вин сдасться! — заметил миргородский.
— Не звидки ёму бильш немае надии! — прибавил лу-бенский.
Полуботок заливался добродушным смехом, потешаясь над промахом Дорошенка.
— Тепер, — сказал он, — паслаты сказаты Дорошен-кови, що лыст ёго у нас. Нехай бильш не сподиваеться на бусурманську помич, а швьщче сдаеться, не пролываючи крови, а то як визьмемо ёго с бою, то вже не буде ёму шаны!