В кампании 1812 г. участвовали Оренбургские казачьи полки № 1 и 2, ранее участвовавшие в Русско-турецкой войне 1806—1812 гг. Дополнительно 8 августа 1812 г. были сформированы Оренбургский атаманский казачий тысячный полк (позднее назван «непременным») и Оренбургский казачий № 3 полк 5-сотенного состава. Кроме того, в составе войска существовали Тептярские казачьи полки{74}.
Тептярями называли небашкирское население, живущее на башкирских землях. С 1798 г. тептяри находились в ведении Оренбургского военного губернатора. В 1812 г. было сформировано 2 тептярских полка.
В 1812 г. 1-й Тептярский полк входил в состав казачьего корпуса атамана М.И. Платова. Командовал полком майор Темиров.
1812 г. ознаменовался созданием целого ряда ополченческих полков, казачьих по названию, но ничего общего с настоящими казаками не имеющих.
18 июля 1812 г. был издан манифест о созыве внутреннего ополчения. Молодой граф М.А. Дмитриев-Мамонов, известный в то время московский богач, предпринял формирование ополченческого конного полка на свои средства. Полк назывался — Московский казачий полк. На должность командира полка был приглашен князь Б.А. Четвертинский — популярный в свое время кавалерийский офицер. В полк вступил поэт П.А. Вяземский и многие молодые люди из московского дворянства. Рядовой состав комплектовался частью из крепостных крестьян, частью из добровольцев. Формирование полка началось в Ярославле, продолжилось в Москве, а с занятием ее французами — в Серпухове. Эскадрон полка участвовал в Тарутинском сражении.
«В самый день состоявшегося собрания и когда положено было образовать народное ополчение, граф Мамонов подал чрез графа Ростопчина государю письмо, в котором он всеподданнейше предлагал вносить, во все продолжение войны, на военные издержки весь свой доход, оставляя себе 10 000 руб. ежегодно на прожитие. Мамонов был богатый помещик нескольких тысяч крестьян. Государь, приказав поблагодарить графа за усердие его и значительное пожертвование, признал полезнее предложить ему составить конный полк. Так и было сделано. Дело закипело. Вызвал он из деревень своих несколько сот крестьян, начал вербовать за деньги охотников, всех их обмундировал, посадил на коней, вооружил: исправно и скоро полк начал приходить в надлежащее устройство. Были и другие от частных лиц предложения и попытки ставить полки на собственные издержки; но, кажется, один полк Мамонова окончательно достиг предназначенной цели. Мамонов, хотя и в молодых летах, был тогда обер-прокурором в одном из московских департаментов Сената. Военное дело было ему совершенно неизвестно. Он надел генеральский мундир; но, чувствуя, что одного мундира недовольно для устройства дела, предложил место полкового командира князю Четвертинскому — тогда в отставке, но известному блестящему кавалерийскому офицеру в прежних войнах»{75}.
«Полк Мамонова, — по воспоминаниям современников, — был замечательно щегольски обмундирован, имел все смены одежды для солдат и неимоверное количество белья». Шесть действующих эскадронов полка приняли участие в кампании 1813—1814 гг., сражались у Кацбаха, участвовали в осаде Дрездена, дошли до города Форлуи во Франции, где полк был расформирован.
В Петербурге также были сформированы два волонтерских казачьих полка: Смертоносный и Александрийский.
Первый из волонтерских полков носил также название «Смертоносный гусарский полк» или «Бессмертный гусарский полк» и носил на головных уборах изображение черепа и скрещенных костей, но официально назывался «Первый волонтерский казачий полковника Яхонтова полк». Он начал формироваться летом 1812 г. в Санкт-Петербурге, но окончательно устроен и сформирован был полковником А.А. Яхонтовым, назначенным шефом полка (полковой командир полковник Мейер). Полк состоял из пяти эскадронов сотенного состава и вначале принадлежал к Санкт-Петербургскому ополчению. На фронте полк оказался в начале декабря 1812 г. на Рижском направлении. Здесь он участвовал в преследовании неприятеля от Риги до Мемеля, 16 (28) декабря участвовал в ночном деле при г. Рагнит, 17 (29) дек. — в бою при д. Мелаукен, 24 дек. 1812 г. (5 янв. 1813) — в деле при селении Лаученкруг, 25 дек. 1812 г. (6 янв. 1813) — при Кенигсберге{76}.
Второй волонтерский полк — Александрийский — имел единственное отличие от «Бессмертного» полка — на форме носил вензель Александра I.
По указу императора Александра I генерал-адъютанту П.В. Голенищеву-Кутузову от 10 сентября 1812 г. был сформирован Тверской-Ямской казачий полк. Александр I повелел собрать с ямов между Вышним Волочком и Москвой «молодых и способных к казачьей службе ямщиков с их собственными лошадьми и пиками» по 200 человек с каждого яма для усиления отряда генерала Ф.Ф. Винцингероде, ведущего партизанские действия к северу от Москвы. Полк в составе 6 сотен формировался в городе Волоколамске Московской губернии. К 20 октября 1812 г. в его рядах числилось 788 человек, вооруженных пиками и саблями. Командиром полка был майор Ф.И. Бешенцов.
В 1812 г. полк действовал в партизанском отряде Винцингероде, а в кампанию 1813 г. сражался на территории Пруссии, Герцогства Варшавского, Саксонии, Мекленбурга, в 1814 г. — на территории Франции. По свидетельствам очевидцев, «полк действовал с отличною храбростию», «находился во многих авангардных делах, употребляем был по разным военным поручениям, кои исполнял всегда с желаемым успехом», «во всех сражениях оный полк отличался особенною храбростию и ознаменовал себя усердием и ревностию к службе». После окончания кампании 1814 года полк расформирован{77}.
На период Отечественной войны 1812 г. были созданы ополченческие части, которые носили название казачьих:
В Московской губернии — 8 пеших и 1 конный;
В Тверской губернии — 5 пеших и 1 конный;
В Ярославской губернии — 4 пеших и 1 конный;
Во Владимирской губернии — 6 пеших;
В Рязанской губернии — 4 пеших и 1 конный;
В Тульской губернии — 4 пеших и 2 конных;
В Калужской губернии — 5 пеших и 1 конный;
В Вятской губернии — 3 сотни конных;
В Симбирской губернии — 1 конный;
В Лифляндской губернии — 1 конный.
Иностранцы отметили разницу между настоящими казачьими войсками и теми, которые лишь носили это название: «Когда говорят о казаках и их деятельности в 1812, 1813 и 1814 гг., то под этим подразумеваются обыкновенно все иррегулярные части… Это смешение двух разных понятий и объясняет то различие во мнениях, которое существует о казаках, — одни превозносят их до небес, другие считают никуда негодными»{78}.
Во время походов 1813—1814 гг. казаки были настолько популярны, что многие иностранные части в войсках союзников тоже называли себя «казаками».
Поляк Хлаповский, служивший в наполеоновской армии, пишет о боях у Гайнау и Лигница в 1813 г., где произошло столкновение с прусским сводным гвардейским кавалерийским полком, состоявшим из драгун, гусар, улан и казаков. Хлаповский упоминает «несколько берлинских казаков, чьи бороды длиннее, чем у донских».
Германские повстанцы, поднявшиеся в Гамбурге против французов, тоже объявили себя казаками: «Для защиты от этой угрозы они организовали местную милицию, а также совместно с другими ганзейскими городами вооружили около десяти тысяч добровольцев и разместили их в близлежащих фортификационных сооружениях и на островах, примыкающих к городу. Новое соединение сначала получило название "Войско Ганзейской Лиги", но вскоре обрело новое имя — "Казаки Эльбы". Рекрутированные из низших классов городского общества, сборище отъявленных бездельников и бедняков, они использовали свой счастливый шанс и сделали все возможное для того, чтобы выгода освобождения от императорских войск и наполеоновской бюрократии падала с каждым днем»{79}.
Именем казаков прикрывались многочисленные мародеры, шествующие по следам армии союзников. «По мере продвижения союзных армий множество бродяг и мерзавцев, особенно пруссаков, переодевались казаками и, толкаемые надеждой на грабеж, мародерствовали, бросаясь на все, что принадлежало французской администрации. Они даже не брезговали захватом вещей, принадлежавших мирным жителям»{80}.
Марбо вспоминал, что во время отступления французов из России поляки, служившие в наполеоновской армии, временами изображали из себя казаков: «Для этого они организовали банды, выбросили свои кивера и прочие военные головные уборы, надели крестьянские шапки и, ускользая с бивуаков, как только наступала ночь, объединялись и возвращались, издавая воинственные крики казаков "Ура! Ура!". Таким образом, они сеяли ужас в умах слабых людей, многие из которых бросались в бегство, оставляя свои вещи, коляски и провизию. И тогда мнимые казаки, забрав все, что было можно, уходили прочь и еще до наступления утра возвращались во французскую колонну, где снова делались поляками, на следующую ночь вновь превращаясь в казаков»{81}.
Калмыцкие, башкирские, крымско-татарские и другие иррегулярные полки в составе казачьих корпусов и отрядов
Многочисленные малые народы, вошедшие в состав России в XVII—XVIII вв., обязаны были новой Родине военной службой и в случае необходимости выставляли иррегулярные конные части.
К началу Отечественной войны 1812 г. в русской армии находились 3 Калмыцких казачьих полка. 1-й и 2-й полки из жителей калмыцких улусов Астраханской губернии, сформированные 7 апреля 1811 г., были в 3-й Западной армии. 1-м Калмыцким полком, сформированным из калмыков Большедербетовского и Малодербетовского улусов, командовал брат владельца Малодербетовского улуса Джамба-тайша Тундутов. 2-й полк за свой счет (около 100 тыс. руб.) сформировал владелец Хошеутовского улуса нойон Сербеджаб Тюмень (Тюменев). Помимо лошадей было подготовлено для перевозки грузов и сто верблюдов