Амалия оказалась высокой, очень худой женщиной лет пятидесяти. Рыжие волосы, пережженные дешевой краской, были собраны в неаккуратную гульку, но лицо она тронула макияжем и даже надела нарядное платье, в котором явно не ходила дома. Никита не знал, откуда у него такие сведения, просто так показалось сразу, как он увидел Амалию.
– Проходите, – она посторонилась, пропуская его внутрь, но смотрела почему-то в пол, будто стеснялась.
Квартирка у нее оказалась такой же типичной, как и сам дом. Никита увидел только коридор и проходную гостиную, куда его позвала хозяйка, но сумел составить мнение. Ремонта здесь давно не было, мебель, казалось, осталась еще со времен Советского Союза, зато на диване лежали два огромных пушистых кота. Еще один расположился на старом пианино и один – на стуле, обтянутом красной бархатной тканью. На кофейном столике у дивана уже ждал пузатый чайник, две чашки и тарелка с печеньем. Сама хозяйка зашла в гостиную следом на Никитой, согнала с дивана котов, разгладила покрывало, предлагая Никите сесть.
– Простите, у меня не очень часто бывают гости, – пролепетала она, указывая на печенье. – А сама я сладкое не ем, поэтому уж что есть.
Никите казалось, что не только гости, но и вообще люди: родственники, дети, подруги – в этом доме не бывают практически никогда. Если, конечно, они есть, эти родственники и дети. Нигде: ни на столах, ни на стенах – Никита не увидел фотографий, а ведь в такой обстановке они обязательно должны были быть. Не заметил он и обручального кольца на пальце Амалии. Похоже, женщина крайне одинока.
– Вы живете одна? – спросил Никита, хотя дела это никак не касалось.
Амалия кивнула, снова на ее лице появилась виноватая улыбка.
– Уверенно иду к сорока кошкам на пенсии, – развела руками она. – Честно признаться, я не очень люблю общество… Работаю переводчиком, беру заказы и занимаюсь ими дома. Замуж не вышла, детей не родила… Если вы знаете, где и при каких обстоятельствах мы познакомились с вашей мамой, то должны бы понимать, какая у меня история…
Никита понимал, но ему показалось, что Амалия хочет ее рассказать, поэтому он спросил:
– Можете мне рассказать о том кризисном центре? Как вы там оказались?
– Кризисном центре? – переспросила Амалия чуть удивленно. – Мы не называли его так. На самом деле мы никак его не называли, может быть, Ника в своих фантазиях и придумала такое пафосное название, но я не слышала. Мне на тот момент было уже за тридцать, и десять из них я жила в гражданском, как нынче модно говорить, браке. Я из неблагополучной семьи, отец бросил маму беременной, мама всю жизнь пила, говорила, что я сломала ей жизнь. Сбежать в общежитие после поступления в институт я не могла, я ведь городская, общежитие таким не положено, поэтому, когда каким-то чудом на меня обратил внимание парень, я почти сразу к нему переехала. Он работал обычным грузчиком, у него была старая, доставшаяся от бабки комната в коммуналке. Я была так рада сбежать из дома, что совсем не замечала его к себе отношения. А он даже не скрывал, что я ему нужна исключительно как прислуга. Знаете, я ведь читаю сейчас разные статьи об абьюзерах, как ловко они маскируются под заботливых мужей на первом этапе, как притупляют внимание жертвы. Мой Коля таким себя не утруждал, но я, дура, все ела. Закончила университет, устроилась на работу. Порой приходилось замазывать синяки по утрам, все-таки в школе преподавала же. Пока не познакомилась с Никой.
– Как вы с ней познакомились? – ненавязчиво поинтересовался Никита, чтобы не возвращаться к этому потом.
– Она пришла работать к нам в школу. Не учительницей, кем-то другим, я сейчас уж и не вспомню. Педагог-организатор, что-то такое. Однажды зашла вечером учительскую за чем-то, там только я была. В очередной раз с синяками под обоими глазами и нежеланием идти домой. Мы разговорились. Она и предложила на время переехать к ней, пока не найду другое жилье. Знаете, она какие-то там кружки у детей вела, а говорила не хуже психолога. И уговорила меня. Я вещи собрала, пока Коля на смене был, и уехала. Боялась, он меня искать будет, у школы сторожить, но он будто сразу забыл обо мне. Я у Ники почти год прожила.
– А другие женщины? Как они появились?
– Да примерно, как и я, – пожала плечами Амалия и наконец-то потянулась к чайнику, будто только сейчас вспомнив, что надо бы угостить гостя. – Маша была соседкой Никиной матери, маму вашу она вроде бы в парке встретила, не помню точно. Ника была очень общительной девушкой, легко находила общий язык со всеми.
– А как ей вообще в голову пришло приглашать к себе женщин, попавших в беду? – Никита намеренно больше не употреблял выражение «кризисный центр». Очевидно, так назвала свою квартиру Ника только участковому.
– Она сама была такая же, как и мы. Я подробностей не знаю, Ника не любила о себе рассказывать, только нас слушала внимательно.
– Ей была интересна психология?
Амалия как-то странно улыбнулась.
– Скорее просто наши истории. Она мечтала однажды снять кино о жертвах насилия, вот ей и нужны были разные истории. Я слышала, что она потом замуж вышла, наверное, муж хороший попался, вот она и думать забыла о таком кино. Она ведь совсем молоденькая была, лет двадцать пять или чуть больше, на нее все это не успело повлиять, как на меня. Это мне все эти отношения, мужья поперек горла встали, так и не отошла. Вот, живу затворницей, кошек по помойкам собираю, выхаживаю. Наелась я всего этого.
Никита покосился на откормленных, ленивых котов. Если они и начинали свою жизнь на помойке, то уже давно забыли об этом.
– Вас, наверное, больше всего история вашей мамы интересует? – спросила Амалия. – Простите мой нескромный вопрос, но она… умерла?
Никита кивнул.
– Я так и поняла, – вздохнула Амалия. – Иначе вы не наводили бы справки у посторонних людей. К сожалению, вряд ли я вам смогу чем-то помочь. Ваша мама пробыла с нами совсем недолго, если мне память не изменяет, не больше недели или двух. Честно говоря, я даже не помню ее историю. После вашего звонка полезла в альбом с фотографиями, думала, увижу ее, что-то вспомню, но, увы, ее на снимке не оказалось. Должно быть, мы делали его уже после того, как ее забрали.
Никита непроизвольно задержал дыхание. Фотография?..
– У вас есть фотографии тех женщин? – как можно спокойнее спросил он, хотя сердце в груди отбивало чечетку.
– Всего одна. Хотите посмотреть?
Конечно же, он хотел! О такой удаче Никита не смел мечтать даже после того, как с первого раза нашел женщину из кризисного центра!
Амалия с готовностью поднялась, открыла дверцу в большой темно-бордовой стенке, вытащила альбом. Никита успел заметить, что внутри лежало еще несколько, но все они были достаточно старыми. Очевидно, последние годы Амалия действительно вела затворнический образ жизни, даже фотографировать было нечего. Она вытащила из альбома одну фотографию 10 на 15, протянула Никите.
– Вот это я, Маша, Инна и Ника, – рассказывала Амалия, показывая пальцем на каждую.
Но ни Маша, ни Инна Никиту не интересовали. Взгляд его сразу приковала к себе последняя, самая молодая девушка. Он узнал ее. Это была блондинка из видения о последних секундах жизни убийцы, это она была там, плакала и закрывалась руками. Значит, чутье его не подвело. Ника связана с убийцей. И если маг – его брат-близнец, значит, Ника знает обоих. Знала, по крайней мере. Необходимо найти ее как можно скорее.
– Амалия, а вы знаете, что стало со всеми этими женщинами? – спросил Никита, отрывая взгляд от фотографии.
– Увы, мы не поддерживаем отношений, – виновато развела руками Амалия. – Ника, как я уже говорила, вроде бы вышла замуж, Маша куда-то уехала. Что стало с Инной, я не знаю. С мамой вашей тоже никогда не встречалась.
– А почему вы ушли от Ники?
– Она потеряла к нам интерес. То ли встретила кого, то ли просто загорелась новой идеей. Она, знаете, яркая такая была, идеи из нее фонтанировали как из рога изобилия. То фильм хотела, то в кругосветное путешествие. Домой стала приходить редко, вот мы с девочками и решили, что хватит пользоваться ее благодетельностью. Мы уже в себя пришли, у меня мать как раз скончалась, квартира эта мне досталась, мне теперь было куда идти. Я и ушла. Остальные вроде тоже надолго не задержались.
Никита попросил разрешения сделать снимок фотографии, полностью ее забирать не стал. Ему не хотелось отнимать у этой женщины ничего из того, что связывало ее с окружающим миром, будто, забрав даже часть, он оставлял ее наедине со старой квартирой и четырьмя кошками. Странное чувство, нелогичное, но ему хватило и фотографии фотографии.
Попрощавшись с Амалией, он вышел на улицу, окунувшись в послеобеденную жару. Почему-то в старой квартире, заставленной советской мебелью и пропахшей одиночеством, было прохладно, даже зябко, а на улице по-прежнему царило удушающее лето.
Первым делом Никита написал короткое сообщение Яне и не сдвинулся с места, пока не получил ответ от нее. Яна написала, что с ней все хорошо, Воронов привез ее и уехал. Она перекусила и собирается лечь вздремнуть. Дурное предчувствие не утихло, но Никита по-прежнему не находил ему подтверждений, поэтому заставил себя не паниковать. Ему следовало позвонить Лосеву, рассказать о Нике, попросить помощи в поисках, но Леша позвонил ему сам.
– Ты где? – коротко спросил он.
– В центре, – также коротко ответил Никита.
– Похоже, мы нашли наших братьев. Ты прав, они были близнецами, – по голосу Лосева было слышно, что он куда-то торопится. – Виктор и Владислав Каримовы, 1971 года рождения. Я пробил по базе, Виктор живет – или жил, по крайней мере, – здесь же, о Владиславе нет никаких данных уже лет пятнадцать. В сорок пять, как полагается, паспорт он не менял, никаких документов не получал. У меня есть адрес женщины, которая может хорошо знать обоих братьев. Поедешь со мной?
Никита вдруг подумал, что будет забавно, если этой женщиной окажется Амалия Голомудько, и не удержался от нервного смешка.