– Отец, просто расскажи правду, – подал наконец голос Никита.
Они долго смотрели друг на друга, как тогда, на террасе Яниного дома, и Яна снова чувствовала себя лишней. Она и была тут лишней, ведь серьезный разговор состоится между отцом и сыном, но уйти не могла. Боялась, что Андрей Владимирович что-нибудь придумает и правды все же не скажет.
– Твоя мама загадала демону желание, – наконец начал Кремнев, глядя на Никиту так, словно старался запомнить каждую черточку его лица. – Чтобы он вернул Дашу. И он вернул. Сделал так, что никто не помнил о случившемся, кроме нас с Таей. Даша вернулась, живая и здоровая, совершенно такая, какой была перед смертью. Но… – Андрей Владимирович осекся, не решаясь продолжить, а затем вдохнул поглубже и сказал: – Но твоей маме стало казаться, что это не так. Что демон вернул не Дашу, а какое-то другое существо вместо нее. Она так и говорила: существо. Пыталась доказать мне, что Даша была не такой, находила какие-то признаки. Плачет не так, голос не тот, смотрит слишком внимательно для полугодовалого ребенка, будто желает всем вокруг зла. Конечно же, это было не так, это была самая настоящая наша Даша. Но Таю было не переубедить. Мне нужно было найти ей психиатра, знаю, но я тянул. Просто не представлял, как скажу ему всю правду. Если не говорить, он подумает, что Тая сумасшедшая. А если сказать, решит, что сошли с ума мы оба. И я все тянул, все надеялся, что она наконец осознает свою ошибку. Но когда терпеть было уже нельзя, когда я твердо решил, что завтра начну искать психиатра, случилось страшное. Я проснулся среди ночи от странного ощущения. Кто-то будто толкнул меня, велел открыть глаза. Подскочил, твоей мамы в постели не было. Она стояла у окна, склонившись над Дашиной кроваткой. Поначалу я подумал, что она просто укачивает ее, как обычно, но потом заметил… – Андрей Владимирович снова замолчал, и Яна сжала кулаки, будто хотела придать ему собственных сил. И ему, чтобы договорил, и Никите, чтобы выдержал услышанное. Потому что Яна еще слишком хорошо помнила, как сама восприняла этот рассказ, как страшно ей было. А ведь она чужой, посторонний человек. – Тая держала подушку на лице Даши, – наконец продолжил Кремнев. – Я подскочил, оттолкнул ее от кроватки, но Тая словно сошла с ума. Бросалась на меня с кулаками, кричала, что от Даши нужно избавиться, что она настоящий дьявол, что изведет нас всех. Мы боролись, роняли мебель. Даша плакала. Проснулись вы с Женей. Я сунул тебе Дашу в руки, велел бежать к соседке, даже не увидел, что вы вернулись в детскую, не знал, что спрятались в шкафу. Тая бросилась на кухню, схватила нож. Кричала, что все равно убьет «существо».
Кремнев снова замолчал, но теперь все и так было понятно. Яна с опаской взглянула на Никиту, пытаясь понять, какое впечатление произвел на него этот рассказ. Может быть, и прав в чем-то был его отец, считая, что Никите не стоит этого знать, может, Яна так и молчала бы всю жизнь, но сейчас она не могла одна решать, что делать с украшениями. Лицо Никиты казалось непроницаемым, будто внутри него не было ни единого чувства, ни единой мысли.
– Почему ты не сказал об этом? – наконец холодно спросил он.
– А зачем? – ответил Андрей Владимирович. – Меня бы все равно отправили в тюрьму, я все равно убийца. Я ведь не защищался, Никита. Я нанес ей четыре ножевых удара, я убил ее. В какой-то момент во мне словно проснулось что-то первобытное, какие-то животные инстинкты. Тогда я думал, что это инстинкт во что бы то ни стало защитить своих детей, но у меня было много времени подумать. И теперь думаю, что, если это было обычное желание крови? Что, если я на самом деле обыкновенный убийца? И я решил, что хотя бы об одном родителе у вас троих должны остаться хорошие воспоминания. Каково было бы тебе знать, что твой отец – убийца, а твоя мать – сумасшедшая, которая хотела убить своего ребенка?
Никита ничего не ответил. Почти целую минуту разглядывал отца, потом скользнул взглядом по Яне и, по-прежнему ничего не говоря, поднялся и поковылял к выходу из комнаты. Яна догнала его уже на улице. Он не собирался уезжать без нее, не убегал от нее, но и не посмотрел, когда она подошла ближе.
– Отдай ему украшения, – только и сказал Никита, когда Яна остановилась в полушаге позади него.
– Нет, – твердо сказала она.
– Ты хотела, чтобы я узнал правду и принял решение потом, – напомнил он, по-прежнему глядя в темноту, прячущую в себе калитку дорогой психиатрической клиники. – Я узнал. И хочу, чтобы ты отдала ему украшения.
– Нет, – повторила Яна. – Их все равно у меня сейчас нет. Ты сейчас поедешь домой, а я к папе, заберу украшения. Завтра утром мы встретимся, и, если ты не поменяешь своего мнения, я отдам их твоему отцу.
Никита наконец обернулся, долго всматривался в ее глаза, будто хотел прочитать в них что-то, а потом спросил:
– Почему?
– Потому что ты слишком долго учился себя контролировать. Проведи одну ночь наедине со своими эмоциями, не таясь от них, а потом я сделаю так, как ты скажешь, – просто ответила Яна.
Эпилог
– А мне ты никогда не готовил вафли на завтрак! – тщательно изображая обиду, заметила Даша, намазывая на свежеиспеченную вафлю толстый слой джема и с хитрецой поглядывая на Никиту.
– Я и Яне их не готовлю, только сделал тесто, – меланхолично заметил тот. – Печет она сама. Ты мне вафли тоже никогда не готовила.
Яна лишь хмыкнула, следя за тем, чтобы вафли не пригорели. Последние несколько часов, с тех самых пор, как Никита вечером попросил ее не уезжать, она переживала, что утром скажет на это Даша. Но младшая сестра Никиты отнеслась к ее появлению на кухне вполне философски. Не сказала ничего, но Яна прочитала на ее лице что-то, схожее с облегчением. А когда они столкнулись в ванной, Даша призналась, что даже рада этому.
– Было бы невыносимо, если бы первой женщиной, оставшейся у Ника на ночь, оказалась какая-нибудь тридцатилетняя стервочка, которая с утра пыталась бы учить меня жизни, – заговорщицким тоном сказала она. – Так что я безумно рада, что это ты. Думаю, мы подружимся.
Яна искренне на это надеялась, хоть, безусловно, и не собиралась проводить здесь каждую ночь. До начала занятий в университете осталось чуть больше месяца, и ей совершенно точно не стоит приезжать на лекции вместе со своим преподавателем. Вот если бы еще папа отнесся к Никите так же хорошо, как Даша к ней. Яна слышала однажды, как он говорил Элизе, что Никита ему нравится, но знала, что папа сказал это лишь потому, что с Никитой они тогда не встречались. Впрочем, ему придется смириться.
На кухне царила достаточно веселая и непринужденная атмосфера, Кремневы подшучивали друг над другом, Даша привычно много болтала, и это не могло не радовать Яну и не отвлекать от грустных мыслей. День предстоял тяжелый, Яну вызвали на очередной допрос, и она всю ночь прокручивала в голове, что говорить. Новый следователь оказался парнем умным, с незакостенелыми мозгами, готовым принимать разные версии, но так много, как Воронов, он не видел, а потому все ему рассказать все равно не получится.
Леша Лосев обещал держать руку на пульсе и готовить Яну к таким допросам. Он пока так и не решился признаться во всем начальству и уйти из полиции. Воронов лежал в коме, и некому было требовать этого. Яна втайне надеялась, что, даже когда следователь придет в себя, он не станет настаивать. Лосев ошибся, но людям нужно давать второй шанс.
Второй шанс Никита дал и отцу. Предлагал забрать того из клиники, но Андрей Владимирович отказался. В клинике за ним был хороший уход, он привык к персоналу и никому не мешал. Яна видела, что Никиту обрадовал такой ответ. Он готов был простить отца и наверняка был благодарен ему за то, что тот избавил Яну от демона, но им обоим еще только предстояло заново выстраивать отношения. Единственное, о чем они договорились, это о том, что Кремнев-старший теперь будет иногда приезжать к детям на ужин. Но даже это казалось Яне огромным шагом вперед. Прощение – дело небыстрое. Не стоит торопить события, но главное все же – успеть. Потому что едва ли у Андрея Владимировича много времени. Он сказал Никите, что знает, куда спрятать украшения так, чтобы их никто не нашел, а сам сможет удержаться от соблазна загадать желание. И после того, как все закончится, едва ли комплект попадет кому-то в руки ближайшие лет сто. Яна понятия не имела, что это за место, но подозревала, что Кремнев знает, о чем говорит. У него было много времени все обдумать.
Призрак Анны и ее пса на дороге больше не появлялся. Останки девушки готовили к отправке в Санкт-Петербург, и Яна поклялась себе однажды навестить ее могилу, когда будет гостить у бабушки с дедушкой. Яна была уверена, что Анна и собака сыграли не последнюю роль в том, что она и Никита спаслись. Виктор Каримов, по заключению эксперта, умер не от Сашиной пули, а от разрыва сонной артерии звериными клыками. И Леше еще предстояло придумать, как объяснить это следователю.
– А можно на завтра заказать круассаны? – продолжала подначивать Даша, уплетая вафли и даже не догадываясь о мыслях Яны.
Ни она, ни Никита ответить не успели: раздался звонок в дверь, заставивший его нервно вздрогнуть, а Яну замереть в испуганном предвкушении. Только Даша приняла звонок как нечто должное.
– Я открою! – заявила она, одновременно запихивая в себя остатки вафли и запивая ее кофе.
– Я, – отозвалась Яна, торопливо направляясь к двери и чувствуя на себе взгляд Никиты.
Она поняла его мысли: по утрам в дверь его квартиры могла позвонить только Лера. И Никита знал, что этого больше никогда не случится. Наверное, в этот момент он уже начал подозревать, что происходит.
Яна открывала дверь медленно, пыталась держать себя в руках, но пальцы все равно мелко подрагивали.
На пороге стоял Илья Вавилин, всклоченный, невыспавшийся, в мятых штанах и футболке. Увидев Яну, он лишь слегка приподнял брови в удивлении, продемонстрировал ей пустую чашку и спросил:
– Не угостите кофейными зернами? У нас закончились, а Лера без кофе по утрам – настоящий монстр! Я ее боюсь. – Илья скорчил смешную рожицу.