Отряд Потемкина стоял между Рымником и Серетом. В него входили 4 пехотных полка, 1 батальон егерей, 2 батальона гренадер, 3 гусарских полка, 2 карабинерских, 1 донской. Сербский гусарский полк находился около Фокшан, Венгерский и Валашский князя Кантакузина между Бузео и Яломницей. Донской казачий полк Зазерского «по Дунаю по усмотрению командующего корпусом»[647].
В документах можно найти численность легких кавалерийских полков после кампании:
Сербский гусарский – 783;
Елисаветградский пикинерный – 616 и 27 погонщиков;
Днепровский пикинерный – 846;
Харьковский гусарский – 641;
Острогожский гусарский – 710;
Ахтырский гусарский – 737;
Венгерский гусарский – 2955[648].
У полка князя Кантакузена и у донских полков численность не указана.
В Польше (в Львове, Томашове, Перемышле) разместились войска Долгорукова от 2-й армии – 5 пехотных полков, 2 карабинерных, 2 кирасирских. От 1-й армии в Польше, согласно расписанию, стояли: «Набранный из польских жителей казацкий полк. Команда малороссийских и донских казаков. Располагаются по усмотрению»[649].
Наблюдать за турками на крайнем правом фланге оставался Фабрициан с легкими войсками. Он наблюдал за Олтой. Крайов он занял без боя.
Запорожцы к этому времени оказались в распоряжении командующего 2-й армией. Это видно из личной благодарности императрицы, которую запорожцы получили за кампанию 1771 года:
«Божею милостью Мы, Екатерина Вторая, императрица и самодержица всероссийская и прочая и прочая. Нашего императорского величества Низового Войска Запорожского кошевому атаману и всему войску Запорожскому Наше, императорского величества, милостивое слово.
Предводитель Второй нашей армии генерал-аншеф князь Долгоруков донесениями своими засвидетельствовал Нам, что за всю минулую кампанию подданным Нашим низовым Войском Запорожским во всех местах, где оно за распоряжениями было и действовало, положенная служба исполнялась с ревностью и наибольшим старанием»[650].
Всего в отряде Сидловского за весь 1771 год погибло 47 казаков. Именно столько имен было передано в сечевую церковь для поминовения.
Уход на зимние квартиры главных частей армии не означал прекращения военных действий местного значения. 17 ноября за Дунай к Бабадагу высылалась разведка – полковник Мартынов и его 500 казаков. 19-го Мартынов встретил 700 турок, которых казаки разбили. В послужном списке Дмитрия Мартынова сказано, что он «в окрестностях Бабадага для поиску над неприятелем» напал на 700 конных турок, отбил 2 знамени и 200 лошадей и взял в плен 16 человек, в плен также попали 2 турецких старшины. Видимо, нападение было внезапным, в «Журнале…» было отмечено, что турок убили 130, а сами потеряли 2 раненых – хорунжего и казака[651]. Среди пленных оказался писарь янычарского аги Гафуз Мустафа, который сообщил, что конница была послана визирем из Базарджика во главе с двухбунчужным Ахметом-пашой, чтобы забрать в Бабадаге уцелевшие вещи. Еще пленный показал, что у визиря в Базарджике войск всего 4 тысячи, артиллерии нет, но из Варны в Базарджик уже выслали 16 пушек.
Осень и зиму территория за Дунаем от Измаила и до Базарджика оставалась ничейной. Русские отряды переходили Дунай и ездили по Добрудже, сталкиваясь с турецкими патрулями или разведывательными партиями. В декабре из Измаила за Дунай отправились 30 арнаутов с капитаном Карпаном Дадором. По их рапортам, при Бабадаге они разбили 150 турок, убили 4, 1 взяли в плен. Обратно вернулись 18 декабря.
По показаниям пленного, в Базарджике находился Абды-паша, «а визирь повезен оттуда в Константинополь»[652]. В Рущуке при 6-тысячном войске стояли Газы Ахмет и Арнаут-паша. Сераскер Муссин-оглу из Журжи перебрался в Разград (в 12 часах пути от Рущука), войск у него 7 тысяч, и он якобы «пожалован визирем».
Действительно, по воспоминаниям Ресми-эфенди, в Базарджик (Хаджи-Оглу-Базар) из Стамбула прибыл мактубджи Абдур Разак-эфенди, привез шубу и чин полного паши для янычарского аги, который должен был стать кайммакамом в главной квартире, отобрал печать у Силихдар-Мухаммеда-паши и отвез в Рущук к Муссин-заде-Мухаммеду-паше (Муссину-оглу). Разжалованный из визирей Силихдар отправился в айнабахтский санджак. Он был «самый благородный, самый умный и самый почтенный» из предыдущих визирей, за год он не получил от казны ни одного мешка денег[653], воевал за счет местных средств.
Главная турецкая квартира зимовать решила в Шумле. Каймакам прибыл туда со Священным знаменем. Туда же явился новый визирь Муссин-заде-Мухаммед-паша, и каймакам передал ему знамя.
На других театрах военных действий
Пока все удачно складывалось в Закавказье. Тотлебен покорил к июлю Грузию, передал войска Сухотину и уехал в Петербург в августе 1771 года. Из-за этого 40 тысяч анатолийского войска, вместо того чтобы идти на Дунай, повернули на Грузию.
В Константинополе, по слухам, был голод, не поступал хлеб из Египта. Это вызвало в Константинополе восстание, и султан вынужден был держать там еще 30 тысяч войск. Казалось, турки вот-вот запросят мира.
Как некий контраст на фоне побед на Дунае и покорения Крыма для Дона высветилась внезапная опасность со стороны Кавказа.
Переселение татарских орд накалило обстановку в Предкавказье. Едисанская, Буджацкая, Джамбулацкая и Едичкульская орды под именем буджакских татар с мая 1771 года расселились вдоль речек Ея, Ясень, Албаш, Челбас, Бейсуг, Кирпиль и азовских рукавов Кубани. Часть их расположилась по левому берегу Кагальника, на территории, которую донцы считали своей. До прихода этих четырех орд здесь, на правом берегу Кубани, кочевали Наврузская, Бестинеевская и Касаевская орды, около 37 тысяч душ обоего пола. С приходом четырех ногайских орд из Бессарабии прежние три ушли на левый берег Кубани, «поселились между горцами, стали непримиримыми врагами вновь прибывших татар. Таким образом, эти четыре орды оказались окруженными со всех сторон врагами – донскими казаками и калмыками, ранее пользовавшимися черноморскими пастбищами, черкесами и татарами, которых они вытеснили за Кубань»[654].
Отсюда, с Кубани, внезапно вышел к донским станицам Сокур-Аджи Карамурзин с черкесами и некрасовцами. В ходе непродолжительного набега партия в 700 всадников достигла станицы Романовской и разорила ее. На обратном пути черкесы вступили в перестрелку с гусарами майора Криднера, которые преследовали их до Кубани и за Кубань.
Вместе с гусарами «хищников» преследовали и донские казаки.
Алексей Герцев, служивший в это время в полку походного атамана Макара Грекова со 2 августа 1770 года, в послужном списке отметил: «погоня за неприятелем, разорившем Романовскую станицу»[655]. Есть записи – «в полку походного атамана Сидора Кирсанова с 4 июля 1771: при защите Романовской ст. от черкес». И «преследование ногайцев, разоривших Романовскую станицу» записал себе в послужной список Харитон Захарович Калмыков, служивший в полку Ильи Рышкина[656].
У реки Джекинли черкесов настигли. «Взято в плен до 300 черкесов и отбито до 13 000 голов рогатого скота, захваченного горцами на Дону. Горцы бежали, а русские ввиду свирепствовавшей за Кубанью моровой язвы, не преследовали противника и вернулись на Линию»[657].
Однако в «Журнале военных действий…» за 1771 год в записях о Кубанском корпусе подчеркивалось, что из-за переселения на Кубань пророссийски настроенных ногайцев ситуация резко изменилась к лучшему, «по такому обороту дел пользовался сей корпус весь нынешний год совершенным покоем»[658].
Зимовка на Дону
В ноябре войска Прозоровского вступили на территорию земли донских казаков. Вступил, правда, один Московский легион. К 8 ноября 1-й батальон разместился в Заплавской, Кривянской и Грушевской станицах, 2-й – в Кочетовской и Золотовской, 3-й – в Бабской и Ведерниковской. Гренадерский батальон встал в Семикаракорах, карабинеры – в Верхне-Кундрюченской и на Гнилой Тоне, 2 эскадрона – в Каменской. Сам Прозоровский с артиллерией легиона разместился на зиму в Раздорской, древней казачьей столице. Как видим, Московский легион взял под контроль нижнее течение Дона и Донца.
Вместе с Прозоровским пришли на Дон полки Иловайского и Кутейникова. Полк Иловайского обосновался в Багаевской и Манычской, Кутейников – в Михалевской. Эти два полка не отдыхали, они слали разъезды по границе войска вверх по Манычу и «учреждали» за Доном пикеты «в пристойном месте»[659].
Прозоровский вспоминал о том, как предупредил эпидемию на Дону. В Раздорах умерла одна женщина, но войска оцепили Раздорскую, и болезнь прекратилась[660].
Естественно, важнейшим событием кампании было покорение Крыма. На Дунайском театре у русских было превосходство в качестве войск, но турки, быстро осознав свои сильные и слабые стороны, стали цепляться за крепости по Дунаю.
Глава 5. Перемирие
В 1772 году военных действий практически не было. Больше опасений вызывала «зараза». Есаул Иван Михайлович Барабанщиков с командой с 10 октября 1772 года стоял «по границам Войска Донского против заразы» (Орловы-Денисовы и другие. Вып. 27. М., 2002. С. 52). Полк Ефима Кутейникова, воевавший на Перекопе, в 1772 году стоял за Доном по реке Салу, но в конце года опять оказался в Крыму. Казачьи полки на Бердянской линии были усилены полком полковника Ларионова, но Степан Ларионов здесь оставался недолго, с 28 октября 1772 года он с полком уже значился на Кубани. А полк Василия Агеева, наоборот, с Кальмиуса в апреле отправили в Польшу, где он и находился до 1775 года. Полк Янова отправили 17 апреля сменить казаков, охранявших Царицынскую линию.