я ограбления убитого, подвергается опасности быть застрелен от своего офицера, – столь сие важно, а офицер, сие не препятствующей в его взводе, тотчас должен быть арестован от ближнего штаб-офицера»[819].
При этом Суворов продолжал признавать превосходство турецкой конницы в рукопашных одиночных схватках и не рекомендовал для регулярной кавалерии шермиции. «Фланговыми от эскадронов конница шармицировать приучатца может, только не свыше, с каждого крыла, как одного, в двух или трех рядов, а отнюдь не целыми или полуэскадронами, ибо тут тратятца лучшие люди и сие есть казачье дело и то не часто и не безнадежны». То есть учитесь, но «сие есть казачье дело и то не часто».
С этого момента инструкции Суворова начинают касаться и казаков. «Пока неприятельская пехота не вовсе истреблена будет, не должна есть конница гнатца за его конницею, но сие исправлять должны казаки, а об арнаутах здесь не упоминаетца». Даже в случае победы русской кавалерии лучше истреблять турецкую пехоту, а не гнаться за турецкой конницей, «но сие исправлять должны казаки».
При нападении на неприятельский полевой ретраншемент, казаки и арнауты вообще должны находиться в третьей линии.
При наступлении в авангарде идут «егерские баталионы, большая половина казаков, треть арнаут или, по усмотрению, и гранодерской баталион».
Если авангард вступает в бой, «легкая конница отделяет себя в стороны и готова на погоню», и командующий авангардом, «только для ее быстроты в поражении и погоне», оставляет ей «полную волю». Прочая конница должна оставаться во второй линии.
В полевом сражении, «когда варвары не весьма сильны и много пехоты, или вовсе оной не имеют», Суворов рекомендовал подпустить турок, «чтоб сами приближились линии конниц». Он допускал, что турецкая конница может русскую «поражать, начиная от казаков и арнаут; но тут без нужды гусарам и пикинерам, чтоб напрасно коней не утратить, не выезжать, а оставатца при пехоте». Когда «поразительнейшей удар» турецкой конницы будет «поистреблен, то хотя оная и вся поскачетца в полном карьере, имея казаков и арнаут перед собою», тогда русской кавалерии можно идти «линиями и эскадронами вперед, токмо и тогда оставлять при пехоте по одному эскадрону, треть арнаутов и до пятидесяти казаков»[820].
Мы видим устоявшийся стереотип: казачье дело – шермиции, ибо, если подраться выезжают регулярные, «тут тратятца лучшие люди» (казаки, видимо, не тратятся); в случае победы – гнаться за турецкой конницей; в походе идти в авангарде и быть готовыми к преследованию, и тут, для «быстроты в поражении и погоне», им дают «полную волю»; в случае атаки турецкой конницы, подставляться под ее удар и вскачь уходить, подводя турок под огонь русской пехоты и артиллерии или под контратаку русской кавалерии.
Имея такой опыт и передавая его войскам, подошедшим из Польши, армия Румянцева была готова начать кампанию.
План Румянцева заключался в переходе через Дунай и осаде Варны и Шумлы. В Шумле была ставка визиря, а из Варны к нему могли подойти переброшенные морем подкрепления. Войска 2-й армии должны были осадить Очаков.
Для выполнения поставленных задач Румянцев разделил армию на три группы: дивизия Салтыкова численностью в 10 000 должна была обложить Рущук; дивизия Глебова во главе с самим Румянцевым должна была идти на Силистрию и обложить ее; дивизии Каменского и Суворова общей численностью в 14 000 должны были двигаться на Базарджик и далее к Шумле и сковать там визиря.
Турки в свою очередь планировали построить мост у Силистрии и нанести удар через реку. Второй удар сераскер должен был нанести от Базарджика на Гирсово, а оттуда – к Силистрии. Соединившись, два отряда предполагали наступать на Валахию и Молдавию. «Припугнем его и победоносно заключим с врагом вечную любовь и дружбу», – таков был план кампании. В войска поступила дополнительно легкая артиллерия. Но выступать в поход не спешили. «Каждому было известно, что нас ждет за Дунаем»[821].
Русские хотели начать кампанию в начале мая. Но Каменский еще в апреле двинул легкие войска по правому берегу Дуная к Бабадагу. Регулярную кавалерию до появления подножного корма он в поход не направлял.
9 мая Каменский уже стоял у Карасу. Впереди его был полк Василия Иловайского. Суворов находился у Гирсова и 16 мая установил связь с Каменским. Турецкие отряды уходили к Базарджику. Чтобы подкрепить наступающую дивизию, Румянцев взял у Суворова 1 казачий и 1 пикинерный полки и отправил к Каменскому.
1-я и 2-я дивизии выходили к Дунаю. 1-я дивизия у Ораша, 2-я – у Слободзеи. Салтыков вышел к реке у Магушешти. Им противостояли 6 тысяч турок у Никополя (Ахмед-паша) и у Турно (Сулейман-паша). Турки не дожидались пассивно, а нападали на русские посты (2 мая и 11 мая).
«На одной высоте» с 1-й и 2-й дивизиями, но по другой стороне Дуная шел Каменский. Он выслал три донских полка до Кучук-Кайнарджи на Силистринскую дорогу, чтобы обнаружили турок, а затем вернулись к Карасу. Командовал ими полковник Гантвиг. 11 мая казаки нашли турок у Абтату в лесу. Премьер-майор Денисов атаковал их. «Прибытие же подкрепления при секунд-майорах Арсеньеве и Сулине заставили турок обратиться в бегство к своему лагерю»[822]. Опомнившись, турки вышли из лагеря и развернулись к бою. Их было 1200 при 2-бунчужном Каре-паше. На помощь Денисову, Арсеньеву и Сулину подоспели пикинеры секунд-майора Сиверса и Мамошина и казачий полк Устинова и сразу же атаковали. Турки потеряли 300 убитых, 37 знамен и лагерь. В послужном списке Денисова значится, что это он разбил отряд Кары-паши, взял 12 пушек и 12 знамен. Турок гнали 10 верст. Пленные показали: в Базарджике стоит Черкес-паша с 800 конными.
Об этом военачальнике стоит сказать особо. Б.Р. Хрещатицкий отмечал своеобразную затянувшуюся «дуэль» между этим пашой и командиром Донского полка Федором Петровичем Денисовым. «Наиболее опасным врагом Денисова в Турецкую войну был некий Черкес-паша, также прославившийся своей отвагою. Черкес-паша давно искал случая схватиться с Денисовым»[823]. Каменский, «рассеяв неприятельский отряд при Абтату (11 мая)», пошел на Базарджик[824]. По плану Румянцева, Салтыков должен был отвлекать турок от главного удара операцией на Турно. Суворову предстояло переправить свои силы за Дунай и объединить их там с дивизией Каменского. Оба они, Каменский и Суворов, за Дунаем должны были договориться, как и куда наступать.
Оба генерала рапортовали Румянцеву – «первой, что он уже со всем своим корпусом сближается до высоты Карасуйской, а другой, переправя резервной корпус у Гирсова, расположил оной на сопротивном берегу со утверждением взаимной связи с восходящими против того поста нашими войсками»[825].
Турки на драку не лезли. Как рапортовал царице Румянцев, «ни тот, ни другой не открывают еще неприятеля в поле знатным числом. Посланные от части Каменского партии видят иногда разъезды турецкие, которые удаляются, не входя в дело к Базарчику. Генерал-порутчик Суворов, объехав свой кордон от Нигоешт до Гуробал, нигде не обозрел, чтобы неприятель утверждал свои посты, кроме главного – Силистрии, а только ночью и днем видимы бывают по берегу его разъезды»[826]. Визирь с главными силами не двигался. «Двинься он с места, весь устроенный им порядок продовольствия перепутается, и – армия пропала!», – писал Ресми-эфенди[827].
18 мая генералы представили Румянцеву общие свои – Каменского и Суворова – рассуждения, что полагают полезным искать неприятеля и разбить его прежде всего в поле. Румянцев, не имевший других известий о неприятеле, кроме получаемых через донесения того же Каменского и Суворова, не усмотрел по ним, «чтоб были где в открытом месте собранными войски неприятельские, кроме малого числа в Базарчике». Он понял намерение генералов наступать «с своими корпусами во глубину сопротивного берега» и 21 мая послал им… (в сборнике документов это называется «ордер») некие рекомендации – «сообщаю вам мои мысли в означение только того образа, который мне кажется полезным для вашего движения»[828].
И далее он детально расписал, как Каменскому уделить внимание Варне, важному порту, через который поступали к туркам припасы и войска, и идти на Базарджик, а Суворову, прикрывая Каменского справа, делать вид, «елико можно удостоверительнее, будто оборот его преклонится к Силистрии. Сим образом удержит он против себя в почтении силистрийского неприятеля, сохраняя и связь и способность к содействию взаимному впадением во фланг, или зайдя в тыл неприятелю, естьли бы предстали вам случаи к общему делу»[829].
То есть Суворов и турок в Силистрии отвлечет перед предстоящим форсированием всей армией Дуная и Каменскому поможет, если надо.
Кроме того, Каменскому указывалось, что по его маршам и действиям будут сверяться действия всей армии. «Засим хочу я только, чтоб вскоре вы мне прислали подробное объяснение, как вы свои марши расположите и в которой день куда дойтить предназначите, дабы, в соображении того, мог я и в других частях по их предметам единовременное распоряжение учинить»[830].
А это ответственность!..
И в заключение, между прочим, Румянцев упомянул запорожских казаков: «Против вышеписанного дан ордер господину генерал-порутчику Суворову с прибавлением следующим: что до запорожских казаков, то употребить их, как при Черной воде, да и для других действий и способствования вашего сообщения в продолжении движения по Дунаю предаю лучшему благорассмотрению и распоряжениям вашим»