– Поехали в Тайный приказ – решился я – Соберемся и обмыслим, что нам теперь делать.
В Тайном приказе мы тоже попали на учебу. Шли классы у “шведов” и вернувшихся из поездки по России казаков, которых я тоже определил к Шешковскому и Хлопуше. Разумеется, наградив, сверх всякой меры. Мои глошатаи получили медали, повышение в чине и по сто рублей каждый. Увы, вернулись не все. Из семидесяти станичников сгинуло сорок два человека. Остальные приехали истрепанные, некоторые раненые.
– Значица поддеть здеся и нажать вот тута – я опять остановился в дверях большого барского зала, превращенного в учебный помещение и прислушался. Хлопуша давал мастер-класс взлома. Для этого бывший катаржанин притащил целую дверь с навесным замком и показывал инструмент взломщика – все эти фомки, отмычки и прочее – в действии. Ученики один за другим подходили и пробовали повторить движения Афанасия Тимофеевича. Даже Шешковский смотрел на все это с интересом и после того, как очередь закончилась, попытался вскрыть замок. Не получилось. Хлопуша засмеялся гулким басом, поправил повязку на глазнице. Потом увидев меня, поклонился. Ученики тоже отвесили поклоны, встав со скамей.
– Отдохните покель, покурите – я заметил у многих в руках табачные трубки. Казачье развлечение, привезенное из столиц.
С табаком надо было что-то делать. Если повальное пьянство мне удалось остановить “сухим законом”, опий и другие дурманящие средства я просто запретил в свободную продажу, то с курением ситуация обстояла одновременно хуже и лучше. Женского курения не было в принципе, мужское ограничивалось трубками. Папиросы и сигареты еще не придуманы, завозы табака в страну невелики. Можно было обложить его повышенным налогом или вообще запретить продажу молодежи – доверившись способу естественного вытеснения курева из оборота. Надо было тщательно все это обдумать.
Вместе с Хлопушей и Шешковским мы поднялись на третий этаж барского дома и сели в кабинете.
– Мыслю заговор зреет – первым начал Степан Иванович – На хуторах видели остатки солдат Бибикова. В городе появились подозрительные людишки.
– Поймали?
– Кем ловить то, Петр Федорович? – Хлопуша огорченно развел руками – Тайников пока учим, да и не все к нашему ремеслу сподобны.
– Самое важно нынче – я встал, подошел к окну. Солнце разгонало облака, заискрило по снежным наносам – Это ремесло слежки. Поделите казачков напопалам, пущай один отряд тишком добирается от Кремля к рыбной слободе по одному. И обратно. А другой – следит за ним. Потом они меняются, описывают вам, кто за ними следил.
– Дельная идейка – согласился Шешковский – Можно еще стребовать оторваться от наблюдателей.
– Таким макаром можно учить не только слежке – присоединился к коллеге Хлопуша – Но и шпионству.
– Это второй шаг – кивнул я – Как научатся таковому – следить и убегать, пущай выкрадут какие документы из канцелярии бургомистра и вам отдадут. Или подкупят кого из писцов. Деньги у вас на то есть. Я дозволяю траты.
– Заодно и канцеляристов Каменева проверим – восхитился Шешковский – Двойная выгода.
– Вот еще что – решился я на грязный трюк – Надо бы написать тайных писем и отправить в первую и вторую армии, что воюют турок.
– Зачем? – удивился Хлопуша.
– Есть у тебя Степан Иванович там свои людишки? – я повернулся к Шешковскому.
– Найдем, но кому письма?
– Вот список военачальников – я достал из-за пазухи и пожал тайникам лист. Первым номером шел Александр Суворов. Вторым – Потемкин – Надо бы им написать так, чтобы письма перехватили заранее.
И Хлопуша и Шешковский смотрели на меня недоуменно. Я вздохнул, стянул с пальца китайский перстень с воющим волком.
– Поди приставлены человечки из Экспедиции к Румянцеву или Голицыну. Вот приходит такой человек к генералу и говорит, мол перехватили письма от бунтовщиков Суворову. Показывает бумагу с моей печатью.
– А там что? – Шешковский подался вперед – В письме?
– Да ерунда какая, ералаш. Дескать все по нашей уговоренности, деньги отдали родственникам. Или ждите нашего человека в условленном месте, прибудет с векселями английского банка… Главное чтобы письма были разные, да необычные, непонятные непосвященному.
– Я никак не уразумею – покачал головой Хлопуша – Зачем сие?
– Ну вот представь себя на месте тайника Катькиной – начал я объяснять – Ты приставлен к армии наблюдать за генералами. И вдруг перехватываешь подозрительное письмо к Суворову. Что будешь делать?
– К Румянцеву пойду – ответил за Афанасия Шешковский – Как вот с этим письмом Ефимовскому.
Степан Иванович ткнул в бумагу, которую мы обсуждали час назад в полковой школе.
– А Румянцев что сделает? – повернулся я к “палачу Екатерины”.
– Заарестует Суворова для начала – пожал плечами Шешковский – На время разбирательств.
– Вот! – я назидательно поднял палец – А разбирательство долго длятся?
– Точно – согласился Степан Иванович – Пока снесутся с Москвой, да Питером, узнают, что никакие людишки к родственинкам не приходили, да денег не приносили…
– Полгода пройдет – закончил я мысль за Шешковского – И мы выиграем время пока военачальники в дрязгах своих будут…
– Ох, ну и голова у тебя, царь-батюшка – восхитился Хлопуша. Степан Иванович тоже посмотрел с уважением.
– А насчет заговора – я задумался. Агентурной сети нет, специалистов по слежке тоже… Что же делать?
– Устройте покель облавы в городе. Пущай новики попробуют себя в вашем деле. Обыски подозрительных людишек, допросы задержанных…
– Дозволяешь пытать, царь-батюшка? – живо поинтересовался Шешковский.
В эти времена со средствами расследования не церемонились. Людей подвешивали на дыбе, выворачивая суставы, били кнутом. После этого отправляли в камеры отлежаться, чтобы через несколько дней подвергнуть истязаниям снова. По установленному порядку обычно пытали три раза. Если не находили в ответах противоречий или изменений – появлялся шанс избежать дальнейших допросов. Презумпция невиновности не работала, да и не изобретена она еще даже в Европе.
Я задумался. Следственные порядки надо облегчать – под пыткой люди оговаривали и себя и других, что прибавляло следователям бессмысленной работы. Причем в ситуации цейтнота.
– Лучше б по иному расспросы вести, людишек не отягощая понапрасну – сказал я.
– Как же по иному-то? – пожал плечами опытный Хлопуша, побывавший лично не под одним следствием – Кто ж без прямых оговорщиков, да без пытошного страху сам на себя вину скажет?
– Ежели похватали сразу несколько подозрительных – ответил я – Надо по одному за един день опросить, да сказать им о том, что кто первый без утайки всё расскажет – ему облегчение в приговоре будет. Ежели кому запираться захочется – тому за всех ответ держать. Токмо расспросы надо вести таковым видом, чтоб не смогли договориться меж собой.
– Хитро – оценил идею Шешковский.
– Впрочем пытка також не исключена – тяжело вздохнул я. Местные нравы быстро не исправишь, надо двигать вперед маленькими шажками.
– Плохие они люди, злые!
– Что? – я оглянулся.
Сзади меня стояла Акулька в новом овчинном тулупчике и смотрел на меня ясными глазами. Я же разглядывал Колю Харлова и Васю-птичника, которые раскладывали на площади казанского Кремля наш воздушный шар. За время приезда из Оренбурга, Харлова с новой артелью швей из бывших дворянок умудрилась сделать из красной ткани огромную надпись ПЕТРЪ III и теперь нужно было пришить ее на шар. Следом должна была последовать на другой стороне монгольфьера изображение Богоматери с младенцем-Христом.
– Люди они злые.
– Кто?
– К коим Колька бегает. Видела у ворот одного. Глаза страшные, черные…
У меня внутри тревожно екнуло.
– Какие люди?
– А я поди знаю – пожала плечами девочка – Но дух от них идет смрадный, смертельный!
– Николай, подь сюды – я махнул рукой парню.
Харлов младший подбежал, поклонился.
– Звал царь-батюшка?
– Что за люди, с коими ты встречался у ворот? – я обернулся, но Акульки сзади уже не было. Стояли лишь казаки конвоя, поправляя сбруи на лошадях.
– Так это возчики были – глаза парня бегали, но ответил он твердо – Сестра послала денег им за дрова отдать.
Ответ Николая мне не понравился, я поставил в себе памяти зарубку узнать у Харловой, что за возчики приезжали в Кремль.
– Голубятню обустроили? – перевел я разговор на волнующую меня тему.
– Да – парень вытер сопли рукавом теплого кафтана – Споймали новых голубей по дворам. Как только Васька приучит их к месту, раздадим с фурьерами в полки.
– Молодец! – я тронул Победителя каблуками.
– Петр Федорович! – парень замялся – Я правду говорят, что вы немцам продались?
– Кто сие лжет? – я натянул поводья.
– Так генерал Чернышев десять лет тому назад почти победил Фридриха. А вы повелели воротить полки домой.
– Откуда ты это слышал? – я подал лошадь ближе к Харлову.
– Слыхал как двое мужей болтали у лавки, что на торгу. Сестричка с поручением посылала, случайно подслушал – Коля покраснел, отвел глаза.
Мнда… К самозванцу добавилось предательство. Кто-то хитрый все это вкидывает.
– Меньше слухай сплетен. Полки я велел воротить ибо не наша это война была. Русскую кровь лили за хранцузов, да англичашек. А те добра не помнят!
Казаки подъехали ближе, важно закивали.
– Чем больше европцы друг другу чубы рвут – я обернулся к конвою, добавил еще немного геополитики – Тем нам лучше. А ежели они объединятся, да союз учинят – пиши пропало. Нападут и разорвут нас на части.
Церковь по-прежнему живет по Юлианскому календарю, поэтому первым наступает Рождество Христово. Предпразничные богослужения начались за пять дней до праздника. Я присоединился к ним лишь в предпоследний день, когда ко мне слишком зачастили святые отцы в главе с митрополитом с напоминаниями. Мне как царю, практически по должности полагалось присутствовать на всех торжественных богослужениях. Так что один из главных русских праздников мне запомнилс