Хозяйка лежала в капризной позе на низкой кушетке. Золотая арфа стояла подле. Чуть зазвенели струны, когда хозяйка встала навстречу входившим.
– Счастлива видеть вас, – сказала она, точно повторила заученный урок, и протянула Юзефу маленькую, красивую, надушенную руку – Спасибо, мосье Костюшко, что привели дорогого гостя. Он ваш брат?
– Уи, мадам – Тадеуш склонил голову.
Княжна Владимирская была в нарядной «адриене» с открытой грудью и плечами. Платье было модное, почти без фижм. Среднего роста, худощавая, стройная, с гибкими и вместе с тем ленивыми, какими-то кошачьими движениями, она была бы очень красива, если бы её не портили узкие, миндалевидные, косившие глаза. В них не проходило, не погасало некое беспокойство, которое Юзеф про себя определил двумя словами: «Дай денег…»
– Господа, позвольте познакомить вас – мосье Юзеф Костюшко, из Варшавы.
Она протягивала полуобнажённую руку со спадающими кружевными широкими рукавами и называла поляку своих гостей:
– Барон Шенк… Мосье Понсе… Мосье Макке… Граф де Марин-Рошфор-Валькур, гофмаршал князя Лимбургского.
Названный старик, с лицом, изрытым морщинами, с беззубым узким ртом, осклабился в приторной любезной улыбке.
– Михаил Огинский, гетман литовский.
Юзеф долгим и пристальным взглядом посмотрел на Огинского и низко ему поклонился. Тот кивнул в ответ.
– Все мои милые, верные, дорогие друзья, – сказала Али-Эмете, усаживаясь на кушетку.
Костюшин сел против неё и осмотрелся. Обстановка была богатая, но Юзеф заметил, что всё было в ней случайное, рыночное, наспех купленное, временное, наёмное. Казалось – принцесса Владимирская не была здесь у себя дома. Золото зеркальных рам слепило глаза, зеркала удваивали размер залы, но комната была совсем небольшая, и в ней было тесно. Общество было пёстрое, и, хотя разговор сейчас же завязался и бойко пошёл, было заметно, что все эти люди чужие друг другу и чужие и самой хозяйке, что они лишь случайно собрались здесь и что «свой» здесь только брат. Он уселся у ног хозяйки на низенький пуф, взял лист бумаги и начал набрасывать карандашом портрет, не спускал с принцессы нежного, влюблённого взгляда.
Макке стал рассказывать, как он был на прошлой неделе в Версале на королевском выходе к мессе.
– Плох король?.. – спросил, сжимая морщины, граф Рошфор.
– Не то что плох, а видно, что не жилец на этом свете. И нелегко ему.
– Ну вот… Везде де Мопу… Ему только соглашаться.
– Это уже не король – Макке повысил голос – Божества нет. Нет торжественности, трепета, всё стало бедно, скромно, Levee du roi – утренний приём у короля. Король вышел совершенно одетый, готовый к мессе, обошёл представляющихся, расспрашивал о делах… Какое же это «Levee du roi»!.. Когда-то, при Людовике XIV, да ведь это было подлинно пробуждение некоего божества, вставание с постели со всеми интимнейшими подробностями человеческого туалета… Доктор, дворянское окружение… Стул…
– Оставьте, Макке, – капризно прервала рассказчика принцесса Владимирская – Удивительная у вас страсть рассказывать всякие гадости, от которых тошнит, и покупать неприличные картинки с толстыми раздетыми дамами на постели. А когда дело коснётся высочайших особ – тут вам и удержу нет… Такая страсть под кроватями ползать.
– Princesse, я хотел только сказать, что раньше дворянству показывалось, что король тоже человек и, как говорят римляне, – nihil humanum…Не чужд ничему человеческому.
– Есть вещи и дела, Макке, о которых не говорят в салоне молодой женщины.
– Зачем же их публично делали во дворце?
– Мало ли что делается публично по всем дворам Парижа, но слышать разговоры об этом у себя в доме я не желаю… Меня просто тошнит от этого. Судари, кто из вас видал трагедию «Танкред»?..
Юзеф хотел было вступить в разговор, но что можно сказать о парижских театральных новинках?
– Я смотрел ещё в прошлом году, – сказал барон Шенк. – Мне не очень понравилось. Вот маленькая штучка «Новое испытание» – прелесть… Хохотал просто до упаду… И как играли!
Из соседней комнаты в гостиную прошёл прелат в чёрной сутане. Он кивнул головою тому, другому и сел в углу у корзины с искусственными цветами. Ливрейный лакей принёс поднос с маленькими чашечками с чёрным кофе и стал обносить гостей. Юзеф, понял – пора уходить. Разговор разбился. Граф Рошфор тяжело поднялся с кресла и подошёл к принцессе Владимирской.
– Простите, Princesse, от кофе откажусь.
– Всё приливы? – сочувственно, протягивая тонкую бледную руку, спросила принцесса.
– Да… вообще нерасположение… До свидания.
– До свидания, граф. Надеюсь – до очень скорого.
За графом поднялся и гетман Огинский. Кивнул Юзефу на выход. Разговор состоялся уже на улицу, на каштановых аллеях.
– Вы из Варшавы с депешей от конфедератов?
– Нет – покраснел Юзеф – Буду откровенен с вами, ваше сиятельство. Скрываюсь от долгов. Когда была образована конфедерация, я пожертвовал крупную сумму на наше общее дело. Пришлось заложить поместье. Нынче евреи-ростовщики возбудили дело о неуплате процентов…
– Да… все, мы пострадали – сочувствующе покивал гетман – Но ничего, французы опомнились, возобновили субсидии.
– Хорошая новость!
– Вот еще одна. Потоцкий тайно выехал из Османской империи в Польшу.
– О! Генерал готовит новое восстание?
– Именно сейчас у нас появился шанс свергнуть эту русскую марионетку Понятовского! Слышали, что творится у Екатерины на востоке?
Закапал новый дождь, мужчины открыли зонты.
– Какой-то бунт. Объявился некий, Пугачев, очередной самозванец. Объявил себя Петром III.
– Я поддерживаю переписку с нашими людьми в сибирской ссылке. Пугачев не просто самозванец, а весьма деятельный военачальник. Он уже взял Оренбург, Казань, Самару…
– Я думаю, гвардейские полки пройдут по его крестьянам парадом – пожал плечами Юзеф.
– Это большое заблуждение – Огинский понизил голос – Имел встречу с министром де Мопу. Серьезные люди делают ставку на Пугачева!
– Что за люди?
Гетман поколебался, но все-таки решился.
– Слышали про вольных каменщиков?
– Масоны?
– Да. Новое тайное общество. Пришло на смену иезуитам. Нынче они решают дела Европы.
– Но не Азии же…
– Зря вы так, Юзеф! Это наш шанс. Пока Екатерина занята делами на востоке, ударить…
– И она опять пришлет Суворова!
– Суворов в Константинополе.
Мужчины помолчали, каждый думая о своем.
– Очень рисковый план – Костюшко пожал плечами – Но почему бы нет? Ставка на Пугачева?
– Да. Но есть и запасной вариант. Видели эту dame fatale? – гетман махнул рукой назад.
– Али-Эмете?
– Да. Я слышал как она себя еще именовала княжной Таракановой посланнику Кастеру.
– Она и правда княжна? Не похожа.
– Дочка пражского пивовара – поморщился Огинский – Авантюристка каких поискать. Но умна. Этой зимой по Парижу начали ходить слухи, что она внебрачная дочь прежней русской императрицы Елизаветы и графа Разумовского. Дескать, имеет права на престол.
– Вот оно как – пробормотал Костюшко – Французы ставят сразу на несколько лошадок.
– И какая вырвется на финише – покивал гетман – Еще не известно!
Правду говорят – “пришел марток – надевай семеро порток”. Народная пословица очень точно отражала погоду в первые дни весны. Ударили морозы, поднялась вьюга. И тут я на совете министров объявляю о нашем выступлении на Нижний. Разумеется, это не вызвало энтузиазма.
– Померзнут солдаты! – покачал головой Перфильев.
– Выйдем как только спадет мороз и начнется оттепель – отмел возражения я.
– По Волге идти неделю – вздохнул Подуров – Где брать дрова? По берегам?
Рассказал, как можно обкладывать полатки вырезанными кусками льда и прессованного снега. Министры впечатлились.
– Откель сие знаешь, царь-батюшка? – поинтересовался Рычков.
– Северные народы чумы так свои строят – отмахнулся я – Об сем всем известно.
– Нужны пилы – озаботился вопросом Мясников – И как греться внутри?
– Костер можно зажигать в таком жилище. Снег сплавляется, дым выходит наружу через дырку. Афанасий Петрович – я обернулся к Перфильеву – Распорядись послать вперед “арапчат” на лыжах. С охраной. Пущай делают в каждом дневном переходе достаточно жилищ из снега.
Я взял бумагу, набросал строение типичного иглу. Особенно обратил внимание, чтобы вход в “иглу” был ниже уровня пола – это обеспечит отток из постройки тяжёлого углекислого газа и приток взамен более лёгкого кислорода, а также не позволяет уходить более лёгкому тёплому воздуху.
Задержка с выходом до марта обернулась двумя существенными плюсами.
В последний день перед выходом в город пришло сразу два каравана – с казанских и уральских заводов.
Первый привез пулелейки. Их тут же раздали в полки, начались пробные стрельбы. Пулю в стволе “шатало”, но дальность увеличилась сразу на сто с лишним шагов. Теперь даже крестьянские отряды представляли собой серьезную опасность.
Второй караван во главе с известным мне мастером Мюллером привез сразу десять больших мортир. Среди них выделялась своим размером и весом просто огромный сорока пудовый Петръ III Стрелял он бомбами, начиненными черным порохом, весом под два пуда.
Разумеется, я тут же захотел проверить дальность. После тестовых стрельб удалось замерить расстояние – почти три версты. Фактически речь шла о том, что из Петра III можно обстреливать города за пределами действия бастионной артиллерии.
– Срочно разряжайте бомбы – дал я команду Мюллеру – Будем начинять их другим зарядом.
– Каким же? – немец чуть не выронил трубку изо рта.
– Ваш соотечественник, Иоган Гюльденштедт, довел до ума перегонный куб – я поплотнее застегнул соболиную шубу, вдохнул холодный морозный воздух – Нынче можем делать зажигательные снаряды нового вида.
После долгих опытов, Иогану удалось не только добыть бензин с керосином, но и выделить некоторое подобие дизельного топлива. По моему совету он сварил его на медленном огне, с добавлением измельченного мыла. Теперь после окончания варки и остывания состава смесь осталось только разбавить бензином для лучшей воспламеняемости и текучести – и у меня появлялся напалм. А это смерть любым крепостям – ведь несмотря на каменное строительство и земляные бастионы, все внутренние перекрытия все-равно делаются из дерева. Напалм же может затечь в любую щель. Да и потушить его обычной водой просто невозможно.