– Ладно, зови этого делового.
Мне стало очень интересно, тот ли этот Баташов или не тот. Оказалось что ТОТ! Андрей Радионович Баташов, совладелец нескольких из крупнейших и успешнейших металлургических предприятий России расположенных в нижегородской губернии на реке Выкса и в рязанской губернии под Касимовым. Человек жестокий и властный и очень предприимчивый. В общем, представитель своей эпохи. В своей “прошлой” жизни я кое-что читал о нем, даже собирал досье в папку о Праотце. И мне Баташов был сильно нужен.
В зал архиерейских покоев вошел богато одетый человек лет пятидесяти, без парика, но с очень короткой ухоженной бородкой сильно отличавшейся от непрерывной вереницы всевозможных мочалок прошедших передо мной за этот длинный день. Сопровождал его хмурый Никитин и казак конвоя, тащивший ларец. Судя по всему немалого веса.
Вошедший поклонился и опять же в отличии от большинства предшественников начал не с простонародного «великий государь» или «царь батюшка», а в полном соответствии с титулованием положенным по петровской табели о рангах:
– Ваше императорское Величество, позвольте лично засвидетельствовать свое почтение и преданность. Прошу принять от нас с братом этот скромный дар на святое дело возвращения отеческого престола.
С этими тщательно отрепетированными словами он откинул крышку ларца. Золото! В монетах.
– Тысяча империалов, Ваше Величество.
Ну да. Каждый империал это десять рублей номинала. Монетка округленно идет по шестнадцать грамм золота, а значит, весь ларец весит пуд. Изрядный подарок. Эдак я закрою выплаты войскам сразу за два месяца. Только разменять это, чересчур дорогое золото на банальное серебро сейчас не у кого. Буду выдавать артельно – одну монету сразу на несколько солдат. А там они уже сами в городе разменяют у менял-евреев.
– Благодарю, Андрей Радионович. Но не скрою своего удивления от того что вы решили мне присягнуть. Не вы ли с братом дворянского титула у моей супруги искали? А ведь я его не дам.
Ехидно улыбаюсь я посетителю. Тот вскинулся и горячо заговорил, уже без всякой выспренности:
– А и не надо, Ваше императорское величество! Мы ведь не из гордыни дворянства искали, хоть предок наш при Иоанне Грозном в опричном войске служил. Но у дворян перед купцами по нынешним законам преимуществ несчесть. И крестьян им к заводам приписывают, и подати они не платят и земли покупать продавать могут без препон. Как тут с демидовыми, строгановыми да шереметьевыми соперничать? А коли не будет привилегий для дворян, то и нам с братом эти титулы не нужны. Нам бы лишь дело делать не мешали. А уж мы, государь, любые потребности казны исполним.
Баташев коротко поклонился, пристально глядя на меня. Я же согласно покивал. Все так и есть. О какой конкуренции можно говорить, если у дворян на заводах работают фактически рабы? Отсюда и лютая бедность народа, который за свой труд не получает ничего, кроме кнута. А нищий народ не может покупать даже насущного. Тупик, из которого Россия кое как стала выкарабкиваться только во второй половине 19 века, после отмены крепостного права.
– Ваше рвение меня радует. Я також желаю сделать весь народ русский богатым и довольным. Коли в России больше не будет рабства, то каждый крестьянин плоды своего труда будет продавать и в крестьянских семьях появятся деньги. Которые они смогут потратить на железную утварь. Да и если на ткани они деньги тратить будут, все едино заводчикам и торговцам сукнами потребуются инструменты и станки. И государству под моим правлением понадобится очень много металла для строительства и армии. Так что тот, кто сможет делать железо много и дешево – станет самым богатым человеком в России.
– Мы с братом готовы день и ночь трудится во благо империи! – Патетически воскликнул визитер но тут же все опошлил: – Ещё бы нам землицы да угодий лесных отписать, то любые потребности по железу сумеем покрыть.
И выжидательно на меня уставился.
– Новые земли и леса это конечно возможно. Но что ты, Андрей Радионович, предложил бы человеку, который знает как получить хорошее железо без затрат древесного угля, быстрее и больше чем в нынешних переделочных горнах? А также сказал бы вам с братом, что знает как на треть уменьшить затраты угля при выплавке чугуна. Знает как отливать чугунные пушки намного более прочные чем теперешние?
Теперь уже я выжидательно уставился на Баташова. У того на лице недоверие постепенно сменилось удивлением и потом пониманием.
– Такому бесценному человеку мы с братом, несомненно, предложили бы долю в нашем предприятии. – Баташов запнулся, решая в уме трудную задачу о том, какова минимальная величина благодарности для царя за такие инвенции – Скажем четверть прибыли.
Наконец, выдавил он.
– Треть – безапелляционно припечатал я – О подробностях перемолвимся завтра. Поздно уже, а там на целый день разговор. Но уверяю тебя, Андрей Радионович, что я сказал только часть того, чем я могу помочь теперь уже НАШЕМУ обчему делу. И жалеть тебе не придется ни минуты.
Утром проснулся опять от кошмара. Вновь снилась Харлова. Девушка с разрубленным лицом что-то мне говорила, из-за рта текла кровь и капала мне на грудь. Капли больно жгли кожу в том месте, где сердце.
Не похоже, что загробные мытарства Татьяны после суда над ее братом закончились. Коленька этапом отправился строить Хабаровск, а его сестра похоже на том свете никак не упокоится. Это если верить Агафье. Последней кстати, в кровати уже не было – ушла готовить завтрак.
Я встал, выпил из глиняного кувшина кваса. В соседней светелке тихонько препирались оба Творогова.
– Горделив больно царь то! – вещал один – Видал в церкви его? Метания перед иконами не делает, руку священнику не целует… Стоит себе столбом, лишь крестится.
– Так то же амператор! – возражал младший Творогов – Они метания не делают…
– Откель знаешь?
– Так Афанасий Петрович был в Петербурхе, рассказывал тамошние нравы… Он ведь и Екатерину видал.
– А наш Петр Федорович також по миру постранствовал, обычаев заморских нахватался. Видал какие рисунки дает генералам, да инвенции в военном деле удумывает…
Я тихонько подошел к двери опочивальни, заглянул в щелочку. Творогов младший – протирал саблю замшей, старший – перезаряжал пистолет. В окошке солнце уже показало свой краешек – день обещал быть ясным.
– Афанасий Петрович сказывал, что таковых инвенций и в Европах нет! – не соглашался младший – Он говорил, мол это Божий дар Петру Федоровичу. Пострадал за грехи людские, вот ему и снисходит свыше.
– Как Христос?
– Ну ты дурак! Христос за всех людей пострадал, а Петр Федорович токмо за русский народ. Чуть не убили его Орловы, лишили престола… Молвят даже пороли его в странствиях – есть рубцы на спине.
– Да ты что!
– Истину тебе реку, слушай меня, Игнат! Ежели будешь слушаться – в большие люди выйдешь при царе то!
– И батюшка тоже говорил, Ерема, мол кто начинал при Петре Федоровиче – все воеводами станем, аль атаманами войсковыми. Вона Афанасий Петрович аж в канцлеры выбился…
Я неловко скрипнул половицей, братья подскочили с лавок.
– Кликните там Жана – я открыл дверь, зевнул – Пущай одеваться несет.
После завтрака я с своими и полковниками небольшой кавалькадой направились инспектировать подготовленные за ночь позиции. Утро воскресенья шестнадцатого марта 1774 года выдалось уже по весеннему теплым. Повсюду журчали ручьи, стекая в знаменитые нижегородские овраги, упорно углубляя и расширяя их. Ветра почти не было и это очень соответствовало нашим планам на этот день.
– Ну что, как прошла ночная перекличка с осажденными? Есть какой нибудь результат?
Спросил я Подурова. Тот разулыбался, подкрутил ус и с некоторой насмешкой глянув на Перфильева ответил:
– Как не быть, государь! Во первых, пока мои с часовыми на стенах лаялись и их внимание на себя отвлекали, под башнями, где намечено было, бочки с вонючкой прикопали и запальные веревки в укрытия протянули. А, кроме того, под самое утро к нам со стены между Георгиевской и Борисоглебскими башнями дюжина солдатиков перебежала. Ремни, кушаки связали и по ним слезли всем капральством. Под твою руку просятся.
– Хм… И где они сейчас?
– На первую батарею вышли. Там их и задержали до твоего решения.
– Ну что ж. Оттуда смотр позиций и начнем.
Всего было намечено три района сосредоточения артиллерии. Первый – напротив Георгиевской башни. Пушки должны были встать, прикрываясь зданием церкви святого Георгия от возможного обстрела с башен Пороховой и Дмитриевской.
Вторая позиция находилась в нижнем городке напротив Ивановской башни и также прикрывалась зданием церкви святого «Николая на торгу» от возможного обстрела с башен Северной и Часовой.
Место установки Царь-мортиры напротив Никольской башни – не изменилось и считалось третьей позицией. С нее она могла обстрелять любую точку крепости при необходимости. Хотя я решил поберечь дефицитный напалм, если со смолой все выйдет хорошо. Рядом сосредоточили и менее мощные мортиры с меньшей дальностью и без зажигательных бомб в боекомплекте.
Первые две позиции должны были продольным огнем обстреливать нижнюю часть крепости вдоль Волги. Еще на рекогносцировке я заметил, и мне позже подтвердили, что с внутренней стороны этого участка крепостных стен понастроено огромное число сараев и складов. Кроме того именно вдоль этих стен хранились все запасы дров для крепости, хоть за зиму и подрастраченные. Там же были свалены и бревна от разобранных по приказу Ступишина, строений. В общем пищи для огня там было очень много.
Понятно, что устраивать сараи и склады в крепостных стенах жителей соблазняла арочная структура их внутренней части. Я сам по “прошлой” своей жизни помнил многочисленные магазинчики устроенные в стенных нишах нижегородского кремля. Русские зодчие как могли облегчали конструкцию, поскольку неустойчивый волжский склон был плохим основанием для тяжелой средневековой фортификации. Стекающие со склонов талые воды и прущие из под земли ключи наносили кладке стен систематический урон все века существования крепости. Что уж говорить о последнем столетии, когда ее военное значение сошло на нет и за ней практически не ухаживали. Лишь осенью власти спохватились, начали укреплять стены, насыпать вал…