Только со дня этого первого своего поединка с несчастным живым существом Бари стал проявлять вовне то, что унаследовал от матери и от отца. Он стал уходить от логовища дальше, чем обыкновенно, – на целые сотни ярдов. На своём пути он встретил новое чудо. Это был ручей. Он и раньше слышал его журчанье, так как уже видел его издалека, с расстояния по крайней мере в пятьдесят ярдов. Но на этот раз он осмелился, и дошёл до самого ручья, и простоял около него долгое время, вслушиваясь в его рокот под своими ногами и вглядываясь через него в открывшийся перед ним новый мир. Затем осторожно он стал идти вдоль ручья. Не прошёл он и дюжины шагов, как около него вдруг раздалось какое-то трепыханье. Прямо на пути у него оказалась хищная большеглазая северная сойка. Она не могла летать. Одно крыло у неё не действовало вовсе и волочилось по земле, вероятно, изломанное в борьбе с каким-нибудь небольшим хищным животным. Но в первую минуту это показалось для Бари самым страшным и роковым для жизни моментом.
Серая полоса у него на спине ощетинилась, и он отправился далее. Сойка где-то притаилась, когда он прошёл мимо неё всего только в трёх шагах. Короткими быстрыми скачками она стала убегать от него. Тотчас же вся нерешительность Бари разлетелась в пух и в прах, и, охваченный налетевшим на него порывом возбуждения, он бросился на раненую птицу. После двух-трёх приёмов страстной борьбы Бари вонзил в её перья свои острые зубы. Птица стала долбить его клювом. Сойка – ведь это король среди маленьких птиц. В брачный сезон она убивает воробьёв, синичек и снегирей с кроткими глазами. Раз за разом она поражала клювом Бари, но сын Казана уже достиг того возраста, когда стал понимать толк в борьбе, и причиняемая ему боль от ударов только заставляла его вонзать зубы поглубже. Наконец он добрался до её тела и с детским ворчаньем схватил её потом за горло. Только пять минут спустя он высвободил из неё свои зубы и отступил на шаг, чтобы взглянуть на свою помятую, недвижимую жертву. Сойка была уже мертва. Он выиграл своё первое сражение. И с первой победой для него начался удивительный расцвет того великого инстинкта, величайшего из всех, который подсказал ему, что он уже не был трутнем в великом механизме ещё не испорченной человеком жизни и что с этой минуты уже стал составлять собою его составную часть, потому что он убил.
Через полчаса по его следу пошла Серая волчица. Сойка была разодрана на куски. Её перья разлетелись кругом, и маленький носик Бари был в крови. Бари с торжеством победителя лежал около своей жертвы. Серая волчица тотчас же поняла, в чём дело, и стала его радостно ласкать. Когда они возвращались обратно к логовищу, то Бари нёс в зубах трофей.
С этого часа его первого убийства охота сделалась главной страстью в жизни Бари. Когда он не спал на солнце или ночью под валежником, то он разыскивал живых существ, которых мог бы погубить. Он погубил целое семейство лесных мышей. Он разделался с горностаем, хотя этот лесной беззаконник и нанёс ему сперва поражение. Это поражение несколько сократило в Бари его пыл в следующие дни, но научило его понимать, что и у других животных тоже были когти и клыки и что среди других живых существ тоже были кровожадные.
Всё дальше и дальше стал уходить Бари от своей кучи валежника, всё время придерживаясь ручья. Иногда он пропадал целые часы. Сначала Серая волчица беспокоилась о нём, когда он долго не возвращался, но с течением времени привыкла и успокоилась. Природа совершала свою работу быстро. Теперь уже пришла очередь беспокоиться Казану. Наступили лунные ночи, и желание бродить становилось в нём всё сильнее и сильнее. И Серая волчица тоже испытывала странную тягу, влёкшую её в великое мировое пространство.
Наступил наконец день, когда Бари отправился на свою самую продолжительную охоту. Пройдя с полмили, он загрыз своего первого кролика. Здесь он оставался до сумерек. Взошла луна, полная и яркая, распространяя по лесам, долинам и холмам свой прозрачный, почти дневной свет. Это была роскошная ночь. И Бари увидел луну и позабыл о своих жертвах. Направление, в котором он отправился далее, было как раз противоположно дому.
Всю ночь Серая волчица не спала и ожидала. А когда наконец луна стала спускаться к юго-западу, то она села на задние лапы, подняла слепую морду к небу и в первый раз со дня рождения Бари завыла. Природа совершала свою работу и над нею. Далеко-далеко её услышал Бари, но не послал ей ответа. Перед ним открывался новый мир. Он навеки сказал прощай валежнику и дому и убежал.
Глава XVIIIКолонисты
Был тот восхитительный сезон между весной и летом, когда северные ночи блистают звёздами и луной, и тогда-то Казан и Серая волчица и отправились на продолжительную охоту в долину между двух горных кряжей. Это были для них первые дни их желания бродить, которое всегда охватывает пушных и хищных зверей пустыни немедленно же после того, как рождённые ранней весной дети покидают своих отцов и матерей навсегда, чтобы идти уже своей дорогой в этом громадном просторном мире. От своего дома под валежником они направились к западу. Они охотились главным образом по ночам и оставляли позади себя след, который обозначался недоеденными трупами кроликов и куропаток. Это был сезон не голода, а истребления. В десяти милях к западу от болота они загрызли молодую лань. Чуть отведав её, они бросили её целиком и пошли далее. Их аппетиты удовлетворялись только самым тёплым мясом и самой горячей кровью. Они разжирели, и шерсть на них стала лосниться, и каждый день они всё более и более разнеживались на солнце. У них было мало соперников. Рыси уже ушли в более густые леса к югу. Волков не было. Водяной кот, куница и норка ещё держались в больших количествах вдоль речек, но охотиться на них было неинтересно, да и забияки они были плохие. Однажды они наткнулись на старую выдру. Она была гигантской для своей породы и с наступлением лета стала даже вся светло-серой. Разжиревший и обленившийся Казан посмотрел на неё свысока. Слепая волчица почуяла от неё рыбный запах, распространявшийся в воздухе. Для них эта выдра не представляла никакого интереса – она плавала, была животным другого рода, питалась рыбой, – и они продолжали свой путь, совершенно даже и не предполагая, что это неизвестное создание с чёрными перепонками на лапах скоро сделается их верным союзником в странной и смертной вражде, такой же кровавой в жизни зверей в пустыне, как и смертоноснейшая родовая месть в жизни людей.
На следующий день после их встречи с выдрой Серая волчица и Казан продвинулись ещё на три мили к западу, всё время придерживаясь речки. Здесь они наткнулись на препятствие, которое заставило их прервать путь и направиться уже к северу, в сторону горного кряжа. Этим препятствием оказалась громадная плотина, выстроенная бобрами. Она тянулась на двести ярдов в оба конца, и благодаря ей на целую милю оказались затопленными болото и лес. Ни Серая волчица, ни сам Казан не были заинтересованы в бобрах. Они также представляли собою животных особого порядка, как и рыбы, выдры и быстрокрылые птицы.
Они уже повернули к северу, совершенно даже и не представляя себе, что природа уже распланировала так, что все они четверо – собака, волк, выдра и бобр – скоро должны будут втянуться в одно из тех безжалостных и беспощадных истреблений, трагический смысл которых так и остаётся секретом под луною, звёздами и ветрами, которые лишены возможности сделать об этом свои доклады.
Много уже лет не появлялся в этой долине между двух горных кряжей человек, чтобы обеспокоить своим приходом бобров. Если бы индейский следопыт отправился вдоль этой безымянной речки и наткнулся вдруг на патриарха и главу одной из таких колоний бобров, то он сразу увидел бы, что ему громадное количество лет, и дал бы ему на своём индейском языке подходящее название. Он непременно назвал бы его Сломанный Зуб, потому что один из четырёх длинных зубов, которыми и этот старый бобр перегрызал деревья и строил плотину, оказался бы обязательно сломанным. За шесть лет перед этим Сломанный Зуб привёл сюда с собою несколько бобров, и они выстроили свою первоначальную маленькую плотинку и устроили своё первое жилище. В следующем апреле его самка уже принесла ему четырёх маленьких бобрят, и каждая из других матерей тоже увеличила население колонии на два, три или четыре детёныша. К концу четвёртого года это молодое поколение, следуя закону природы, должно было обзавестись супругами, оставить эту колонию и начать возводить свою собственную плотину. Все они действительно обзавелись подругами, но не покинули родного гнезда. На следующий год оженилось ещё новое поколение, достигнув четырёхлетнего возраста, и вновь не оставило родного гнезда, и, таким образом, ранним летом шестого года колония так разрослась, что стала похожей на целый город, долгое время осаждавшийся неприятелем. Она насчитывала в себе пятнадцать кварталов и более сотни бобров, не считая тех четвёрок молодняка, которые родились в течение марта и апреля. Плотину пришлось удлинить до двухсот ярдов в оба конца. Везде пришлось затопить большое пространство земли с её берёзами, тополями и вязкое болото с его нежными ивами и ольхой. Но несмотря на это, у бобров пищи всё-таки не хватало и жилища были переполнены. Так вышло потому, что в привязанности к своему жилищу бобры напоминают людей. Жилище Сломанного Зуба было девять футов в длину и семь в ширину и всё было переполнено детьми, внуками и правнуками числом до двадцати семи. Ввиду этого Сломанный Зуб решил начать расселение своего потомства. Когда Казан и Серая волчица беззаботно внюхивались в острый запах этого бобрового городка, то Сломанный Зуб уже шествовал во главе своей фамилии, а два его сына – во главе своей семьи, и все они совершали ветхозаветный исход.
Сломанный Зуб всё ещё представлял собою признанного главу всей колонии. Ни один другой бобр не мог сравниться с ним в силе и величине. Его плотное тело имело целых три фута длины. Он весил по крайней мере полтора пуда. Его хвост был четырнадцать дюймов в длину и пять в ширину, и в тихие ночи он мог стучать им по воде с такой силой, что было слышно за целую четверть мили в стороне. Его задние ноги с перепонками были вдво