е длиннее, чем у самки, и он считался самым лучшим пловцом во всей своей колонии.
В тот вечер, когда Серая волчица и Казан отправились на север, было совсем ещё светло, и Сломанный Зуб взобрался на вершину плотины, стряхнул с себя воду и огляделся, вся ли его армия была при нём в сборе. Освещённая звёздами вода в образовавшемся перед плотиною бассейне заволновалась и заплескалась от множества двигавшихся в ней тел. Некоторые из пожилых бобров вползли вслед за Сломанным Зубом, и старый патриарх спрыгнул в уже узкую реку по ту сторону плотины. Блестящие, шёлковые фигуры эмигрантов последовали за ним при ярком свете звёзд. Они переползали через плотину по одному, по два и по три и вели с собой по целой дюжине бобрят, родившихся всего только три месяца тому назад. Легко и быстро они шествовали вдоль реки, причём молодёжь, чтобы поспеть за взрослыми, старалась плыть изо всех сил. Всех их было в общем около сорока штук. Сломанный Зуб плыл впереди всех со своими старыми сотрудниками и бойцами позади. В хвосте же следовали матери и за ними дети.
Путешествие продолжалось всю ту ночь. Выдра, злейший их враг, более злой, чем человек, тотчас же при их приближении спряталась в самую гущу ивняка. Природа, которая гораздо дальновиднее человека, нарочно создала её врагом для этих созданий, которые проходили ночью мимо её убежища. Питаясь исключительно рыбою, выдра так же хорошо и охраняла тех животных, за счёт которых питалась, как и уничтожала их. Может быть, природа подсказывала ей, что устроенные бобрами плотины задерживали ход рыбы, поднимающейся вверх по реке, чтобы метать икру, и что там, где селились бобры, всегда было мало рыбы. Возможно, что она в то время голодала и решила, что охота всё равно будет плохая. Поэтому, будучи не в силах справиться в единственном числе с целой армией бобров, она подтачивала с усердием их плотину. А как это, в свою очередь, расстраивало планы бобров, будет видно из той непримиримой борьбы, в которой природа уже назначила заранее играть роль Казану и Серой волчице.
Несколько раз в течение этой ночи Сломанный Зуб останавливался, чтобы оглядеть запасы пищи, имевшейся на берегах. Но в двух или трёх местах, где имелось в достаточном количестве на деревьях коры, которой бобры, собственно, и питаются, оказалось довольно трудным делом построить плотину. Его удивительные инженерные способности стояли у него впереди всяких других практических соображений. И всякий раз, как он вновь отправлялся вперёд, ни один из сопровождавших его бобров не заявлял протеста и не оставался позади. На рассвете они пересекли погорелое место и уже вторглись в те места, которые Казан и Серая волчица считали своими. По праву находки и первого завладения это болото принадлежало собаке и волку. В каждом месте его можно было увидеть признаки их собственности на него. Но Сломанный Зуб был животным водяным и обонянием вовсе не обладал. Он шёл и шёл, продвигаясь вперёд уже гораздо медленнее, когда бобры вступили в заросли. Только около самого логовища Казана и Серой волчицы под валежником старый вожак остановился, выполз на берег ручья, поднялся на задние лапы с перепонками, побалансировал на них и подпёрся своим широким четырёхфунтовым хвостом. Вот именно здесь он нашёл самые идеальные условия для постройки плотины. Не представит ни малейшего труда возвести плотину поперёк этой узенькой речки, а затем вода затопит всю местность вокруг и окажутся в ней все эти тополи, берёзки, ивы и ольхи. К тому же и все эти поросли находятся близко от строевого леса, следовательно, будет тепло и зимой. Сломанный Зуб дал знать всей своей команде, что её новое жилище будет именно здесь. Они тотчас же стали подкатывать к ручью с обоих берегов его брёвна и закопошились, как рой пчёл. Их ребятишки, проголодавшиеся за дорогу, принялись за обгладывание нежной коры на тополях и ольхах. Взрослые, каждый став инженером, с самым деловым видом производили изыскания, только изредка успевая набить рот корой и жуя её во время работы.
В этот день началась постройка только жилищ. Сломанный Зуб сам выбрал для себя огромный пень от сломавшейся когда-то и упавшей поперёк ручья берёзы и стал обрабатывать его своими острыми зубами на десять дюймов от земли. Хотя этот патриарх и потерял уже один зуб, но у него остались ещё целых три, которые не были испорчены его старостью. Концы их были покрыты самой твёрдой эмалью, а внутренняя часть была мягка, как слоновая кость. Они походили на самые лучшие стальные долота, эмаль на них никогда не стиралась, а мягкая часть восстанавливалась с каждым годом, как бы сильно ни изнашивалась. Усевшись на задние лапы, обхватив передними пень и опёршись на свой тяжёлый хвост, Сломанный Зуб стал выгладывать вокруг пенька узкое кольцо. Он работал без устали целые часы, и когда наконец останавливался, чтобы отдохнуть, то его тотчас же заменял другой. Тем временем другие бобры пилили зубами деревья. И прежде чем часть пня, которым был занят Сломанный Зуб, успела перевалиться по ту сторону ручья, небольшие соседние тополя уже валялись в самой воде. Поверхность же пня от берёзы оказалась такою гладкою и такой формы, как стекло на часах. И хотя все вообще бобры большую часть своей работы исполняют обыкновенно только по ночам, но и как дневные работники именно эти бобры оказались превосходными; Сломанный Зуб и во все следующие за тем дни не баловал их отдыхом. Почти с человечьим разумением эти маленькие инженеры исполняли свою сложную работу. Малые деревья были спилены и затем каждое из них разрезано на четырёх- или пятифутовые куски. Один за другим эти куски были вкатаны в речку – причём бобры подталкивали их лбами и передними лапами – и привязаны лыком к поперечной берёзе. Когда эта подготовительная работа была выполнена, то началась уже удивительная стройка из цемента. В этом отношении бобры были учителями ещё первобытного человека. Под своими похожими на чашки подбородками бобры стали сносить с берега смесь из грязи и мелких веточек, каждый не более как по полуфунту, и принялись смазывать этой смесью уже устроенный ими каркас из брёвен. Эта их работа казалась поразительно медленной, и тем не менее инженеры Сломанного Зуба за день и ночь успели перенести этой смеси грязи с ветками целую тонну. Через три дня вода в речке уже стала подниматься, пока наконец не покрыла пеньки и не затопила кустарники. Тогда работа пошла скорее. Можно было уже заняться пилкой прямо в воде и гнать сплавом. И пока одна часть бобров работала именно в воде, другая всё ещё подкатывала деревья к берегам речки по суше и тем удлинила остов плотины до ста футов с каждой стороны.
Они почти уже окончили свою работу, когда однажды утром Серая волчица и Казан вернулись к себе домой.
Глава XIXСтолкновение интересов в пустыне
Лёгкий ветерок, задувший с юго-востока, донёс до обоняния Серой волчицы запах пришельцев ещё за целые полмили расстояния. Она предупредила об этом Казана, и он тоже почуял в воздухе какой-то странный запах. По мере их приближения запах становился всё сильнее. Уже за двести ярдов от своего валежника они услышали треск валившихся деревьев и остановились. Целую минуту они простояли в напряжении и прислушивались. Затем молчание нарушилось каким-то криком, похожим на кваканье, и всплеском воды. Серая волчица заложила уши назад и с таким видом, будто для неё теперь ясно всё, повернула свою слепую морду к Казану. Они продолжали идти вперёд уже медленно и заходя к логовищу сзади. Едва только они подошли к той возвышенности, на которой помещалась куча валежника, как перед Казаном открылась вся удивительная перемена, происшедшая за их отсутствие. В изумлении он остановился и стал смотреть. От ручья не осталось уже больше ничего. Там, где он когда-то протекал, теперь стояла лужа, подходившая своими краями почти к самой пещере. Она была футов в сто длиною, и напиравшая сверху вода затопляла теперь уже все деревья и кусты. Казан и Серая волчица пришли к себе вполне спокойно, и не обладавшие никаким чутьём сотрудники Сломанного Зуба даже и не догадались об их присутствии. Всего только в каких-нибудь пятидесяти футах от них сам Сломанный Зуб всё ещё продолжал обгрызать пенёк дерева. На таком же расстоянии на правой стороне четверо или пятеро ребятишек-бобрят играли в постройку плотины и барахтались в грязи и тоненьких веточках. На противоположной стороне разлива поднималась гряда в шесть или семь футов вышиною, и здесь более старшие ребятишки – двухгодовалые, но ещё не приученные к работе, – с большим шумом старались вскарабкаться на эту гряду и скатывались затем с неё, как шары. Именно они-то и производили тот всплеск воды, который издали услышали Казан и Серая волчица. В десятке других мест взрослые бобры были увлечены своей работой.
Только несколько недель тому назад Казан уже видел точно такую же сцену, когда должен был свернуть на север от прежней колонии Сломанного Зуба. Тогда она не заинтересовала его. Но теперь он целиком был поглощён ею. Бобры перестали быть для него простыми водяными животными, несъедобными и с противным запахом, который ему не нравился. Теперь они были завоевателями – его врагами. И он молча оскалил на них клыки. Шерсть на нём ощетинилась и стала походить на щётку, и мускулы на передних ногах и на плечах напряглись, как верёвки. Без малейшего звука он ринулся прямо на Сломанного Зуба. Старый бобр не обратил на него внимания даже и тогда, когда он был от него всего только в двадцати шагах. Естественно, не привыкший свободно чувствовать себя на суше, старый бобр помедлил немного. Затем он спрыгнул с дерева, как только бросился к нему Казан. Они оба всё ближе и ближе подкатывались к краю разлива, и вдруг, улучив момент, плотное, тяжёлое тело бобра выскользнуло из-под Казана, точно обмазанное маслом, и Сломанный Зуб, попав в свою сферу, почувствовал себя вне опасности, получив всего только две кусаные раны в свой мясистый хвост. Разочарованный в своей неудавшейся попытке загрызть Сломанного Зуба, Казан с быстротою молнии прыгнул вправо. Молодые бобры не двинулись. В удивлении и от испуга, от того, что они увидели перед собой, они так и окаменели. Они поняли, что надо хоть в чём-нибудь проявить свою деятельность, только лишь тогда, когда Казан уже бросился на них. Трое из них кое-как добрались до воды. Четвёртый и пятый – ещё бобрятки трёхмесячного возраста, – опоздали. Одним духом Казан перекусил одному из них спину, а другого схватил за горло и стал трясти так, как фокстерьер трясёт попавшуюся крысу. Когда подоспела к нему Серая волчица, то оба маленьких бобрёнка были уже мертвы. Она обнюхала их мягкие тельца и заскулила. Возможно, что эти два маленькие существа напомнили ей об её убежавшем Бари, потому что когда она обнюхивала их и скулила, то в этом её плаче слышалась скорбь. Это был вопль матери.