Но у Серой волчицы были свои соображения, тогда как Казан не хотел признавать ничего. Он убил двух врагов, которые осмелились вторгнуться в его владения. К этим маленьким бобрикам он отнёсся так же жестоко, как и рысь, которая когда-то погубила первых детей Серой волчицы на Солнечной скале. И теперь когда он вонзил зубы в их тело, то вся кровь в нём заклокотала от желания убивать ещё. Он неистовствовал, бегал вдоль берега разлива и ворчал на воду, под которой скрылся Сломанный Зуб. Все бобры юркнули под воду, и теперь её поверхность заколебалась от множества скрывшихся под нею тел. Казан подбежал к краю плотины. Она была новостью для него. Инстинктивно он догадался, что она представляла собою произведение Сломанного Зуба и его бобров, и с остервенением стал разрывать в ней лапами составлявшие её хворост и грязь. И вдруг вода забурлила у самой плотины, футах в пятидесяти от берега, и из неё высунулась серая голова Сломанного Зуба. Около полминуты Казан и Сломанный Зуб на расстоянии мерили друг друга взглядами. Затем Сломанный Зуб всем своим мокрым, блиставшим на солнце телом выполз на плотину и уселся на все четыре лапы, всё ещё поглядывая на Казана. Патриарх был один. Ни один из других бобров не показывался. Поверхность затона снова стала тихой, как зеркало. Напрасно Казан искал возможности тоже взобраться на плотину, чтобы придушить своего наглого завоевателя. Но между солидной стеной плотины и берегом находилась ещё не оконченная работа, состоявшая из перепутанных между собою ветвей и колод, через которую с шумом перекатывалась вода. Три раза Казан пытался проложить себе дорогу по этому плетню, и все три раза его усилия заканчивались тем, что он сам же сваливался в воду. Всё это время Сломанный Зуб не двигался. Когда же наконец Казану удалась его атака, то старый инженер соскользнул с края плотины в воду и исчез под ней. Он понял, что Казан, как и рысь, не мог сражаться в воде, и быстро поставил об этом в известность всю свою колонию.
Серая волчица и Казан возвратились к своему валежнику и разлеглись на тёплом солнышке. Полчаса спустя Сломанный Зуб выполз на берег с противоположной стороны затона. И другие бобры последовали его примеру. Их отделяло теперь от Казана водное пространство, и они преспокойно принялись за свою работу, точно ничего и не случилось. Пильщики возвратились к своим деревьям, другие заработали в воде, трудясь над составлением цемента из грязи и ветвей. Середина затона была демаркационной линией. Через неё не переступал ни один из них. Раз десять в течение последовавшего затем часа один из бобров подплывал к этой линии, чтобы поглядеть поближе на двух маленьких бобрят, которых растерзал Казан. Может быть, это была их мать, а может быть, какой-то неизвестный ещё Казану инстинкт подсказал это Серой волчице. Потому что Серая волчица за это время два раза подходила к трупикам, обнюхивала их и оба раза, вовсе даже и не видя, как подплывала бобриха к демаркационной линии, уходила быстро.
Первая вспышка гнева уже улеглась в Казане, и он стал наблюдать за бобрами уже более внимательно. Он понял, что они вовсе не созданы для драк. Их было достаточно, чтобы померяться силами с ним одним, но они разбежались при его приближении, как зайцы. Сломанный Зуб даже ни одного раза не задел его; и Казан постепенно пришёл к выводу, что эти вторгшиеся в его владения существа, которые так же хорошо себя чувствуют и в воде, как и на суше, представляют собою для него такой же объект для охоты, как и кролики, и куропатки. Ещё задолго до вечера он вместе с Серой волчицей ушёл в кусты. Он ещё и раньше усвоил себе манеру выслеживать кролика из засады, не показываясь ему, и решил применить эту чисто волчью тактику и по отношению к бобрам. Невдалеке от валежника он свернул в сторону и стал пробираться вверх по ручью, идя за ветром. Через четверть мили ручей стал глубже, чем был до этого. Их прежний брод теперь оказался совсем залитым, так что Казану пришлось броситься в воду и перебраться на другую сторону вплавь, оставив Серую волчицу на этом берегу ручья со стороны кучи валежника.
Уже один, он тотчас же помчался по направлению к плотине, делая для этого крюк чуть не в сто ярдов. Ярдах в двадцати ниже плотины находилась густая заросль из ольхи и ивняка, сгруппировавшаяся у самого ручья, и Казан тотчас же воспользовался ею. Никем не замеченный, он подобрался на расстояние одного или двух прыжков к самой плотине и залёг, готовый броситься вперёд при первом удобном случае.
Большинство бобров в это время работало в воде. Четверо или пятеро всё ещё оставалось на берегу, у самой воды. Прождав несколько минут, Казан решил уже пожертвовать всем, чтобы яростно броситься на врагов, как вдруг движение на плотине привлекло его внимание. Три бобра принялись за смазывание цементом центрального сооружения. Быстро, как стрела, Казан выскочил из своей засады и перебежал под прикрытие плотины. Здесь было мелко, так как главная масса воды нашла себе выход около противоположного берега. Когда он стал переходить через воду, то она едва доходила ему здесь до живота. Бобры его совершенно не замечали, и ветер дул в его пользу. Шум бежавшей воды поглощал собою малейший посторонний звук. Вскоре он услышал, что бобры работали уже над его головой. По веткам сваленных берёз он вскарабкался наверх. Моментом позже его голова и плечи уже показались над самой вершиной плотины. Почти тут же, всего в аршине расстояния, Сломанный Зуб пригонял к месту трёхфутовый чурбан от тополя, толщиною с руку. Он так был занят своим делом, что даже и не видел и не слышал, как подбирался к нему Казан. Другой бобр сделал предостережение, громко бросившись в воду. Сломанный Зуб поднял голову, и его глаза встретились с оскаленными зубами Казана. Он бросился было назад, но было уже поздно. Казан навалился на него всем телом. Его острые клыки вонзились Сломанному Зубу прямо в затылок. Но старый бобр всё-таки стал подаваться назад, чтобы лишить Казана точки опоры. В этот же самый момент его похожие на долото резцы крепко ухватились за отвисшую шкуру на горле у Казана. Затем оба свалились с плотины в воду и пошли на самую глубину.
В Сломанном Зубе было полтора пуда веса. Упав в воду, он оказался в своей стихии, и, всё ещё не разжимая той хватки, которую ему удалось сделать на шее Казана, он потянул его книзу, как железная гиря. Казан оказался совсем под водой. Вода ринулась ему в рот, в уши, в глаза и в нос. Он не мог ничего видеть, и все его чувства пришли в смятение. Но вместо того чтобы стараться освободиться, он задержал в себе дыхание и ещё глубже вонзил свои зубы в затылок бобру. Оба они коснулись мягкого илистого дна и на минуту погрузились в тину. Только теперь Казан разжал свои челюсти. Он должен был бороться уже за свою собственную жизнь, а не искать смерти Сломанного Зуба. Всеми своими силами он старался отделаться от хватки бобра и выбраться поскорее на поверхность к свежему воздуху и к жизни. Он сжал челюсти, зная, что сделать дыхание для него значило бы умереть. На суше он без всяких усилий мог бы отделаться от хватки Сломанного Зуба. Но под водой эта его хватка могла оказаться ещё более гибельной, чем когти рыси на берегу. Вдруг Казан почувствовал вокруг себя круговорот воды – это к боровшейся паре подплывал второй бобр. Если он присоединится сейчас к Сломанному Зубу, то всем стараниям Казана должен прийти немедленный конец. Но природа всё предусмотрела в борьбе бобров с хищными животными. Престарелому патриарху не было никакого расчёта держать Казана под водой. К тому же он не был мстителен. Он не жаждал крови и смерти. Почувствовав, что Казан от него уже отцепился и что это страшное животное, которое уже два раза набрасывалось на него, уже больше не способно причинить ему какого-нибудь вреда, он разжал свои челюсти. Это он сделал, впрочем, не сразу. Казан совсем уже ослабел, когда выплыл на поверхность. Находясь тремя четвертями своего тела в воде, он кое-как успел уцепиться передними лапами за тонкие ветки, вылезавшие из плотины. Это дало ему время вздохнуть как можно глубже и выкашлять из себя воду, которая чуть не сделалась его могилой. Около десяти минут провисел он на этих ветках, прежде чем рискнул напрямик переплыть к берегу. Добравшись до него, он почти не имел сил выбраться на сушу. Все его силы оставили его. Члены его тряслись. Нижняя челюсть отвисла. Он потерпел поражение, был побит в полном смысле. Унижен. Животное без всяких клыков чуть не погубило его. Он чувствовал над собой всё его превосходство. Мокрый, с поджатым хвостом, он возвратился к своему валежнику, растянулся на солнце и стал поджидать Серую волчицу.
Последовали дни, в которые желание погубить всех бобров во всей их массе превратилось в Казане в зажигательную страсть и цель всей его жизни. А плотина с каждым днём становилась всё неприступнее. Цементные работы в воде производились бобрами быстро и в полной безопасности. Вода в запруде с каждыми сутками поднималась всё выше и выше, и самый затон становился всё шире и шире. Поверхность воды расширилась в своём разливе уже настолько, что стала окружать валежник со всех сторон, и через неделю или через две, если бобры будут продолжать свою работу, грозила уже превратить его в островок в центре широкой водной равнины, заменившей собою всё болото сплошь.
Теперь Казан охотился только для того, чтобы быть сытым, а не для удовольствия. Без устали он выжидал удобного случая, чтобы напасть на подданных Сломанного Зуба, когда они менее всего будут этого ожидать. На третий день после схватки под водою Казан загрыз взрослого бобра, который неосторожно подошёл поближе к зарослям ивняка. На пятый день два молоденьких бобра бродили по затопленным местам недалеко от кучи валежника, и Казан схватил их прямо в воде и разорвал на куски. После таких успешных нападений с его стороны бобры перешли на работу главным образом в ночное время. А это было для Казана как нельзя более кстати, потому что он был вполне охотником. В две следующие ночи он убил ещё по одному бобру. Таким образом, считая и бобрят, он истребил всего семь штук, когда пришла к нему на помощь выдра.