Он толкнул лодку носом вперёд. Опираясь на весло, он стал тянуть Казана к воде. Через две-три минуты Казан стоял уже передними лапами около самой воды. Затем неожиданным сильным толчком Санди сбросил его в воду и тотчас отплыл с лодкой на самую середину реки, поставил лодку по течению и стал грести так быстро, что ремень вокруг шеи его жертвы туго натянулся. Несмотря на всё свое недомогание и раны, Казан был принуждён теперь плыть, чтобы иметь возможность держать голову над водой. Из-за дёрганий лодки и сильных взмахов вёслами, которые у Санди всё время становились всё шире и шире, Казану с каждым моментом приходилось испытывать всё более тяжкие мучения. По временам его всклокоченная голова совершенно исчезала под водой. Он изнемогал всё более и более. Случалось и так, что когда он всплывал наконец на поверхность, то Санди снова концом весла погружал его в воду. Проплывши так с полмили, он стал тонуть. И только тогда Санди притянул его к борту и втащил на лодку. Собака в последнем издыхании повалилась на дно. Как бы ни были зверски методы Санди, но они всегда приводили к желаемым результатам. Теперь уже Казану было вовсе не до сопротивления. Он больше уже не добивался свободы. Он понял, что теперь этот человек стал его владыкой, и до поры до времени притих. Всё, чего он теперь только хотел, – это спокойно полежать на дне лодки, так, чтобы до него не доставала дубина и чтобы не затопляла его вода. А дубина лежала между ним и хозяином. Конец её находился всего только в двух футах от его носа, и то, что теперь долетало до него, был запах его же собственной крови.
Пять дней и пять ночей они спускались вниз по реке, и в течение их Казан всё ещё приобщался к цивилизации: Мак-Триггер ещё три раза колотил его дубинкой и ещё раз подвергал мучениям в воде. Утром на шестой день они наконец добрались до города Красного Золота, и Мак-Триггер раскинул свою палатку у самой реки. Где-то он добыл цепь и, надёжно привязав на неё Казана около палатки, срезал с него намордник.
– Ты не мог есть мясо в наморднике, – обратился он к своему пленнику. – И я больше не желаю быть с тобою строгим и относиться к тебе по-чертовски. У меня есть своя идея. Я кое-что придумал.
После этого он по два раза в день стал приносить ему сырое мясо. Быстро к Казану стали возвращаться бодрость духа и силы. Слабость оставила его члены. Избитые челюсти поправились. А к концу четвёртого дня всякий раз, когда Санди приносил ему мясо, он встречал его вызовом, оскаливая на него зубы. Но теперь Мак-Триггер уже не бил его. Он кормил его не рыбой, не мукой с салом, а только одним сырым мясом. Он уходил за пять миль, чтобы только принести ему свежие внутренности оленя, который был только что убит. Однажды Санди привёл с собой какого-то человека, и когда этот незнакомец подошёл к нему слишком близко, то Казан неожиданно бросился на него. Незнакомец с испуганным криком едва успел отскочить.
– Молодчина! – проворчал он. – Он легче Дэна фунтов на десять или на пятнадцать, но зато у него превосходные зубы и быстрота, и он ещё покажет себя, прежде чем уступить.
– Держу пари на двадцать пять из ста частей моего пая, что он не уступит, – предложил Санди.
– Идёт! – ответил другой. – Когда он будет готов?
Санди подумал.
– На будущей неделе. До тех пор он ещё не поправится. Ну, скажем, ровно через неделю, считая с нынешнего вторника! Это вас устраивает, Гаркер?
Гаркер утвердительно кивнул.
– Значит, в следующий четверг вечером, – согласился он и прибавил: – Я ставлю половину моего пая, что Дэн убьёт вашего Казана, хоть он и полуволк!
Санди медленным взором окинул Казана.
– Там уж увидим, – ответил он и пожал руку Гаркеру. – Я не думаю, чтобы и здесь, и по всему Юкону могла найтись собака, которая могла бы осилить волка.
Глава XXIIВмешивается профессор Мак-Гиль
Город Красного Золота уже достаточно созрел для того, чтобы началось ночное разложение нравов. Кое-кто вдребезги проигрался, кое-кто подрался, а всяких питейных было достаточно, чтобы постоянно поддерживать возбуждение, хотя присутствие конной полиции и удерживало всё в относительном порядке сравнительно с тем, что происходило всего только в двухстах-трёхстах милях далее к северу в окрестностях Даусона. Развлечение, предложенное Мак-Триггером и Яном Гаркером, было встречено всеобщим благосклонным вниманием. Новость распространилась на двадцать миль вокруг города Красного Золота, и не было во всём городе большего возбуждения, как в полдень и вечером того дня, когда должен был начаться поединок. А оно возрастало всё более и более, потому что Казан и громадный Дэн были выставлены напоказ, каждая собака в специально сделанной для неё клетке, – и началась лихорадка: стали биться об заклад. Триста человек, каждый из которых должен был уплатить по пяти долларов только за то, чтобы присутствовать на поединке, оглядывали гладиаторов сквозь жерди клеток. Собака Гаркера представляла собою комбинацию из датской породы и мастифа, выросшую на севере и привыкшую таскать за собою сани. Ставили всё больше на неё, по одному и по два против одного. Иногда три против одного. Те же, кто рисковал своими ставками на Казана, были все пожилые люди, жители пустыни, люди, которые всю жизнь свою провели с собаками и которые понимали, что должны были обозначать красные уголки в глазах у Казана. Какой-то старый кутенейский золотопромышленник тихонько сказал другому на ухо:
– Я бы поставил на Казана. Если бы у меня были деньги, то я поставил бы всё. Он обойдёт Дэна. У Дэна не будет того метода, как у него.
– Но зато у Дэна вес, – возразил с сомнением другой. – Посмотрите на его челюсти и плечи!
– А вы обратите внимание на его толстые ноги, – перебил его кутенейский житель, – на его дряблую шею и неуклюже оттопыренный живот! Нет уж, пожалуйста, прошу вас, послушайтесь меня и не изводите ваши деньги на Дэна!
Другие зрители протиснулись к ним и разделили их. Сперва Казан рычал на все эти чужие лица, собравшиеся вокруг него. Но потом улёгся у задней сплошной стенки клетки и стал молча посматривать на них, протянув голову между двух передних лап.
Поединок должен был происходить в помещении у Гаркера, представлявшем собой нечто вроде кафе-ресторана. Столы и стулья из него были вынесены, и в центре самой большой комнаты его, на платформе вышиною в три с половиной фута, была установлена клетка в десять футов в основании. Со всех сторон её на очень близком от неё расстоянии были устроены места для трёхсот человек зрителей. Потолка в клетке не было, и над нею были подвешены две громадные керосиновые лампы с зеркальными рефлекторами.
Было восемь часов, когда Гаркер, Мак-Триггер и ещё двое других людей втащили на арену Казана с помощью брусьев, подсунутых под дно его клетки. Громадный Дэн находился уже в клетке, в которой должна была происходить драка. Он стоял, щурясь от яркого света, падавшего на него от рефлекторов. Увидев Казана, он насторожил уши. Казан не оскалил зубов. Даже не проявил ожидавшегося воодушевления. Собаки увидели друг друга только в первый раз, и ропот разочарования пронёсся по рядам всех трёхсот зрителей.
Дэн не шелохнулся и стоял как вкопанный, когда к нему в клетку вывалили из отдельной клетки Казана. Он не прыгнул, не заворчал. Он посмотрел на Казана вопрошающим, полным сомнения взглядом, который перевёл затем на возбуждённые, полные ожидания лица нетерпеливых зрителей. Некоторое время и Казан, твёрдо став на все свои четыре ноги, смотрел на Дэна. Затем он повёл плечами и тоже равнодушно стал смотреть на лица зрителей, ожидавших боя не на жизнь, а на смерть. Ядовитый смех пронёсся в первых рядах. Усмешки, язвительные улыбки послышались в адрес Мак-Триггера и Гаркера, и раздались сердитые голоса, потребовавшие деньги назад, начался шум всё увеличивавшегося неудовольствия. Санди покраснел как рак от разочарования и злобы. На лбу у Гаркера вздулись жилы и стали вдвое толще нормальной величины. Он погрозил публике кулаком и крикнул:
– Погодите! Дайте им разойтись, дурачьё!
При этих словах все стихли. Казан обернулся. Посмотрел на громадного Дэна. И Дэн в свою очередь стал смотреть на Казана. Казан сделал шаг вперёд. Дэн ощетинил на плечах шерсть и тоже сделал шаг к Казану. Затем, точно одеревенелые, они остановились один против другого на расстоянии в четыре фута. Можно было бы услышать, как муха пролетела в комнате. Стоя около клетки, Санди и Гаркер затаили дыханье. Обе собаки, великолепно сложённые и сильные, оба полуволки, сделавшиеся жертвами человека, дравшиеся на своём веку уже сотни раз и никогда не боявшиеся смерти, теперь стояли и спокойно смотрели один другому в глаза. И никто не мог заметить в их глазах мучительного вопроса. Никто не знал, что в этот трагический момент невидимая рука духа пустыни уже протянулась между ними и что произошло одно из дивных чудес природы. Это было понимание. Если бы они встретились на воле, в качестве соперников по упряжи, то они сцепились бы между собою и катались бы в мучительных схватках поединка. Но здесь в них вдруг заговорил лишь взаимный призыв к братству. В самую последнюю минуту, когда их отделяло пространство всего только в один фут и когда зрители уже ожидали первой бешеной схватки, великолепный Дэн медленно поднял голову и через спину Казана смотрел на лампы. Гаркер задрожал и стал изрекать проклятия. Теперь глотка Дэна была открыта для Казана. Но между обоими животными уже состоялось безмолвное заключение перемирия. Казан не бросился на него. Он даже отвернулся. И плечом к плечу, полные презрения к смотревшим на них людям, они стояли и сквозь жерди своей тюрьмы смотрели на какие-то человечьи лица.
Рёв поднялся в толпе – рёв гнева, недовольства и угроз. В своей ярости Гаркер выхватил револьвер и направил его на Дэна. И вдруг раздавшийся над всем этим скандалом голос остановил его.
– Стойте! – крикнул этот голос. – Стойте! Именем закона.
В одну минуту водворилось молчание. Все лица обернулись в сторону этого голоса. Два человека встали на стулья в самом заднем ряду. Один из них был сержант Северо-Западной конной полиции. Это говорил он. Вытянув руку вперёд, он водворил молчание и призвал всех к вниманию. На стуле рядом с ним стоял другой человек.