При разборе «Описания путешествия по России» аббата Жана Шаппа д’Отроша Екатерина писала: «В Казани мы могли бы, если бы хотели, танцовать в течение месяца на девятнадцати балах: когда мы увидели это, то потеряли желание возвратиться в столицу и не будь к тому необходимости, не знаем, чем бы кончилось дело».
Вообще в Казани Екатерина чувствовала себя «весьма хорошо, истинно как дома». Так выражаться она могла, без сомнения, по своей необыкновенной способности обращаться с людьми, привлекать к себе всех, кому приводилось иметь с ней дело. 28-го мая государыня посетила девичий Богородицкий монастырь; отстояв обедню, она приложила к чудотворной иконе Богоматери небольшую бриллиантовую корону, а другую такую же пожертвовала на местный образ Спасителя.
В казанской гимназии императрица, скорее всего, не была, но некоторые приближенные ее с графом В.Г. Орловым во главе осмотрели это учебное заведение. Директор фон Каниц ясно продемонстрировал этим высокопоставленным лицам потребности гимназии, и, судя по всему, увеличение финансирования для учеников, к которому так долго и безуспешно стремились все директора, стало результатом именно этого визита.
Сама императрица заинтересовалась драматическими представлениями в гимназии. Из расспросов директора она узнала, что фон Каниц с самого приезда своего убедил учеников ставить пьесы, упросил также почтеннейших жителей бывать на них и через некоторое время с удовольствием заметил, что не нужно уже и упрашивать.
Накануне отъезда Екатерины II из Казани, 31 мая, в загородном губернаторском доме было устроено особенное празднество. Туда собрали всех инородцев Казанской и соседних с нею губерний, и такая «этнографическая выставка» очень понравилась государыне, и она весьма милостиво обошлась с инородцами.
Прием императрице казанцы оказали фантастический. Местная знать старалась перещеголять друг друга в щедрости и гостеприимстве. <…> Особые симпатии снискала Екатерина II у мусульман.
Екатерина была весьма удовлетворена приемом, оказанным ей казанцами, и в знак особого благоволения вручила золотую шпагу президенту местного магистрата купцу А.В. Аникееву.
Из письма, которое Екатерина II отправила Вольтеру из Казани, можно понять, что императрица воспринимала Казань как азиатский город и считала театральные представления, организованные казанцами в гимназиях, одним из способов объединения и формирования единого общества из разноплеменного населения.
«Я угрожала вам письмом, – писала Екатерина, – из какого-нибудь азиатского селения, теперь исполняю свое слово, теперь я в Азии. В здешнем городе находится двадцать различных народов, которые совершенно несходны между собою. Надобно, однакож, дать им такое платье, которое бы годилось для всех. Можно очень найти общие начала, но подробности… и какие подробности! Это почти то же, что сотворить, устроить, сохранить целый мир!»
Екатерина II – императрица российская. Гравюра. XVIII век
Под общим платьем Екатерина II подразумевала плоды развития, «приятное обращение и необходимую в свете людкость», которых недоставало даже у казанского дворянства. Поэтому Екатерина II, узнав, что представления прекратились по случаю недопонимания между губернатором и директором, выразила по этому поводу крайнее сожаление и вместе с тем заметила губернатору Андрею Никитичу Квашнину-Самарину, чтобы он позаботился не только о возобновлении их, но и о привлечении к этому роду удовольствий дворянства. Желание императрицы было исполнено, и представления в гимназии продолжались до разорения города Емельяном Пугачевым.
Было получено высочайшее позволение Екатерины II на строительство в Старотатарской слободе двух каменных мечетей. Екатериной II был принят указ о веротерпимости (1773), открыто в Уфе мусульманское Духовное собрание (1789). Это было мудрое решение, ибо до того императрица Елизавета Петровна вела явную антимусульманскую политику. Ее варварский указ от 19 ноября 1742 года предписывал разрушение всех мечетей в Казанской губернии и недопущение возведения новых.
Еще стоит отметить, что 2 июня Екатерина осматривала развалины древней булгарской столицы, и вот что она написала об этом графу Н.И. Панину: «Мы ездили на берег смотреть развалины Тамерланом построенного города Болгары и нашли, действительно, остатки больших, но не весьма хороших строений; два турецкие минарета весьма высокие и все, что тут ни осталось, построено из плиты очень хорошей. Татары же великое почтение имеют к сему месту и ездят Богу молиться в эти развалины. Сему один гонитель, казанский архиерей Лука, при покойной императрице Елизавете Петровне позавидовал и много разломал, а из развалин построил церковь, погреба и занял под монастырь, хотя Петра I указ есть, чтобы не ломать и не вредить сию древность».
Не ускользнуло от внимательной Екатерины II и малое количество каменных домов в городе, и она указом от 4 июня 1767 года издала правила «для споспешествования к устроению каменных домов в Казани».
Древнейшее изображение минаретов Болгара
Утром, 1 июня 1767 года, императрица опять перешла на свою галеру «Тверь», и вся блестящая флотилия отправилась далее вниз по Волге, в Симбирскую провинцию.
Так закончилось пребывание императрицы в Казани.
Кстати, галера «Тверь» после окончания путешествия Екатерины II была доставлена в Казань. Ее было велено хранить на память потомству, «не переменяя того вида, какой она имела во время высочайшего путешествия, и сделать для нее удобное хранилище». Уже в советское время хозяином галеры стал Центральный музей ТАССР и на «Твери» открыли филиал музея. Но в 1956 году из-за банальной ребячьей шалости с огнем историческое судно, пережившее две революции и Великую Отечественную войну, сгорело. К 1000-летию города, благодаря культурным связям Казани и Санкт-Петербурга, в городе появилась пешеходная улица, названная в честь Северной столицы, и ее начало украшает миниатюрная копия галеры «Тверь».
Казань помнит, что, когда в 1774 году город был разгромлен пугачевцами, Екатерина II пожертвовала большие средства для его восстановления. При непосредственном участии Екатерины II в Казани был основан пороховой завод. К его сооружению приступили в 1786 году, и уже через два года здесь стали «приготовлять порох». Екатерину II в Казани ласково и уважительно называли «Эби-патша», что значит «бабушка-царица».
Глава одиннадцатая. Разгром Казани Емельяном Пугачевым
Летом 1774 года во время восстания Емельяна Пугачева Казань оказалась в осадном положении. Повстанческое войско Пугачева численностью в 20 000 человек при 12 пушках 11 июля подошло к городу.
Пугачев выдавал себя за низложенного государя Петра Федоровича (Петра III), обстоятельства смерти которого до сих пор окончательно не выяснены.
В Казани стали ходить слухи, что самозванец – это некий Пугач, который месяца три тому назад был в Казани арестантом. И слухи оказались верными. В конце 1772 года Пугачев был арестован в селе Малыкове (ныне это город Вольск) за то, что подговаривал недовольных яицких казаков переселиться в турецкие владения. Затем его начали пересылать по разным инстанциям для допросов и повторных допросов. 4 января 1773 года он предстал перед казанским губернатором генерал-поручиком Яковом Ларионовичем фон Брандтом. Губернатор приказал содержать Пугачева под охраной и еще раз допросить его. Но при очередном допросе тот вдруг отрекся от всего, и губернаторский секретарь «только плюнул и приказал сбить с рук железа». А потом Пугачева поместили вместе с другими арестантами в «черных тюрьмах», находившихся под губернской канцелярией.
Неизвестный художник. Портрет Емельяна Пугачева. 1774
Получается, что тогда на этого донского казака не обратили должного внимания. Во всяком случае, фон Брандт, донося в Сенат 21 марта о допросе Пугачева, назвал его просто «вралем». Но Сенат отнесся к делу более серьезно, и 6 мая было приказано наказать Пугачева плетьми «за его враки», а потом отправить в город Пелым, «где употреблять его в казенную работу, давая за то ему в пропитание по три копейки в день». И при этом было приказано смотреть за ним строго, чтобы он не совершил побег. Эта резолюция была получена в Казани 1 июня, но Пугачева в тот момент уже в городе не было – за три дня до этого он бежал…
Побег Пугачева не возбудил на первых порах опасений в Казани. Губернская канцелярия узнала о побеге лишь 3-го июня; донесение о бегстве Пугачева написано было 21-го числа да семь дней еще пролежало неотправленным; кроме того, распоряжение о поимке бежавших арестантов разослали по таким местам, где Пугачев не мог скрываться. Все это раскрылось впоследствии, да и то не вполне, за смертью Брандта.
Это выглядит совершенно невероятным, но именно этот арестант-бродяга через три месяца после побега из Казани уже поднял все яицкое казачье войско, стал одну за другой брать крепости и станицы, осадил сам Оренбург. Чуваши, мордва, черемисы начали присоединяться к бунтовщикам. Башкиры стали грабить и разорять русские селения. Господские и горнозаводские крестьяне также оказались на стороне Пугачева, ибо он пообещал им полную свободу.
Мятеж охватил весь Заволжский регион. В разных местах собирались группы, которые называли своих лидеров полковниками «государя-батюшки Петра Федоровича». Эти шайки бунтовщиков распространяли манифесты Пугачева, захватывали государственное имущество, грабили горожан и помещиков, а также убивали тех, кто отказывался признавать самозванца своим правителем.