Тито. Знаменитая танцовщица Тереза хочет взять меня в услужение?!
Казанова. Сначала послужи нам обоим!
Тито. Я не буду слишком дерзок, если напомню присутствующим, что они должны принять какое-то решение в отношении этих господ?
Казанова. Собирайся! Мы едем в Лиссабон!
Тереза(к Тито). Ты едешь со мной в Вену!
Казанова. Сначала послужишь обоим! А потом выберешь между нами.
Тереза. Что за выбор? Я твоя навеки! (Бросается в объятия к Казанове.)
Тито. «Путь жизни долог, вечность — коротка!..»
Казанова. Укладывай мои пожитки! Мы едем через час!..
Тереза. Зачем тянуть? Отсрочка не всегда полезна…
Казанова. Я хочу есть! И даже если я поплачусь за свой аппетит прогулкой в ад, я двинусь в путь не раньше, чем через час!..
Тереза. Ну что ж… через час мы едем… в Вену! (Уходят с Тито.)
Андреа стоит у двери, через которую ушла Тереза, не решившись покинуть комнату, видимо, в ожидании продолжения дуэли.
Казанова двинулся вслед за Терезой, но увидев Андреа, задерживается.
Казанова. А вы? Там уже садятся за стол…
Андреа(отворачивается, на глазах слезы). Идите… Вас ждут… А меня… меня никто не ждет!..
Казанова. Вы хотели мне что-то сказать?
Андреа. Возможно, я назойлив…
Казанова. Говорите прямо, я вам друг…
Андреа. Но я вам не друг, Казанова!
Казанова(не сразу). Я вас понимаю… И поверьте, весьма сожалею обо всем, что произошло… Нелепо!
Андреа. Для вас это всего лишь нелепый случай, а для меня…
Казанова. Я понимаю, ваша душа ранена…
Андреа. Что Казанове моя душа?..
Казанова. Утешение вы найдете не в моих речах…
Андреа. Я не нуждаюсь!..
Казанова. Не спешите. Вы будете тупым упрямцем, если не примете его из уст своей возлюбленной.
Андреа. Что вам до моих переживаний?..
Казанова. Глупец!.. Нет, вы негодяй!.. О, если бы я мог избавить мир от глупостей, я должен был бы сказать, что Казанова настолько же велик, насколько господин Басси ничтожен!
Андреа. Не кипятитесь! Вам не удастся заставить меня схватиться за шпагу!
Казанова. Когда-то это было для меня весьма прозаичным делом. Но сейчас… сейчас речь о другом.
Андреа. Неужели вы думаете, что я могу вернуться к неверной женщине?
Казанова. Мне кажется, вы заблуждаетесь…
Андреа. Конечно, другие могут… в том числе и вы…
Казанова. Вы говорите о Терезе, вероятно?
Андреа. Из тысячи, что вам даны на выбор, вы избрали самую неверную…
Казанова. Вы не сомневаетесь в этом?.. Вы же ее впервые видите…
Андреа. Она сама, кажется, призналась…
Казанова. Да неужели, друг мой, вы не заметили верности любящего сердца Терезы?..
Андреа. Вас всегда отличало богатое воображение…
Казанова. Да ведь она вернулась ко мне!.. Вернулась!.. Есть ли на свете иная верность?!
Андреа. Только возвращение являет собой верность?..
Казанова. Да. В возвращении из любого странствия.
Андреа. Ну, возвращение под кров родной — это еще куда ни шло!..
Казанова. Самообман!.. Отчизна и чужбина — пустой звук! Душа призвана скитаться вечно!.. Отчизна… То, что вчера согревало ласковым теплом, сегодня обдает холодном… то, что вчера еще мы называли отчизной, сегодня — всего лишь отдых в пути!..
Андреа. Вы не философ, вы — софист!
Казанова. Возможно, но я не бьюсь в путах своей совести, не даю себя обмануть и не строю космических иллюзий. Мир изменчив, я могу впадать в ошибки, но все равно вижу его таким, каков он есть… (Достает из сумки письмо, которое получил от Марколины.) Вы только послушайте… они сочли меня годным для роли полицейского шпиона!.. (Читает.) «Дорогой Казанова, если бы вы согласились тотчас же по возвращении на родину завязать для блага государства знакомства в достаточно известных, но опасных кругах, поддерживать с ними дружеские отношения и обо всем, что покажется вам подозрительным, незамедлительно представлять Сенату обстоятельные донесения…». Каково?! Вот вам отчизна!.. О, я отомщу!.. Они еще не знают Казановы!.. Они хотят посадить еретиков в свинцовые камеры, но посидеть там придется им самим! Только бы мне скорее попасть в Венецию!.. О, я им покажу!..
Андреа. Извините, шевалье, я, кажется, напрасно задержал вас… У вас неприятности, а мои сомнения…
Казанова. Советую вам пойти к своей возлюбленной и рассеять все свои сомнения…
Входит Амалия. Она возбуждена, заглядывает в другие комнаты, видимо, что-то ищет.
Вы, кажется, чем-то озабочены?
Амалия. За столом веселье, и никому нет дела, … А я слышу какой-то шум…
Андреа. Очевидно, начали проявлять беспокойство господа, которых запер Тито…
Амалия. Какие господа? И зачем их заперли?
Андреа. Не беспокойтесь… Надеюсь, я сумею освободить их из заточения.
Казанова. Пригласите их к столу! Я хочу напоследок, перед отъездом с Терезой в Вену, изрядно повеселиться в большой компании.
Андреа(проникновенно). Поверьте, шевалье… радушнее и добрее вас я не встречал людей!.. (Вышел.)
Пауза. Амалия устало опустилась на стул.
Казанова. В чем дело, Амалия?
Амалия. Вас ждут к столу.
Казанова. Я получил письмо… И так как должен немедленно дать ответ, то прошу меня извинить…
Амалия. Как вам будет угодно… (Помолчав.) Ты все-таки негодяй, Казанова! Эта дуэль, этот скандал… Анина собирается уезжать…
Казанова. Не говори мне о ней, философка! Я мог бы обладать ею, когда только пожелаю. Недоступных женщин на моем пути не было… Ну, а если и бывали… Пожалуй, я даже встретил одну в былые годы, но тут же нашлась другая, более податливая… Я не стал терять время и понапрасну вздыхать хоть один день.
Амалия. О чем ты сожалеешь? Ты прожил свою жизнь как хотел… И теперь ты еще всюду находишь женщин, даже если они не безумствуют от любви в тебе, как когда-то я безумствовала…
Казанова. Вчера ты мне сказала, что и сейчас влюблена в меня как в прекрасного юношу…
Амалия. Я молила тебя подарить мне одну ночь, но ты отверг меня, видимо, полагая, что еще можешь выбирать женщин по своему вкусу.
Казанова. Видимо… полагая… Что ты хочешь этим сказать?
Амалия. Ты и сам все прекрасно понимаешь!
Казанова. Анина — не женщина! Она — ученый, философ, пожалуй, даже чудо природы, только не женщина!
Амалия. Не уговаривай себя. Иллюзии — не лучший способ удержать то, что теряешь…
Казанова. Я стар… Посмотри на эти волосы, на это изможденное лицо… (Подошел к зеркалу и, словно собираясь выступить на сцене в какой-то шутовской роли, взъерошил волосы, так что пряди их совсем спутались, показал язык своему отражению, опустил углы рта и замычал, как бы пугая своего двойника.) Посмотри, до чего я страшен… Но я — Казанова! Разве по жилам моим бежит не тот же огонь желания и не те же соки юности? Разве я и теперь не тот же Казанова, каким был тогда?.. А если я Казанова, то мною должен быть посрамлен жалкий закон, именуемый старостью, которому подчинены другие?.. (Кричит.) Еще не поздно! (Задыхается, бессильно опускается на диван, он бледен, руки дрожат.)
Амалия. Господи, воды!.. Скорее!.. (Бежит к окну, но в парке веселье и шум, и ее не слышно.)
Тереза(зовет из парка). Казанова!
Сантис. Господа, добро пожаловать!
Андреа. Это же господа, которых запер озорник Тито!
Фламия. Красивые ребята!
Сантис. Ты уже порхаешь?
Гудар. Да где же Казанова?
Анина. Андреа, мы тебя ждем!.. Фламиния, господа…
Слышны хлопки открываемых бутылок, смех, музыканты начали играть бравурную мелодию.
Голоса. Казанова! Казанова!
Казанова. Вольтер!.. Вот кого я ненавижу!.. Теперь я закончу свой памфлет против него. Ты, старый фернейский мудрец, не умри до срока!.. Мы еще скрестим клинки!.. Ведь речь пойдет о философии — о Боге!
Амалия пытается дать ему воды, уложить на диван.
(Порывается встать и направиться к столу.) Я начну новый памфлет! Этот смешной и жалкий старик получит по заслугам за свою осторожность, за свою половинчатость, за свое раболепие!.. Чернил мне, бумаги!.. Скорее!
Амалия. Оставь… Тебе нельзя волноваться, ты погубишь себя!..
Казанова. Я должен послать ответ Сенату, этим старым маразматикам, выжившим из ума!.. Они не дождутся раболепия и смирения, я не припаду к их стопам!.. Я бросаю им вызов!
Амалия. Ты прав, но сделать это можно и попозже… Сейчас тебе надо успокоиться.
Казанова. Завтра я прочитаю Анине новую главу о Вольтере! Она — единственный человек здесь, в которого хватит ума оценить это. Она будет мною восхищаться!..
Амалия. Ты прекрасный писатель, у тебя острый ум…
Казанова. Она простит мои выпады… Я ведь и сам понимаю, что эта мистика чисел, именуемая каббалой, не имеет ни смысла, ни оправдания… И только мошенники и шуты используют ее в своих неблаговидных целях… Вот и я, Амалия, был шутом и кривлялся… Я не внушаю тебе отвращения?
Амалия. Я люблю тебя, Казанова… И всегда любила.
Казанова. Пить… Пересохло в горле.
Амалия подает стакан.
Да, я шут, кривляка и к тому же лгун!.. Я выпрашиваю у венецианских вельмож должность, кусок хлеба, родину!.. Попрошайка!.. А эта Анина… она думает, что радость долговечна… Но она растолстеет, станет морщинистой старухой с дряблыми грудями, сухими седыми волосами, беззубой и горбатой и наконец умрет… и ее съедят черви!..