азал:
– Господин Казанова, это и есть ваш проект!
На папке было написано: «Лотерея в девяносто номеров, из которых при ежемесячных тиражах выигрывают не более пяти». Казанова решил не возражать и, важно кивнув головой, сказал: – Да, это, похоже, как раз и есть то, что я имел в виду. Конечно, еще за секунду до этого он ни о чем подобном и не помышлял, но делать было нечего. Как говорится, взялся за гуж… – Этот проект, – продолжил господин Пари-Дюверне, – нам представил господин Раньери де Кальцабиджи из Ливорно, и он перед вами. – Очень рад, – поклонился Казанова, – но могу ли я узнать, по какой причине проект был отвергнут? – Против него было выдвинуто множество весьма серьезных доводов… – Господа, – воскликнул Казанова, – есть только один серьезный довод на свете – это мнение Его Величества! Казанова понял, о чем идет речь. Он перехватил инициативу и теперь его было не остановить. – Успех лотереи обеспечен! – кричал он, расхаживая по комнате и размахивая руками. – Пять из девяноста! Перед всеми математиками Европы, да что там Европы – всего мира, я вам докажу, что единственно воля Господня может помешать королю получить на этой лотерее верный выигрыш! – И вы готовы выступить перед Государственным советом? – С удовольствием. – И ответить на все возражения? – На все до единого… Казанову несло все дальше и дальше. Теперь он чувствовал себя в своей тарелке и вел дискуссию с наглостью профессионального игрока, оказавшегося в компании жалких новичков. Да, он полностью включился в игру и в конце концов убедил всех, зарядив своей кипучей энергией даже тех, кто поначалу был категорически против.
Очень скоро господин де Булонь заверил Казанову, что специальный декрет о лотерее должен вскоре появиться, и пообещал выпросить для него большие финансовые поблажки. А еще через пару дней господин де Берни представил Казанову маркизе де Помпадур и государственному министру принцу Шарлю де Роган-Субизу. Маркиза вспомнила, что уже была знакома с Казановой и, улыбнувшись, сказала, что с большим интересом прочитала историю его побега из тюрьмы. Потом она спросила:
– Надеюсь, теперь вы решите обосноваться у нас?
– Я могу только мечтать о таком счастье, – галантно поклонился Казанова, – но мне нужно покровительство.
В вашей стране, я знаю, его оказывают только людям даровитым, и это приводит меня в уныние. – Думаю, тревожиться вам не о чем, – заверила его первая женщина Франции. – У вас есть добрые друзья. Я и сама буду рада при случае оказаться вам полезной.
Дома Казанова нашел письмо от господина Пари-Дюверне, в котором его приглашали на следующий день в одиннадцать часов прийти в Военную школу. А еще господин Кальцабиджи прислал большой лист с полными расчетами по лотерее. Полное имя этого Кальцабиджи было Рантери-Симоне-Франческо-Мария. Он был тосканцем и родился в 1714 году. Несколько лет он работал либреттистом в Неаполе, а в 1750 году приехал в Париж (позднее он станет соавтором знаменитого композитора Глюка, вместе с которым они создадут несколько великолепных опер). Подробные расчеты Кальцабиджи стали для Казановы очень своевременным подспорьем в его авантюре: он пошел в Военную школу, уже вооруженный цифрами. Когда там началась конференция, председательствовать попросили самого Жана д’Аламбера, великого французского математика, одного из авторов знаменитой «Энциклопедии».
Конференция продолжалась три часа, из которых почти час говорил Казанова. Все остальное время он с легкостью опровергал любые возражения, которых оказалось немало. Восемь дней спустя появился декрет, учреждавший лотерею. Казанове дали шесть лотерейных бюро с годовым содержанием в 4000 ливров, которые выделялись из дохода лотереи.
Казанова тотчас же продал пять бюро по 2000 ливров. Назначили день первого тиража и объявили, что выигрыш будет выплачен через восемь дней. Естественно, Казанова хотел привлечь людей в свое роскошно обставленное бюро на улице Сен-Дени, и он объявил, что все выигрышные билеты, подписанные его рукой, будут оплачены у него через двадцать четыре часа после тиража.
Париж. Худ. Тавик Франтишек Симон
Эффект не заставил себя ждать: все стали ломиться в его бюро, пренебрегая другими. Это дало ему массу клиентов и умножило его доходы (он получал 6 % с выручки). Таким образом, его первый заработок составил 40 000 ливров. Общий же сбор от лотереи равнялся двум миллионам, из которых доход составил 600 000. После этого слава Казановы в Париже начала множиться. Страсти вокруг первой лотереи разгорались, и Казанова с Кальцабиджи решили, что второй тираж даст двойной сбор. Так оно и произошло. Второй тираж принес Казанове 60 000 ливров
В сентябре 1758 года Казанова по распоряжению графа де Берни убыл в Голландию. Он вез с собой рекомендательное письмо к графу Луи-Огюсту д’Аффри, французскому послу в Гааге, и его задачей было заключение ряда финансовых сделок в пользу французского правительства. В частности, он должен был обменять королевские векселя в двадцать миллионов франков на бумаги какой-либо иной державы, чтобы их потом можно было выгодно реализовать. Есть версия, что с этих пор Казанова стал путешествовать по Европе с целью сбора разведывательных данных по заданию его давнего партнёра по оргиям, графа де Берни, министра иностранных дел Франции. В Голландии Казанова пробыл до декабря, а потом господин де Булонь призвал его вернуться обратно в Париж. Где Казанова сразу же направился к Сильвии и был встречен с огромной радостью, как настоящий родственник. В очередной раз увидев прекрасную Манон, Казанова задрожал всем телом, и волнение его стало так сильно, что он едва совладал с ним. Он не мог ни взглянуть на нее, ни произнести хоть слово в ее адрес. Удивительно, но чувство к Манон Баллетти по-прежнему не могло удержать Казанову от увлечений другими женщинами. Сам он потом признался: – «В сердце соблазнителя любовь умирает, если не получает питания; это разновидность чахотки». Возможно, это и так, не зря же говорят, что любовь, как огонь, без пищи гаснет.
Манон Баллетти. Любовь Казановы.
Тем не менее, он искренне всю жизнь любил Манон. В течение всего 1759 года многочисленные документы характеризуют Казанову как «директора бюро лотереи королевской Военной школы». Казанова потом честно написал: «В Париже всегда встречали, встречают и теперь по одежке, и нет на свете другого места, где было бы так просто морочить людей». Как говорится, дело было в шляпе. Получая свои 6 % с доходов, Казанова, не имевший еще вчера ни гроша в кармане, стал обогащаться с головокружительной быстротой. При этом финансовое состояние Военной школы, ради которой, собственно, и была затеяна лотерея, продолжало оставаться в ужасающем состоянии. Братья Кальцабиджи, прекрасно знакомые с принципом лотерей, уже давно практиковавшихся в Генуе, Риме, Неаполе и Венеции, также неплохо зарабатывали.
Лотерея в те времена функционировала так…
В так называемое «Колесо Фортуны» помещали 90 шаров одинакового размера и цвета, в каждом из которых находился номер. В день публичного тиража, в присутствии членов Совета Военной школы, номера, прежде чем поместить их в шары, последовательно предъявляли присутствующим. Это была весьма полезная предосторожность, чтобы избежать потом обвинений в плутовстве со стороны игроков-неудачников. Затем шары перемешивали и, по обычаю, какому-нибудь невинному ребенку поручали сыграть роль Его Величества Случая. Публика имела право ставить на каждый из девяноста номеров 12, 24 или 36 су, всегда увеличивая на двенадцать. Можно было также сделать ставку тремя различными способами: на один номер, на два и на три. Игроки, у которых совпадал один, два, три, четыре или пять номеров, получали лоты, пропорциональные уровню совпадения и сумме ставок. Билеты выдавались на один номер, и там сумма доходила до 6000 ливров, на два номера – по 300 ливров, на три номера – по 150 ливров. За один номер выплачивали ставку в 15-кратном размере, за два связанных номера – в 270-кратном, за три связанных номера – в 2500-кратном. Разумеется, с увеличением количества и размеров ставок риск возрастал, но и шансы выиграть – тоже. Казанова разбогател. За сто луидоров в год Казанова снял себе дом, называвшийся Petite Pologne (Маленькая Польша). Он стоял на небольшом холме в предместье Сент-Оноре, позади садов герцога де Граммона. Там были большой сад, три огромных комнаты, конюшня, прекрасный подвал, баня и кухня. Владелец «Маленькой Польши» считался «королем масла». Впрочем, он именно так и подписывался, и происходило это лишь потому, что Людовик XV однажды случайно остановился у него и невзначай при свидетелях похвалил его масло. Он оставил Казанове кухарку, которую звали мадам Сен-Жан. А еще Казанова приобрел кучера, две красивые коляски, пятерку лошадей, конюха и двух лакеев.
Джакомо хотел вложить собственные деньги в какое-нибудь производство. В качестве объекта для вложения была выбрана фабрика, которая должна была наносить цветной рисунок на шелковую материю, которую Казанова собирался получать из Лиона. Желая достичь предпринимательского успеха, Казанова обратился к принцу де Конти, обладавшему юрисдикцией над кварталом Тампль, и с его помощью открыл мануфактуру, работать на которой он нанял двадцать очень милых девушек, которые и должны были красить материю.
Все счета по закупке тканей и красок Казанова оплатил наличными, рассчитав, что ему придется израсходовать около трехсот тысяч, но уже за первый год его доход составит как минимум двести тысяч. С удовольствием обходил Казанова свой гарем: двадцать отборных фабричных работниц, зарабатывавших в день по двадцать четыре су. Кстати сказать, Манон Баллетти из-за этого очень серьезно обижалась на него, хотя он и клялся ей, что ни одна из девушек не ночует в его доме. Он пользовался их ласками не выходя за пределы своей фабрики. Казанова – фабрикант! Это звучало великолепно. И вообще, эта фабрика поначалу здорово повысила уровень его чувства собственного достоинства, ведь в это время он вел в Париже прямо-таки княжескую жизнь.