хватит сил и возможностей.
Глава 8Мужские часы с гравировкой
Но немцы в Казань не пришли. Мало того что им не удалось взять Сталинград и двинуться вверх по Волге, как они планировали, так их армия попала в окружение и потерпела сокрушительный разгром, после которого Гитлер объявил трехдневный траур.
После поражения немцев под Сталинградом Красной Армией была перехвачена стратегическая инициатива в войне, после чего немцев и их сателлитов стали теснить на запад, а потом и вовсе погнали назад, откуда они пришли. Это было поражением интересов и чаяний лично его, оставшегося не у дел абверовского шпиона Геннадия Андреевича Филоненко-Раскатова. Теперь надлежало как-то приспосабливаться к тому, что случилось и что напрочь разрушило все его чаяния. К тому же еще в конце сорок второго года возникли трудности с деньгами. Можно было бы, конечно, отправиться к месту высадки и найти ту самую лесную поляну недалеко от деревни Ореховка и запрятанный контейнер, где, помимо прочего, лежали несколько десятков тысяч советских рублей. Но где гарантия, что его там не ждут? Наверняка Шустров рассказал все, что знал, и о нем, и о контейнере и его содержимом. В том числе и где он спрятан. Устроить засаду близ места, где спрятан контейнер, и взять третьего выброшенного парашютиста-разведчика – разве не таков был бы план у грамотного и опытного контрразведчика? По крайней мере, будь он, Геннадий Филоненко, чекистом, поступил бы именно так. Стало быть, настала пора пристроиться куда-нибудь, то есть найти работу. И Геннадий Андреевич Раскатов устроился на почту сортировщиком писем. И деньги какие-никакие платят, и информацию ценную можно почерпнуть из солдатских треугольников и офицерских писем. Например, о формировании в Казани стрелковой дивизии из оправившихся от ранений солдат и командиров под командованием полковника Ломового, также только что излечившегося от ранения в ногу. Все солдаты формирующейся стрелковой дивизии бывали на фронте, стало быть, имели опыт боевых действий, поэтому представляли опасность для противника по сравнению, к примеру, с дивизией новобранцев, пороху еще не нюхавших.
Вновь сформированная дивизия предназначалась для пополнения воинских частей Южного фронта, измотанных противостоянием с группой немецко-румынских армий «А», рвущихся на Кавказ. Информация эта была ценной, но вот только как передать ее в центр?
Остается глубокой тайной, как немцам стало известно о том, что старшему лейтенанту Кочетову удалось уйти от советской контрразведки. Для установления связи с ним в начале сорок третьего года в лесной массив близ Казани были выброшены два разведчика-парашютиста. Это были диверсант под псевдонимом Ягужин – у него было задание устроиться на работу на пороховой завод и взорвать несколько цехов – и радист Гончаренко (фамилия опять-таки ненастоящая). Этому как раз надлежало отыскать старшего лейтенанта Кочетова и принять от него собранную им информацию.
Советская контрразведка взяла Ягужина через неделю с небольшим после десантирования – слишком рьяно он принялся заводить знакомства с рабочими и служащими порохового завода, чем и привлек внимание органов НКВД. А вот радисту Гончаренко удалось продержаться около трех недель и установить связь с Кочетовым. Так что Геннадий успел до ареста радиста передать в центр сведения о формирующейся в городе стрелковой дивизии полковника Ломового. После чего он опять остался без связи. Как оказалось, уже навсегда…
После капитуляции Германии работа на почте потеряла для Филоненко-Раскатова всякий смысл. Да и денег она приносила самый мизер, так что в июле 1945 года Геннадий Андреевич подал заявление об увольнении по собственному желанию. К тому же при существующей карточной системе на продовольствие надлежало найти место более хлебное и благодатное для поддержания жизненных сил молодого мужчины. И Филоненко-Раскатов таковое нашел: устроился подсобным рабочим в продовольственный магазин на улице Архангельской. Вернее, Геннадия взяли на работу, поскольку он приглянулся заведующей магазином, одинокой женщине лет тридцати пяти, коротавшей в одиночестве долгие годы. А тут приходит устраиваться на работу хорошо сложенный молодой человек двадцати пяти лет от роду да еще привлекательной наружности. Так почему бы его не взять, а вдруг что-нибудь и сложится…
Так Геннадий Филоненко-Раскатов сделался разнорабочим продовольственного магазина и по совместительству любовником завмага Марины Степановны.
Где продукты – там усушка, утруска и прочие товарные потери. А еще обвес, естественная убыль и иные прелести, позволяющие заполучить излишки продуктов, которые можно употребить лично или продать с большим наваром. Словом, не придется ни голодать, ни считать последнюю копейку, мыкаясь с вопросом, куда ее употребить: на хлебушек или молочко. И зажил Геннадий Андреевич вполне сытно и при женской ласке, которой его одаривала с большой охотой Марина Степановна. Только вот никуда не девшаяся ненависть к власти, убившей отца, не давала покоя и требовала какого-то выхода.
Однажды, уже перед закрытием, в магазин зашел среднего роста капитан милиции, в годах, отоварить продуктовые карточки. Покуда продавец взвешивала милиционеру крупу, сахар и прочие положенные продукты, Геннадий следил за капитаном и с силой сжимал кулаки. Вот такие вот «капитаны» приходили арестовывать его отца, после чего он его уже никогда не увидел. Отца уже давно нет, а они, вишь, расхаживают, покупают продукты, едят их, живут себе в радость и в ус не дуют… Где справедливость? Когда, отоварив карточки, капитан вышел из магазина, Геннадий направился за ним следом. Ну а что особенного? Рабочий день закончился, кто ему запретит покидать рабочее место?
Капитан прошел немного по Архангельской улице и повернул к реке, держа направление к Горбатому мосту, соединяющему Ягодную и Адмиралтейскую слободы. Когда до моста оставалось метров десять и потянулись вдоль тропинки к мосту тростник и прибрежные камыши, Геннадий огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, нагнал капитана и накинулся на него сзади, обхватив правой рукою горло и сжав его изгибом локтя. Освободив от котомок руки, капитан попытался было вывернуться, но Геннадий сжимал его железной хваткой. Потом он одним движением сбил с милиционера фуражку и схватил его за затылок. Другой рукой взялся за подбородок и, как учили в разведшколе, выверенным резким движением повернул голову до упора влево с одновременным поднятием подбородка, словно он хотел поменять затылок и подбородок местами. У капитана что-то хрустнуло, он разом обмяк, закатил глаза и повалился в камыши. Геннадий отошел от упавшего капитана, подобрал выпавшие из его рук котомки и двинулся обратно. Войдя в свой дом, он почувствовал наступившее облегчение. Будто он нес на плечах какой-то тяжелый груз, а вот теперь от него освободился.
В декабре сорок седьмого года карточки отменили. К тому же завмаг Марина Степановна уже изрядно надоела Филоненко-Раскатову, равно как и черная и нелегкая работа в ее магазине. А тут еще произошло знакомство с Ангелиной Романовной, как она ему представилась, также сыгравшее роль в уходе из магазина. Знакомство состоялось в начале сорок восьмого года. Прямо в дверях коммерческого магазина на улице Госпитальной, еще функционирующего после прошлогодней отмены карточек и денежной реформы. Женщина выходила из магазина, а он входил, собираясь купить белужьего балычка. Немного, поскольку на зарплату разнорабочего шибко не разгуляться. Они почти столкнулись в дверях, и Геннадий отошел и пропустил женщину вперед – сказалось полученное воспитание и, наверное, гены, чего не признавала советская наука.
Женщина была очень привлекательна и ухожена, не то что заведующая магазином Марина, от которой пахло чем угодно, но только не духами «Нина Риччи». Сразу было видно, что средства у холеной женщины имеются, и в достаточном количестве, чтобы выглядеть таким образом, будто бы она только что вышла из Дома моделей, приодевшись во все самое модное, что в нем имелось.
Такие женщины привыкли владеть самым лучшим. Это их жизненное кредо. Если будет протекать иначе, то они будут чувствовать себя глубоко несчастными. И в этот раз она несла сумку с деликатесами, которые многим людям не попробовать и за всю жизнь. Но для нее это всего лишь рядовая покупка. Подобной роскоши позволить себе Геннадий Андреевич не мог. Хотя, конечно же, благодаря стараниям Марины Степановны Филоненко-Раскатов отнюдь не бедствовал. Но разве крупы и макаронные изделия, пусть даже приправленные куском масла, – это то, о чем он мечтает?
Геннадий решил, что неплохо бы познакомиться с этой женщиной, а лучше стать для нее своим человеком. К тому же, если сравнить ее с завмагом Мариной, эта женщина была похожа на свежий зрелый персик, в то время как другая на залежалое, сморщенное, прошлогоднее яблоко.
И Геннадий отважился:
– Разрешите, я вам помогу?
– В чем? – с интересом посмотрела на Геннадия ухоженная женщина и прищурила глаза.
– Я донесу ваш пакет до вашего дома, – предложил он таким тоном, как будто его решение было единственно возможным.
– Он не так уж и тяжел, – покачала пакетом женщина.
– Но все же тяжел, – потянулся за пакетом Геннадий и взял его из рук женщины. – Меня зовут Геннадий Андреевич. А вас?
– Я на улице с молодыми людьми обычно не знакомлюсь, но для вас, пожалуй, сделаю исключение, – произнесла ухоженная женщина, смерив его любопытно-оценивающим взглядом. И добавила: – Меня зовут Ангелина Романовна.
– Очень приятно, Ангелина Романовна, – улыбнулся Геннадий. – Куда прикажете идти, сударыня? – шутливо добавил он.
– Да тут недалеко, – улыбнулась в ответ женщина (она явно положила на него глаз). – До Академической слободы.
Дом новой знакомой понравился Геннадию Филоненко-Раскатову. Он скорее походил на богатую отдельную квартиру в несколько комнат, нежели на обычный частный дом, каковых в Академической слободе было немало. Отсутствовали столь привычные сени, но имелась прихожая с вешалкой, тумбочкой, зеркалом, куда можно было кинуть последний взгляд перед выходом на улицу, и небольшой диван, на который можно было присесть, снимая или надевая обувь. Именно так и произошло: Геннадий Андреевич вошел, скинул и повесил на вешалку пальто и шапку и присел на диванчик, расшнуровывая зимние ботинки. Потом прошел в большую комнату, которую Ангелина Романовна называла по-старинному «залой», и огляделся. Увидел круглый стол на резных ножках, четыре деревянных кресла, диван, настенные часы – примерно такие же, тоже бронзовые, но чуть поменьше размерами, висели на стене в кабинете его отца, – картины на стенах, этажерку в углу и черное фортепьяно, на котором, похоже, давно никто не играл.