й жизни, обсуждаемой всем городом. Исаков доносил, что губернатор «прижил девке своей брюхо», а побоями «за отнятие супружеского ложа» губернаторша довела свою жертву до смерти в городской больнице. К тому же сам губернатор, «занявшись гордостью и лихоимством, похвалялся с Ключаревым, что у них в Петербурге министры друзья и родня и ни до какой беды не допустят»[220].
Текст этого доноса мог создать впечатление, что это навет оскорбленного и уязвленного человека. Но нельзя не заметить, что приведенные Исаковым факты повторяются в должностных донесениях губернского прокурора и вице-губернатора. Они являлись сквозными, что подтверждало достоверность описываемых событий. Донос частного лица заметно отличался от должностных доносов. В нем факты злоупотреблений приводились без доказа тельств. Сведения Исакова были насыщены яркими эпитетами и примерами. Текст доноса напоминал живую разговорную речь. Вся описываемая картина «беспорядков и злоупотреблений» сводилась к неудачному губернаторству Кацарева.
Причиной тому было нежелание казанского губернатора вникать в рутину повседневных дел, что и послужило причиной «канцеляристского» руководства губернией. Как правило, при «слабом» губернаторе всегда появлялись «приказные дельцы» вроде Ключарева. Для проверки указанных в доносах по Казанской губернии «беспорядков» и «вскрытии преступной связи между губернатором и правителем его канцелярии» была спущена очередная ревизия Сената.
В конце декабря 1803 г. сенатор И. Б. Пестель получил для ознакомления дела по казанским доносам. 18 января 1804 г. он прибыл в Казань и на следующий же день отправил свой первый рапорт. В нем сообщалось, что ему так и не удалось найти и допросить подпоручика Я. Исакова. Не оказались на месте и коллежский асессор Ключарев, и губернский прокурор Овцын. Срочно были отосланы надлежащие письма о возвращении всех в Казань. Главное, не удавалось обнаружить следов пребывания основного доносителя. Розыск в соседних губерниях так ничего и не дал. Можно предположить, что Исаков был лицом вымышленным. Этот довод мог быть хорошим козырем для губернатора, но он не был им использован, поэтому все же Исакова следует считать реальным человеком. Пестель должен был на месте перепроверить все факты, приводимые в доносах и жалобах, о «беспорядках и злоупотреблениях» по Казанской губернии.
С января по март, до прибытия нового казанского гражданского губернатора, Иван Борисович обозревал состояние дел по казенной палате, губернскому правлению, присутственным местам. Имел беседы, под присягой проводил допросы с губернатором, вице-губернатором, с возвращенным Ключаревым и другими свидетелями. Текущие донесения и рапорты он направлял по ведомству министра юстиции князя Петра Васильевича Лопухина[221]. С 15 марта по 10 мая Пестель находился в уездах Казанской губернии. По итогам ревизии 12 июня 1804 г. он подал Александру I «всеподданнейший рапорт». Через пять дней в Сенат поступил указ от императора об аресте казанского гражданского губернатора Кацарева[222]. Что же обнаружил сенатский ревизор?
При губернаторе действительно находился доверенный ему человек коллежский асессор Андрей Ключарев. Он имел тридцатилетний канцелярский опыт службы в Новгородской и Санкт-Петербургской губерниях. С Кацаревым судьба его свела в Санкт-Петербурге в Ликвидационной конторе. Его допрос (по девятнадцати вопросам) выявил, что обвинения Исакова оказались основательными, потому как допрашиваемый сам «многие из оных утвердил в их справедливости». Далее Пестель сообщал: «… сие превзошедшее мое ожидание чистосердечие во многих случаях послужит мне способом к обнаруживанию других злоупотреблений и к избавлению бедных поселян от угнетающих их земских начальников. Самого же бывшего губернатора Кацарева ни в чем Ключарев не обвиняет и выставляет его чуждым во всех своих противозаконных деяниях…»[223] Хотя показания правителя губернаторской канцелярии не послужили прямым свидетельством против его начальника, они вселили уверенность в успехе дальнейшего расследования. Более того, на очных ставках с исправниками, получившими должность за взятки, Ключарев свои первоначальные показания подтвердил.
В ходе ревизии обнаружились свидетельства, подтверждающие получение Ключаревым «денежных подарков» с земских исправников, других чиновников, а также с купцов-подрядчиков по 500 рублей. Было доказано, «что к отчуждению избранных дворянством мест» Ключарев также причастен, а люди, избранные на те места, не были баллотированы дворянством. Факт получения взяток губернатором Кацаревым через посредничество его письмоводителя все же остался недоказанным, но «под сомнением». Полагая ненадежным рассмотрение Казанской палатой уголовного суда дела о взятках помощника губернатора, Пестель просил императора разрешить его завершение в Санкт-Петербурге. 28 марта было получено согласие на эту просьбу.
В ходе проверки обнаружился значительный «беспорядок» в ведении дел по губернскому правлению. «Местное правительство», как часто именовалось губернское правление, возглавлялось губернатором. Оно состояло из двух советников и канцелярских служителей. По состоянию и количеству нерешенных дел в губернском правлении можно было судить об эффективности руководства губернией. Это был формальный общепризнанный показатель. Осматривая губернское правление, Пестель столкнулся с чрезмерным и безрезультатным бумаготворчеством, исходящим от самого губернатора. За год и три месяца одних только распоряжений Кацарева он насчитал до шестисот. Эта «инициатива» значительно затрудняла «производство дел при крайней предосудительной медлительности течения оных». Подобный бюрократический прием губернаторской «активности» посредством бумажного крючкотворства вызвал реакцию верхов. Чтобы пресечь применение такого негативного приема руководства во всех губерниях, 21 ноября 1804 г. было принято новое узаконение «О строжайшем предписании, чтоб губернаторы не обременяли губернских правлений излишней перепискою, и о непроизвождении гражданских дел уголовным порядком»[224]. Оперативность появления сенатского указа свидетельствовала в пользу действенности указного законодательства.
В результате изучения следствия, произведенного господином тайным советником и сенатором Пестелем, было приказано: «… поелику из одного следствия между прочим открылось во-первых, что бывший Казанский гражданский губернатор Кацарев в течение одного года и 2-х месяцев с несколькими днями дал губернскому правлению 600 предложений, требуя при том по каждому доставить ему мемории, а чрез то при крайней медлительности в течение дел, коих к 1 числу января сего 1804 года оставалось в нерешении более 1600, обременяя канцелярию того правления излишнею и прихотливою перепискою, будучи обязан, и на основании Высочайшего об управлении губерний Учреждения, присутствовать сам в губернском правлении и подписывать журналы оного; во вторых, казанский уездный суд с городовым магистратом, удалясь от предписанных законом правил, производили гражданские дела порядком установленном для дел уголовных; и для того, в преду преждении, дабы и по прочим губерниям подобных беспорядков происходить не могло, предписать строжайшее всем гражданским губернаторам и губернским правлениям от Сената указ».
Последующая проверка выявила большие нарекания по состоянию губернского архива, ведению расходных и приходных книг денежной казны. Относительно работы палаты уголовного суда был сделан вывод: «не печется обнаружить справедливость». В Козьмодемьянском, Цивильском и Тетюшском уездах открылись незаконные поборы и взятки земской полиции. За должностные преступления были отданы под суд чистопольский и царевококшайский уездные судьи, тетюшский, мамадышский, цивильский, свияжский, чистопольский земские исправники, по губернскому правлению — секретарь Пичулин и делопроизводитель Ключарев[225]. Позднее был смещен весь состав Казанской палаты уголовного суда во главе с председателем и двумя его советниками. Все уличенные во взятках были отрешены от должностей и отданы под суд. Губернатор Кацарев содержался под арестом до рассмотрения его дела в Сенате. Так завершилось в 1805 г. сенаторское расследование злоупотреблений по Казанской губернии.
В завершение своей миссии Иван Борисович Пестель счел необходимым написать министру юстиции донесение, отличающееся своим неофициальным содержанием. Приведем его полностью: «По чистой совести могу сказать, что во время своего пятимесячного пребывания в здешней губернии не упускал я малейшего случая, который заслуживал внимание и мог бы открыть причины, расстраивающие Казанскую губернию. Я уверен, что ежели чиновники, коих беспорядки и самые злоупотребления мною обнаруженные, замещены будут способными и лучшего расположения людьми, тогда при хорошем начальнике губернии, оная удобно в желаемое устройство приведена быть может, но для сего необходимо нужно, чтобы управляющий губерниею сильное имел подкрепление со стороны высшего начальства. Имея таковую подпору, может губернатор удобно предупреждать всякие беспорядки и важные злоупотребления, а паче утешение бедным поселянам, которые в здешней губернии до крайности притесняются земскими чиновниками. Удаление заблаговременно, неблагонадежным образом отправляющих должности свои, будет верный способ к предупреждению вящего зла. Ибо я почитаю, да и уверен в том, что предупреждение зла важнее и полезнее, нежели самое наказание обнаруженного и допущенного прежде, чем оно вкоренится и распространится»[226]. В этом послании, по сути дела, оговаривалась сама идея эффективности сенаторских проверок. Пестель полагал, что решительными кадровыми перестановками можно бороться с бюрократическим злом, в частности — с «притеснениями земских чиновников». По его мнению, для этого необходимы надежные назначенцы на губернаторские должности. В условиях внедрения министерского единоначалия и кардинального изменения всей системы исполнительной власти начальники губерний и сами нуждались в покровительстве. Как известно, на старой почве новым росткам трудно приживаться. Находясь в гуще губернских проблем, это хорошо осознавал сенатский ревизор, пытаясь донести до верховной власти свои наблюдения о поддержании достойных губернаторов и их кадровых инициатив.