Сенатор П. А. Обрезков
Эта ревизия отличалась не только особой атмосферой. В текстах ревизорских сообщений акцентировались «нужды губернии», впервые дублируя показатели губернаторских отчетов. Обрезкова отличал конструктивный подход к исполнению своих ревизорских обязанностей. Осознавая свое посредническое предназначение в диалоге властей, сенатор старался привлечь внимание органов центральной власти к наиболее злободневным проблемам региона. Его донесения содержали конкретные рекомендации по разрешению трудностей по каждой посещенной им губернии. Предлагаемые меры по Казанской губернии во многом повторяли губернаторские ходатайства, не раз прописанные в отчетах по ведомству Министерства внутренних дел. Тем самым ревизор усиливал голос казанского губернатора, делал его слышимым для всех ведомств и учреждений, причастных к решению поставленной проблемы.
Во Всеподданнейшем донесении от 24 июня 1810 г. медлительность и «некоторое запущение» дел в магистрате и губернском правлении сенатор объяснял несоразмерностью числа «приказных» с количеством постоянно поступающих дел[280]. Причина тому виделась в выгодном торгово-промышленном расположении города Казани, в притоке населения и количестве заключаемых здесь сделок. По мнению ревизора, «главнейшие предметы нужд целой губернии состоят в недостаточном числе чиновников и приказных по присутственным местам, по губернскому правлению в соображении множества дел по положению сего города в оных вступающих, в малом жалованье и в рассуждении повышения вообще цен…»[281]. Этот кадровый чиновничий дефицит, тормозящий хозяйственную жизнь всего региона, Обрезков предложил восполнить двумя способами: разрешить иметь «сверхштатных» без содержания до открытия вакансий; «дозволить обращать из духовных академий и семинарий по усмотрению духовного начальства, требованию губернского правления и собственному произволу ежегодно человек до 20-и, имеющих не менее 20-летнего возраста, чтобы таковые выбывшие из духовного звания в гражданскую службу не могли переходить из той гу бернии, в которой они родились, в другие прежде десятилетнего в одной служения»[282]. Уточнив, что только в Казанской губернии священно— и церковнослужителей 3708 человек, «не обремененных рекрутской повинностью», сенатор выразил убеждение, что это реальный путь решения нехватки чиновников в присутственных местах по всей России.
Инспектор поддержал и другую ранее проявленную инициативу губернатора. Об этом было написано следующее: «По Казанской губернии имеется большое множество жителей магометанского исповедания, но превеличайшее неудовольствие нашел я, что управление духовной части, состоя в зависимости от одного только оренбургского муфтия, поэтому многие дела продолжаются долгое время и представляют неизбежные путевые издержки»[283]. Для бракоразводных процессов среди мусульман Обрезков предложил императору рассмотреть возможность избрания в Казани муллы с двумя ахунами, а в случае разногласия между ними отправлять дела на разрешение муфтию в Оренбург. По его убеждению, то же следовало бы учредить в Пензенской, Нижегородской и Саратовской губерниях. Интересен и тот факт, что выписку из губернаторского отчета о создании Казанского надворного суда Обрезков лично отправил министру юстиции И. И. Дмитриеву[284]. Своим участием в содействии управленческим проектам казанского губернатора столичный ревизор подтверждал их правомерность и необходимость.
В то же время его миссия традиционно развивалась в правовом формате сенаторских ревизий. Он должен был разобраться со злоупотреблениями в Тетюшском уезде по жалобе татар, поданной на «Высочайшее имя», ознакомиться с положением делопроизводства в присутственных местах. Впервые ревизорские отчеты стали сопровождаться отсылками или комментариями по уже проделанной в этом направлении работе местного правительства. Тем самым создавалось впечатление о тесном сотрудничестве сенатора с начальником губернии и компетентности членов губернского правления.
Количественные показатели эффективности губернаторской власти — число «решенных» и «нерешенных» дел в присутственных местах, величина недоимок по губернии — являлись обязательной составляющей сенаторских проверок. Что касается осмотра губернского правления, Александру I доносилось: «Нашел оное в исправности и относительно быть долженствующих книг, реестров и журналов и денежную казну, состоявшую в день осмотра моего в 9367 рублей 72 копейки в целости. Из сведений мною затребованных с 1 января по 1 ноября 1809 года оказалось в решении разных сортов 2799 дел… В нерешении же показано мне в день моего осмотра — 19 дел (83 дела находились в сношениях вне Казанской губернии, поэтому не окончены)… Подсудимых в губернии оказалось на 1 декабря 1809 г. — 894, да особо содержащиеся — 68 человек. Архив правления нашел в хорошем порядке… Обращаясь на служение губернатора, я почитаю себя обязанным Всеподданнейше донесть, что на него лично жалоб до меня не доходило и что он, сколько я заметил, тем, которые к нему прямо поступали, давал немедленно законный ход»[285]. Оценка эффективности функционирования губернского правления во главе с губернатором подтверждалась не только количественными показателям. Она дополнялась сведениями об «устроении» в 1809 г. суконной фабрики, хорошим снабжением продовольствия в больничных учреждениях, рабочих и смирительных домах. Все это подытоживалось «особой попечительностью» начальника губернии.
По-видимому, конструктивная направленность миссии Обрезкова заключалась в его желании отразить реальную картину состояния дел в провинции, в стремлении помочь губернаторам в разрешении управленческих заторов и трудностей, в поддержании их рациональных инициатив. Примером тому может послужить его личное участие в реорганизации взимаемой с лашман повинности. Изучив ситуацию на месте, Обрезков составил записку об отстранении земской полиции от составления нарядов для лашман. Он предложил передать эту обязанность в Адмиралтейство. К сожалению, проект этот не нашел поддержки ни в Министерстве морских сил, ни у директора департамента государственных имуществ Министерства финансов. В целом же для казанской администрации посредничество сенатора Обрезкова не прошло бесследно. В его отчетах по Казанской губернии был прописан образ «попечительного» и добропорядочного губернатора. Позднее по документам сенаторских ревизий Н. Ф. Дубровин, помимо казанского гражданского губернатора Мансурова, к числу таковых причислил пермского губернатора Гермеса, вятского — фон Братке, нижегородского — Руновского[286]. Все они достойно прошли школу сенаторских проверок. Их губернаторство неоднократно подвергалось различным испытаниям. И при этом их бескорыстное служение оставалась вне всяких сомнений.
Ревизии закачивались не только наказаниями, но и наградами, особенно если проверка удовлетворяла вышестоящее начальство. Такие инспекции могли завершиться давно ожидаемыми чинами. К примеру, Петр Алексеевич Обрезков рекомендовал по Казанской губернии отметить десятерых чиновников. Среди них к «высочайшему воззрению» были представлены председатель палаты уголовного суда статский советник Сокольский (по его ведомству показано было к 1 ноября 1809 г. 42 нерешенных и 851 решенное дело), председатель палаты гражданского суда статский советник Пыхачев (у него значилось 169 решенных дел против 108 нерешенных), председатель совестного суда коллежский советник Григорович, отличавшийся «общим об нем добром мнении и доверенностью к нему дворянства»[287]. Прозорливо был отмечен по службе и родной брат М. М. Сперанского. Надворный советник Кузьма Михайлович Сперанский служил тогда в Казани губернским прокурором[288]. Вот что о нем сообщалось: «В каменном тюремном замке содержащиеся подсудимые попечением губернского прокурора Сперанского найдены мною в хорошем положении, как помещения в разных отделениях без тесноты, так и избыточного продовольствия их… Губернский прокурор Сперанский в недавнем времени в сем звании в Казани находящийся везде со мной, во всех переездах по разным следствиям в Казанской губернии бывшим»[289]. Сведения эти ревизор перепроверял лично. Для этого инспектор инкогнито расспрашивал сторожа тюрьмы, беседовал с ее обитателями, но «никаких увещеваний» не услышал.
Как награды, так и наказания составляли административный ресурс губернаторской власти. Отслеживание действия этого рычага власти позволяет выявить круг чиновников, на которых опирался глава губернии. О губернаторе можно судить по его окружению. Представление подчиненных к чинам и наградам — верный тому показатель. В бюрократическом сознании продвижение по службе, получение чинов, материальных благ и наград являло собой служебный смысл. Поэтому Борис Александрович Мансуров активно и умело пользовался этим управленческим инструментом.
В его самом первом губернаторском отчете отмечались «старание, усердие и опыт» советников губернского правления Волкова и Станицкого[290]. Не раз был представлен к награде секретарь губернского правления Борисов, а также управляющий губернаторской канцелярией Ильинский, полицмейстер Симонов[291]. В 1808 г. после ревизии Донаурова, губернатор отметил «особое попечение и трудолюбие» своих советников Волкова и Сорокина[292]