орян здешней губернии, для расследования всех дел по учиненной ревизии»[400]. Предложенный господами ревизорами проект «Положения о временной в Казани комиссии» получил 10 февраля 1820 г. одобрение Комитета министров[401]. Приверженность Александра I идее содействия общества государственному управлению способствовала поддержанию этого проекта. Однако оказалось, что интересы «общества», призванного для решения государственных проблем, не совпадали с государственными интересами, как их понимали император и ревизоры. 26 февраля 1820 г. именным указом в Казани создается Временная комиссия: «Желая, с одной стороны, поставить меру в защиту крестьян, обремененных незаконными поборами, и чтоб виновные не остались без должного взыскания в непродолжительном времени, а с дру гой, чтоб не остановить обыкновенное течение дел в Уголовной палате»[402].
Сенаторы рекомендовали императору назначить председателем этой комиссии действительного статского советника князя Д. В. Тенишева. Остальные шесть членов назначались председателем после утверждения их кандидатур министром юстиции. В команду Тенишева вошли бывшие его сотрудники периода астраханского губернаторства. Статский советник Лохтин служил при нем губернским советником, коллежский советник Куклин — советником палаты уголовного суда, титулярный советник Афанасьев являлся секретарем председателя той же палаты. Кроме перечисленных чиновников, в комиссии состояли коллежский советник Попов, полковник Мергасов и подполковник Евсеев. Все перечисленные ревизовали уездные учреждения в качестве следователей от сенаторов. Их годовое содержание в 12 тыс. рублей ложилось в расходы казанского дворянства. Для скорейшего проведения расследований Сенату предписывалось, «чтобы все дела по поступлению их из комиссии рассматриваемы были без очереди»[403]. Однако на деле «почетнейшие дворяне» не торопились поддержать инициативу и надежду верховной власти на скорейшее завершение расследований. Вместо этого князь Тенишев занялся перепиской с министром юстиции, требуя дополнительного финансирования, расширения штата, наград за пока не существующие заслуги[404]. При рассмотрении на заседании Комитета министров этих запросов граф А. А. Аракчеев прозорливо заметил: «Кажется, здесь беспорядки, ибо комиссия по сие время еще не приступала к делу, а все входит с новыми требованиями»[405]. Не видя продвижения в делах назначенной комиссии, несмотря на возражения министра юстиции, Александр I оповестил о позиции комиссии бывших ревизоров. Их покровительство князю Тенишеву возымело действие. В сентябре 1821 г. на ее финансирование было выделено 19 200 руб лей из общих сумм земских повинностей. Служба в ней стала считаться действительной. При этом устанавливался двухлетний срок завершения работ[406].
Прибывший в Казань новый правитель губернии действительный статский советник Петр Андреевич Нилов активно взялся за восстановление порядка в местной администрации. Прежде всего он решил довести до завершения дело канцеляриста Михаила Иванова, избавив губернию от этого центра доносительства, что ему удалось. В результате дознания Иванов сознался, «что к доносительству его привлекли ныне покойный председатель уголовной палаты Сокольский и титулярный советник Апехтин. Когда же у дворянства с местным правительством сделалось сильное неудовольствие, тогда господа губернский предводитель Киселев, Лохтин, Апехтин и Афанасьев (служащий ныне в составе комиссии) велели ему сделать донос о мостах, дорогах, канавах и столбах. После чего последовал донос от предводителя дворянства графу Аракчееву. При назначении чиновников для сенатской ревизии Киселев назначал ему нужных, в том числе и все того же Лохтина, который прибегал к услугам губернского регистратора Столбовского»[407]. Признание вскрывало неблаговидную картину участия одних и тех же лиц в доносе на губернское начальство, в ревизии и расследованиях. В этой цепочке М. Иванов был самым уязвимым звеном, поэтому на правах председателя Временной комиссии князь Тенишев стал активно вмешиваться в ход дознания по делу Иванова. Известно, что свои первоначальные показания подследственный давал при нескольких свидетелях, однако после встречи с князем от них отказался, ссылаясь на давление со стороны губернатора Нилова. Пользуясь таким покровительством, он вновь нашел лазейку, чтобы уйти от правосудия.
Ход ревизии с ее результатами значительно укрепил сложившуюся дворянскую фронду против представителей коронной власти. Новому губернатору предстоял выбор: стать марионеткой в руках дворянской группировки или начать борьбу за контроль над вверенной ему губернией. Нилов пошел на активное противоборство. В адресованном министру внутренних дел В. П. Кочубею частном письме он делился своими впечатлениями: «Казанская губерния была мне со всем неизвестна. Вникая в дела до обязанности моей по оной относящиеся, должен я был, вместе с тем, входить в ближайшую известность и людей, оную составляющих. Здесь, как думаю и везде, люди весьма друг от друга различаются… Некоторые, весьма малозначительное число составляющих людей, которые под видом так сказать, благонамеренности и благочестия, увеличивают раздоры, поддерживают и покровительствуют клевете, чрез то оглашая всю вообще губернию, утопающую яко бы в беспорядках и совершенном расстройстве, основывают мнимое свое к оной доброжелательство»[408]. К их числу губернатор относил предводителя дворянства Киселева, заседателя палаты уголовного суда Апехтина и князя Тенишева. «Сей имеет в руках своих участь весьма значащего числа подсудимых дворян, родство и другие отношения коих к разным в губернии лицам делают влияние на всех почти дворян»[409], — так охарактеризовал Нилов последнего уже в официальном рапорте на имя министра. Стало очевидным, что новый губернатор вступил в открытую конфронтацию с членами Временной комиссии.
Дмитрий Васильевич Тенишев в этот период действительно находился в зените своего могущества. Спланированная ревизия принесла ему желаемые результаты: был смещен неугодный губернатор, полностью смещено местное правительство, изменен руководящий состав чиновников всей губернской администрации, в его руках оказались судьбы отданных под суд, покровительство ревизоров позволило ему диктовать свои условия Санкт-Петербургу. Желаемое было достигнуто, и он не торопился утруждать себя работой в комиссии. Но время шло, находящиеся под следствием дворяне в течение 1820–1821 гг. стали жаловаться на бездействие комиссии министру юстиции Д. И. Лобанову-Ростовскому[410]. В ответах сообщалось, что дела из комиссии сначала должны поступить на ревизию в Сенат, и только после этого можно будет приступить к рассмотрению жалоб. Однако ни одного дела от комиссии в Сенат так и не поступило.
Содержание жалоб предоставляет возможность реконструировать реакцию пострадавшей стороны на ход ревизии. В просьбах к министру юстиции обнаруживается интересная тенденция: они исходили от лиц, чье назначение на должность происходило не по дворянским выборам, а по назначениям губернского правления, то есть это были чиновники от «короны», «люди губернатора». Именно они испытали на себе тяжесть «пристрастного» отношения со стороны командированных следователей, а затем и членов Временной комиссии. Их обращения к министру юстиции были наполнены сведениями о допущенных ревизорами нарушениях, о недозволенных методах сбора показаний против местного начальства, приводились примеры сведения личных счетов, подтасовки ложных фактов в злоупотреблениях, отступления от процессуального порядка ведения следственных дел. Но главное, в апелляциях указывалось, что от этого состава Временной комиссии нельзя ожидать справедливого расследования.
Губернатор Нилов поддержал справедливость доноса исправника Томилова на члена комиссии Попова и продолжил дальнейшее расследование по предъявленным обвинениям[411]. Этот местный помещик еще до начала ревизии обвинялся своими же крестьянами в жестоком обращение и насилии над крепостными крестьянками и даже в растлении малолетних. Козьмодемьянский исправник Протопопов успел сообщить об этом управляющему Министерством полиции, за что и поплатился. Ревизовал его уезд не кто иной, как помещик Попов. Дело закончилось определением обер-прокурора 6 департамента Сената Пещурова, по которому член Временной комиссии был объявлен «обличенным в лихоимстве» и отдан в феврале 1822 г. под суд Казанской палаты уголовного суда[412]. Это вызвало ответный ход со стороны князя Тенишева, попытавшегося скомпрометировать самого Пещурова. Он написал графу В. П. Кочубею: «Я не могу даже скрыть пред Вашим Сиятельством и того опасения дворян, служивших в комиссии, что во 2-м отделении 6-го департамента, куда дела комиссии на ревизию поступить должны, находится обер-прокурором г. Пещуров, родной племянник бывшему губернскому прокурору Кисловскому, который дал совершенный повод ко всем злоупотреблениям в губернии, за что, по представлению гг. сенаторов, и удален от должности. Естественно, что г. Пещуров, сильно защищая своего родственника, и сам служивши в казанском губернском правлении в канцелярском звании, может быть сделавши связи с подсудимыми, предстательствует за них, и сие уже замечает комиссия. Не просил я на ровне с членами увольнения от должности, по не свойственной мне робости и чувствуя, что справедливость правительства не оставит рано или поздно свое внимание и что оно кроме одного моего усердия и беспристрастных действий по службе найти ничего не может. Но быть в таком бездействии и нести вместе с тем в медленности нарекание — сие поставляет меня уже в необходимости искать защиты. Не имел и не имею никакого покровительства, кроме тех, под начальством которых я служил, вашему Сиятельству известны мои правила, они не изменились, а я остаюсь теперь оставленным всеми. И сорокадвухлетняя моя беспорочная служба не принесла мне ничего, кроме огорчений. Всякий в здешнем краю смотрит на теперешнюю мою службу с удивлением»