- Ну, чего тебе надо, поганый? Оставь меня в покое! – вне себя от ярости закричал Фрол.
- Оставлю, казаче, оставлю! Спаси только!! Вот уж не думал, что могут быть муки страшнее, чем в аду! Я, казаче, ни ходить, ни лежать, не могу, в глазах - все круги да сполохи. Голова, будто свинцом налитая, прям раскалывается от боли! Ноги не слушаются – совсем в другую сторону идут, да все споткнуться норовят… Слышал я, есть у людей средство верное от такой напасти!
Поглядел Фрол на беса и ему стало вдруг жалко его. Весь он сморщенный, сгорбленный, глаза потухшие, красные. Хвост из-под свитки выпал да весь в пылюке вывалялся… Перегаром сивушным смердит за версту…
- То-то же, будешь знать, как других мучить. Обещаешь оставить меня в покое?
- Клянусь Сатаной! – прохрипел бес, качаясь, как осина на ветру.
Фрол скрылся в доме и вышел вскоре с полным ковшом крепкого рассола огуречного, с погреба ледяного. Подал его бесу.
Черт двумя лапами ухватил ковш и одним махом опорожнил его. Постоял – постоял, качаясь … и вдруг повеселел.
- Еще! - выдохнул...
Фрол мигом смотался в курень и притащил еще ковш рассола.
Этот ковш черт опорожнял медленно, смакуя...
- Ну, казак, вовек тебя не забуду. Отблагодарю я тебя за доброту твою!
- Исчезни лучше с глаз долой! А благодарности твоей мне не надо вовсе!
Черт исчез, как в воздухе растаял...
На следующий год женился Фрол на дочери атамана Нетишинского куреня Наталке. Вот Наталка, огород копая, да на горшок с золотом и наткнулась. Долго казаки дивились да завидовали Фролкам. А Фрол лишь ухмылялся в усы: «Видать здорово полегчало черту, раз слово сдержал!»
А жбан с золотом отнес Фрол кошевому да в общий котел и отдал на Сичь…
Последнее испытание
Василько встал до рассвета. Ему нужно было собраться в поход, пока не проснулся Дед. И вся его детская душа радовалась, что, как и хотел с вечера, он встал раньше Деда и успеет собраться, удивив и обрадовав сурового старика.
Он вышел во двор, стараясь не скрипеть половицами, и налил в рукомойник холодной, как лед, воды. Долго плескался, обливаясь до пояса. Затем воротился в свой куток, стянул через голову холщовую свитку и неспешно облачился в широкие казацкие шаровары темно-синего сукна, белую сорочку-вышиванку, и перетянул себя широким ярко-алым поясом - крайкой. Обернув ноги онучами, натянул сладко пахнущие дегтем мягкие сапоги и вышел на двор… Где его уже ожидал Дед, сидя верхом на Орлике…
Не дав внуку придти в себя от изумления, Дед протянул ему руку и, Василько ловко взобрался на круп коня, усевшись позади Деда.
Старик тронул поводья, и Орлик легким наметом поскакал в степь…
Василько знал, что ему предстоит…
Сегодня ему исполнялось двенадцать лет. Сегодня ему предстояло пройти последнее, решающее испытание. И если ему удастся пройти его, он примет новое имя – тайное, которое не должны будут знать даже отец с матерью. Имя его Духа, которым наречет его Атаман…
Шесть долгих лет Дед готовил его к этому дню. С шестилетнего возраста Василька вместе с другими казачатами обучали военным играм, владению саблей и луком, скачке на лошадях. Дед научил его письму, вычислениям, способности находить дорогу по звездам, по мху на деревьях, по солнцу. Особое место в учении Деда занимала Вера. Он втолковывал внуку, что казаки, воспитывая характерников в своем товариществе, следуют заповедям Божьим. И хотя ляхи и их униатские священники – ксьондзы считают их чаклунами, галтовниками, казаки – характерники бьются за Волю и Веру своего народа. А само это слово происходит из древне-славянских слов ХА – добро и РА – свет, Свет Добра, или Сила для Добра. Вот, что такое – характерство.
Василько уже прошел четыре обряда посвящения: «огненную реку», когда нужно было неспешным шагом босыми ногами пройтись по раскаленным углям. «Ясновидение» - когда казачок с завязанными глазами должен дойти до родового дуба. «Головоломку» - когда старшие задают казачку каверзные вопросы с подвохом, на которые он должен дать верные ответы. И решающий обряд – венец науки – когда казачок должен был уйти от погони, скрыться в степи и, преодолев засидки и сторожи, добраться до родового дуба, прикоснувшись к его листве.
Но Дед приготовил для него еще и это – сегодняшнее испытание.
Они ехали долго. Не останавливаясь. Солнце уже клонилось к закату, когда Дед, наконец, остановил коня у края глубокого оврага, густо поросшего терновниками. Из мрачного зева оврага тянуло сыростью и тленом.
- Тут и заночуем, - сказал Дед. – Это вот и есть Волчий Лог…
Василько спрыгнул с коня и потянулся всем телом до хруста в костях, разминая затекшие члены. Ему было немного страшновато около оврага с таким жутким названием, но он старался перебороть в себе страх.
- Диду, а вогнище запалим? – спросил мальчик Деда.
- Не будем мы палить. Я дажить люльку с собою не брал. Волк чует посторонний запах здалеку. Он не придет, коли запах вогнища почует… Все, сынку, лягай спать. Тебе нелегкая ночь предстоит… А я покараулю, доки не заснешь…
Василько улегся на прогретую летним солнцем землю, подложив под щеку сложенные вместе ладошки, и мгновенно уснул, измученный дальней дорогой…
Проснулся Василько от леденящего душу звука. Звук проник ему прямо в мозг, возвестив приближение чего-то доселе неведомого, пугающего, рвущего ужасом каждую жилу…
Мальчик резко привстал… Ни Деда ни Орлика рядом не было. Правая рука Василька уперлась в какой-то сверток из холстины. Он лихорадочно развернул его и обнаружил в свертке нож в мягких кожаных пихвах и кремень с кресалом. «Как же так?! – подумал Василько, - «Дед бросил меня здесь одного и даже не предупредил?!»
И вновь раздался этот душераздирающий звук. К нему присоединился еще один, еще, еще… Звук доносился с противоположной стороны оврага, но вскоре стал приближаться к Васильку. И вдруг мальчик понял, что это волчий вой, изрыгаемый из десятка голодных волчьих глоток.
Василько окаменел, не в силах пошевелиться. Ужас сковал его члены, лишив разума и воли. Он сидел, уперев руки в землю, бросив нож и кресало, ибо знал, что не помогут они ему в борьбе с волчьей стаей. И эта обреченность, это немыслимое состояние, когда ты оставлен один на один со смертельной опасностью, и тебе не поможет никто, заставили его обратить свой взор в небеса, чтобы исполнить последнюю молитву.
«Господи, Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй и спаси меня грешного!»
И вдруг он увидел, как над Чумацким шляхом[19] поднялся звездный ветер, расшвыривая звезды как песчинки и закручивая их в хоровод. Из земли, в которую крепко упирались его руки, вдруг стала вливаться в тело неимоверная сила, наполняя все естество мальчика спокойной и твердой уверенностью. Он почувствовал, как звездное небо и степь сливаются воедино в его теле, и эта связь длилась долго, очень долго. Пока не проснулся Волк…
Из-за пологого ската оврага вышли волки. Они шли медленно и осторожно, как будто сами боялись мальчика. И Василько понял причину этого дикого, жуткого воя. Волки предчувствовали появление в степи Волка и шли изъявить покорность ему, изливая свой страх в песне смерти…
Василько встал во весь рост, ожидая приближения стаи. И когда волки окружили его полукругом, вдруг высоко поднял голову в небо и… завыл. Это был победный вой. Это был гимн Господу, Степи и Небу, Разуму и Воле, Добру и Свету… Он понесся далеко по степи, всколыхнув ковыли! И их серебристо-голубые метелки, как сотни тысяч, миллионы казацких судеб волнами помчались к морю… И только восход солнца оборвал эту торжественную песнь Волка.
Трое суток шел Василько домой. И стая неотступно следовала за ним по пятам. Дважды волки приносили ему дичь – сперва зайца, потом дрофу. Мальчик высекал кресалом огонь и запекал дичь, и эта пища поддерживала его силы в пути.
К исходу третьего дня вдали показались крытые соломой крыши родного куреня, и Василько остановился…
Волки выжидательно смотрели на него, сверкая лютыми очами из - под крепких лбов.
Василько поднял голову и завыл. И волки, вторя ему, вдруг взвыли, торжествующе взлаивая, и оповещая степь о своей силе и могуществе во главе с Волком…
Услышав торжествующий вой стаи, Дед лихо, несмотря на свои 80 лет, вскочил на коня и помчался в степь. Он уже понял, что - свершилось! Что внук его пришел домой новым воем – характерником. Что Степь приобрела нового защитника, который пронесет казацкую славу через века!
Спустя день, Василько вошел в воду Нижней Крынки на перекате у водопада.
Вслед за ним шагнул Атаман и, взяв мальчика за плечи, с головой окунул его в быстрые воды.
- Смывается с тебя, отрок, детское имя, даденное отцом с матерью. Нарекаю тебя именем воя – Кондратом. Имя сие в глубокой тайне храни. Ибо дается тебе Сила для Добра с новым именем. Крестись, Кондратие, и иди с Богом. Служи народу нашему казацкому…
Стоящий поодаль суровый Дед, отвернулся и украдкой смахнул слезу из края глаза…