Альтсин мысленно потянулся вперед. Объект, который он преследовал, был едва ощутим. Он даже не мог сказать, насколько далеко тот находится. Сто миль? Двести? Его след, эхо были неявственными и размытыми.
Вовсе не как шепот, который снова зажужжал у него в ушах.
«…и обещаю, что до конца жизни не притронусь к вохландскому самогону… и к перцовке… и даже к наливке по рецепту моей бабки. Слышишь? Ни глоточка… Что я, проклятие, должен еще сделать? Чего тебе нужно, ты, упрямый глупый хер? Крови? Я должен отворить себе кровь? Чтобы удовлетворить тебя? Словно бы я, траханый ты сукин сын, только то и не делал всю свою жизнь…»
Вор расплылся в улыбке до ушей. Это была молитва… Кто-то здесь, посреди ледяной пустыни, молился Реагвиру. Причем – искренне, не просто бессмысленно бормоча, но вкладывая в каждое слово столько эмоций, что те аж обжигали. Меекх молящегося звучал довольно мягко, и акценты казались другими, чем в Понкее-Лаа, но все было понятным.
«…помнишь ту схватку в Бренхагене? Я обещал тебе двух баранов в жертву, если выживу. Ты их получил… Я лично перерезал им глотки. Помнишь? Помнишь, пройдоха? А может, ты ревнуешь, потому что он предпочитает Быка?.. Ну и что? Не будь такой сраной дыркой! Твой брат – хороший бог для стражника. А я… я его не оставлю, слышишь? Я… Гессен Панцв, не оставлю его… слышишь… это дурная смерть для горца… старый ты хрен…»
Этот человек умирает – дошло вдруг до Альтсина. Душа Гессена уже наполовину покинула его тело, теперь мужчина бредил, умирая, и потому его молитва резонировала с Силой. И какая молитва! О Мать, – улыбка не сходила с лица вора, – человека, который попеременно то просит своего бога о помощи, то кроет его херами и дырками, нельзя оставлять на смерть.
Он сосредоточился на этом шепоте, и вдруг ему показалось, словно в темноте появился некий отблеск, меньше легчайшего отсвета поутру.
Альтсин повернул в ту сторону. По мере приближения свет мерк, но у него не было проблем с тем, чтобы видеть в ночи.
Люди. Двое людей, которые издали казались теми, кто обрел чудесную способность парить над водой, и только когда Альтсин приблизился, то заметил, что они сидят на льдине – вернее, на куске льда размером с половину его лодки, слишком хлипком, чтобы удерживаться на поверхности под их весом. Лед погрузился на несколько дюймов, а мужчины промокли и потихоньку замерзали. Один сидел на корточках, придерживая над водой голову лежащего без сознания приятеля, и именно он и шептал во тьму молитвы.
Ну-ну. Кто говорил, что чудес не бывает?
Только не испорть все, остудил он собственное возбуждение. Любая резкая волна столкнет их со льда, а мокрая одежда потянет на дно. Не торопись.
Он аккуратно подплыл к мужчинам: так, словно их ледяной плот был из стекла. Молящийся поднял голову, только когда Альтсин кинул ему петлю из куска ремня. Был молодым, а темная борода подчеркивала бледность его кожи. При виде ахерской лодки с монахом на борту он прервал бормотание молитв и раскрыл рот.
– Лучше молчи. Нет времени. Твой друг жив?
Мог бы и не спрашивать, поскольку видел искорку жизни, тлеющую в лежащем без сознания мужчине, но вопрос был настолько же инстинктивен, как расчесывание комариного укуса. Ври, притворяйся, не показывай, сколько можешь. Он еще не решил, какой историей попотчует эту парочку, но наверняка не скажет им: «Я типа авендери Владыки Битв и услышал ваши молитвы. Не хочу пугать, но после того, как ты обложил меня херами, – охерительные проблемы теперь у тебя самого».
– Набрось ему петлю под руки. Осторожно. Хорошо. Медленно, не торопись.
Льдина дважды опасно колыхалась, когда Гессен привязывал своего товарища. Альтсин закрепил конец веревки и кинул ему второй, что заканчивался петлей.
– Теперь ты. Привяжись. Слушай, эта лодка слишком легкая. Я не хочу рисковать тем, что она может перевернуться. Разверну ее носом и попытаюсь сперва втянуть того, что без сознания, а потом – тебя. Скорее всего, пока мы станем это делать, вы на какое-то время попадете в воду. Не паникуй. Понимаешь?
– Да.
По крайней мере, мужчина не засыпал его дурацкими вопросами.
– Хорошо. Лучше всего было бы, окажись ты с одного борта, а он – с другого. Но если не удастся – что ж, пусть как получится. Внимание, начинаем.
Наконец-то пригодились весла, но вор оказался не готов ко внезапном рывку, который едва не перевернул лодку. Мужчины были тяжелыми, а мокрая одежда почти удваивала их вес. Альтсин подполз на нос, с беспокойством наблюдая, как тот погружается все сильнее и сильнее. Борта поднимались над водой хорошо если на пару дюймов.
– Сперва твой товарищ. Если бы ты сумел немного мне помочь…
Подхватил того, что все еще оставался без сознания, уперся… Казалось, что каждый дюйм, выступающий над поверхностью, удваивает вес мужчины. Альтсин чувствовал, как кровь лупит ему в виски. Вот ведь тяжелый сукин сын!
Он приподнялся и с горловым стоном втянул его на борт лодки.
«Ты не должен этого делать, ты ведь знаешь? – пробился сквозь гул в ушах насмешливый внутренний голос. – Ты можешь вытащить каждого из них одной рукой, другой почесывая себе яйца. К чему весь этот театр?»
Он знал к чему. Чтобы не думать над тем, не стоит ли убить этих людей, когда они начнут задавать ему вопросы. Слишком уж много сил он потратил, чтобы их спасти.
Он передвинул лежащего без сознания мужчину на корму, стабилизируя лодку, и со вторым пошло полегче. Хотя на этот раз Альтсин использовал немного чар, потому что скорее помер бы, чем снова втянул на борт эдакую тяжесть.
Второй мужчина тоже потерял сознание, словно понимание того, что он спасся, отрезало его от невесть откуда черпаемого запаса сил.
Альтсин встал, выровнял дыхание, коротким колдовством высушил свою хламиду. Втянуть этих несчастных на борт – только половина работы. Теперь его ждало остальное.
Он плыл на восток с максимальной скоростью, какую только рискнул развить. Пока что гайму справлялась удивительно хорошо, но ее наверняка не делали с расчетом на долгие плаванья. Когда Альтсин попытался послать больше ветра в парус, вся конструкция начала трястись, а нос опасно накренился вперед.
Солнце светило над головой, грея сильно и приятно, хотя стена туч на востоке обещала влажность и мерзкую погоду. А именно туда Альтсин и направлялся.
Цель его путешествия была уже недалеко. Вор чувствовал это, словно наблюдал краем глаза. Он приближался к ней и не знал, должно ли это его радовать или беспокоить.
Оба спасенных лежали на носу, прикрытые шкурой моржа. Ценная накидка из лисьих мехов согревала их снизу. Альтсин раздел обоих, завернул в единственные сухие вещи, какие у него были, а потом аккуратным дыханием Силы подогрел.
Интересно, как когда-нибудь станут рассказывать эту историю.
Интересно, станут ли вообще ее когда-нибудь рассказывать.
Жизнь снова доказывала ему, что с силой, какой он обладал, он порой все равно стоит не больше кучки говна.
Он не смог спасти этих людей магией. Не обладал нужными умениями. Мог сражаться как никогда ранее, ускорять свои движения настолько, что те становились почти невидимы для обычных смертных, одним точным ударом в сердце свалить снежного медведя, а ударом Силы – разбить лед. Но если говорить об этих двоих, то Альтсин мог только постараться, чтобы им было тепло. И все. Сильные, они цеплялись за жизнь, словно моллюск за камень, но за несколько последних часов так и не пришли в сознание.
Альтсин не осмелился экспериментировать на них с чарами. При мысли, что он мог бы попытаться проверить магией их повреждения, его охватывал дурацкий смех. Он умел пропустить сквозь человеческое тело Силу, полностью его испепеляя, но лечить? Исцелять поврежденные органы? Вдыхать жизнь в умирающее тело? Он носил душу Кулака Битв, а этот сукин сын специализировался кое на чем совершенно другом.
Бессилие сжимало его глотку ледяными пальцами.
Вор только высушил их одежду, похожую, как он заметил, покроем на одежду ахеров. Мех и шкуры, хотя ношеные, неплохого качества, и, пожалуй, только они и позволили им выжить так долго посреди моря. У мужчин были ножи, один простой, а второй со странным, расширяющимся и искривляющимся на кончике клинком. Альтсин не узнавал такое оружие. Тот, что все время оставался без сознания, также носил на висках и щеках сплетения синих и черных татуировок.
Альтсин машинально их проверил, но в них не было магии: обычные клановые или родовые украшения, популярные на Севере. Оба говорили на меекхе… носили местные одежды… Ответ приходил сам собой. Они были здешними. Из этого мира. Но кем конкретно они, чтоб их, были? Охотниками, которые зашли слишком далеко на лед в поисках добычи? Но в молитве, что привела его к ним, вспоминали о какой-то там битве, о жертвах для Владыки Битв и о Сетрене-Быке.
Слишком многое тут говорит о солдатской жизни.
И что это могло значить?
Империя передвигала отряды на Север, Альтсин чувствовал их на перевале… Проклятие, теряться в догадках – последнее, что ему сейчас было нужно. Если выживут, то сами ему скажут, кто они такие.
Ну, разве что по неясным причинам угостят его какой-то сказочкой. Он почти ухмыльнулся при этой мысли.
Он дохнул еще частичкой Силы, согревая меха. Вор уже успел придумать неплохую историйку о себе: кто он, что ищет в этих водах в ахерской лодке, отчего у него нет ни еды, ни питья. Уже некоторое время он не думал ни об одном, ни о другом, и это было ошибкой. Альтсин мог вынести больше, чем простой человек, но «больше» не означало «бесконечно много».
К вечеру солнце спряталось за тучи, и он впервые за долгое время почувствовал холод. Снова слишком долго применял Силу, и теперь на него нахлынула усталость, к тому же тело его использовало чересчур много энергии. Когда бы удавалось поддерживать магией жизнь в смертном теле, одновременно используя его как канал для Силы, кое-кто из чародеев превратился бы в полубогов. Но законы, правящие Всевещностью, не делали исключений ни для кого.