Он сидит за компьютером, пишет отцу уже седьмое по счету письмо, которое так и не отправит. Ни одно из предыдущих шести не отослал, хотя сохранил их все. Зачем сохранял? На потом? «Потом» раньше означало некое туманное, неопределенное далекое будущее, однако после постановки диагноза перешло в режим реального времени. Когда у тебя год назад диагностировали болезнь, которая позволяет прожить в среднем три года, «потом» превращается в гребаное «сейчас». И все же время для него странным образом сжимается и растягивается. До полудня день может тянуться как целая неделя, а вечер того же дня пролетает буквально за минуту.
Должно быть, он сохраняет эти письма для своего смертного ложа? Для похорон? Еще вопрос, приедет ли отец вообще на его похороны. Отец, которому он мечтает разбить сердце новостью о том, что у его младшего сына обнаружили БАС. И тот бросит все дела, чтобы быть рядом с сыном, поддерживать его во всем, оставаться для него до конца самым большим героем… Где уж там, есть вероятность, что отец попросту не ответит, отчего, видимо, Ричард и не может заставить себя кликнуть на «Отправить». А если распечатать эти письма, свернуть их в трубочки, затолкать в стеклянные бутыли и зашвырнуть в Бостонскую гавань? Пусть их найдет чей-нибудь отец. Или все же удалить их?
Он печатает при помощи головной мыши. Камера, укрепленная на верхней части монитора ноутбука, фиксирует светоотражающую метку-«мишень», наклеенную на кончик носа Ричарда, и курсор на экране компьютера перемещается сообразно движениям головы. Когда эта технология только появилась, инструкция предлагала наклеивать датчик мыши на лоб пользователя, отсюда и пошло название. Но большинство людей предпочитают крепить метку к мостику очков или, как Ричард, к носу.
Дверь в его старую берлогу, то есть в его новую спальню, оставлена открытой намеренно: пришлось пожертвовать уединенностью ради возможности не призывать сюда Карину, иначе ей пришлось бы каждый раз выпускать и впускать его, точно собаку. Он как зверь в клетке. Свинья в загоне. Бывший муж в бывшем кабинете.
Несмотря на то что Ричард волен приходить и уходить, когда хочет, бо́льшую часть времени он просиживает в этой комнате, главным образом из опасения наступить на энное количество «яичных скорлупок»[25] и уцелевших мин, спрятанных под полом этого дома. В тесной компании своего письменного стола, телевизора и медицинской кровати он может иногда позабыть о том, что живет под одной крышей со своей бывшей женой и под ее присмотром. Хотя он и чувствует некоторое облегчение оттого, что Карина рядом, — вдруг срочно понадобится помощь? — ему страсть как не хочется ни о чем ее просить.
Он голоден. Придется еще два часа ждать, пока появится следующий по расписанию помощник и сделает ему смузи. Ричард замерз, и ему не помешало бы что-нибудь на себя накинуть. Будет думать о чем-то теплом. Ему хочется в туалет, и надо, чтобы кто-то подтер его после. Не имеет значения, что Карине в тот злосчастный, унизительный день в его квартире пришлось столкнуться с кое-чем похуже. Он потерпит.
Из-за переезда в пригород он был вынужден расстаться с Мелани, Кевином и еще одним помощником из числа постоянных. Они посещают только тех пациентов, что проживают в самом Бостоне. Но Билл сотворил чудо и остался с ним, хотя сейчас Ричард живет в девяти милях от той зоны, где работает Билл. Боже, храни Билла.
Через приоткрытую дверь до него доносятся звуки фортепианного урока, который полным ходом идет сейчас в гостиной. Ученик плох до безобразия. Ричард бросает незаконченное письмо к отцу и заглядывает в соседнюю комнату. Девочка-подросток. Сидит в ужасной позе, сильно ссутулившись. Карине следует указать ей на это. Ему требуется целая минута, чтобы понять, что безжалостному коверканию подвергается шопеновский Ноктюрн № 2 в ми-бемоль мажоре. Девочка играет деревянно, небрежно, с нескончаемыми остановками и исправлениями, и Ричард изводится на каждой паузе, на каждой незаконченной, повисшей в воздухе фразе, еле слышно моля ее взять наконец верную ноту. В довершение всего она постоянно забывает про бемоли. Девица явно не занималась самостоятельно на прошлой неделе. Будь он ее учителем, отправил бы домой, не дожидаясь конца урока.
Ричард возвращается к столу, но, устав от головной мыши, переключается на тыканье в клавиши зажатой во рту ручкой. Правда, такой метод является еще более трудоемким, поэтому он вообще забрасывает это занятие. Взамен делает глоток оставшегося с обеда молочного коктейля. Не ах. Пресный и меловой на вкус — наверное, «Эншуэ». Новая помощница Кенсия, приходящая в первой половине дня, оставила его на столе. Ричард делает еще один глоток. Определенно баночный и определенно не один из тех свежеприготовленных, божественно вкусных эликсиров, которые стряпает для него Билл. Но Ричард голоден и нуждается в калориях, Карина занята, а Билл вернется теперь только утром, так что придется перетерпеть.
Это его новая мантра. Он использует ее как в отношении безвкусных молочных коктейлей Кенсии, так и в отношении практически всего, связанного с его болезнью. Он никогда не будет больше играть на фортепиано, но вынужден слушать, как какая-то засранка в соседней комнате издевается над шедевром. Придется перетерпеть. Из соображений безопасности он не может жить один, поэтому вынужден переехать в свой старый дом к бывшей супруге, с которой давно разъехался. Придется перетерпеть. Кончик носа с каждой секундой чешется все сильнее, но если он потрется носом о край стола, стену или одеяло, то рискует сорвать наклейку для головной мыши и остаться без возможности пользоваться компьютером, если только не тыкать опять ручкой по клавишам до прихода следующего помощника. Придется перетерпеть.
Ричард опять усаживается в кресло и устремляет взгляд в окно, рассеянно слушая звуки пианино, доносящиеся через приотворенную дверь. Когда впереди слишком много нераспланированного времени, его мысли обычно забредают в царство «почему», не имеющих ответов. Почему он заболел БАС? Почему именно он? Ричард носится взад-вперед по знакомым улицам этих часто используемых нейронных сетей в своем мозге, стучась в двери и нажимая на звонки, но не в припадке жалости к себе, а скорее в приступе научного интереса. Поиски эти всегда бесплодны.
В десяти процентах случаев развитие БАС провоцирует исключительно генная мутация. Если у него наследственная форма БАС, то болен кто-то из родителей. Его отец, насколько известно, жив-здоров и вполне может дожить до ста лет. Мать умерла от рака шейки матки в сорок пять лет, так что у нее, надо полагать, могло быть изменение в гене и, следовательно, был риск заболеть БАС, если бы она прожила дольше. Но Ричард отбросил эту вероятность в считаные секунды после того, как впервые задумался о ней, узнав о своем диагнозе. Во-первых, слишком уж маловероятно и жестоко, что матери пришлось бы столкнуться не только с карциномой, но еще и с БАС. Во-вторых, и это более убедительный довод, родители его матери, бабушка и дедушка, умерли на девятом десятке. И оба, если память ему не изменяет, от инсульта. Никакого БАС. Так что свой БАС он получил не от матери.
От пяти до десяти процентов заболевших БАС страдают его семейной формой, которую вызывает сочетание генетических мутаций. Эти люди становятся жертвой преступного сговора своей ДНК. Без генетического скрининга определить именно наследственную форму БАС можно при наличии этого заболевания у двух кровных родственников. В семье Ричарда ни с одной ни с другой стороны БАС никто не болел. Он единственное червивое яблоко, гниющее на засыхающей семейной ветви. Так что у него не семейная форма БАС. Это единственное ободряющее открытие в серии его «почему» про БАС, так как это значит: Грейс в безопасности, жуткое чудовище не нападет на нее. Во всяком случае, она в такой же безопасности, как и все остальные.
Его форма БАС называется спорадической и обусловлена причинами иными, нежели унаследованный дефект ДНК, или дополняющими его. Должно быть, он подвергся вредному воздействию или занимался чем-то опасным, чтобы заработать такое заболевание. Но чем? Почему это случилось именно с ним? Он не бывший военный и никогда не курил. Оба этих фактора в силу причин, которых никто не понимает, повышают риск заболеть БАС. Может, он получил отравление свинцом, ртутью или облучился? Или у него недиагностированная болезнь Лайма? Могла ли она спровоцировать развитие БАС?
Вероятно, сказался сидячий образ жизни? Вдруг слишком долгое просиживание за роялем вызывает БАС? Он представляет себе наклейку с предупреждением на всех выпускаемых в будущем «Стейнвеях»: НЕВРОЛОГИ ПРЕДУПРЕЖДАЮТ: ИГРА НА РОЯЛЕ МОЖЕТ ПРИВЕСТИ К БАС. Ну нет, конечно.
Его детство и юность пришлись на семидесятые и восьмидесятые, когда бешеной популярностью пользовались полуфабрикаты. Может, его БАС вызван потреблением излишнего количества химических консервантов, добавок или сахарина. Может, все дело в недостаточном питании, нехватке каких-нибудь необходимых витаминов в критическом возрасте. К примеру, 1977 год он прожил почти исключительно на болонской колбасе, чипсах «Доритос» и напитках «Танг» из порошкообразной смеси. Из-за этого у него БАС? Он выпил слишком много порошковых соков? Съел слишком много замороженных стейков, бисквитных батончиков и тарелок с сухими завтраками?
Существует ли вероятность, что БАС провоцируется какой-нибудь венерической болезнью, еще не выявленным вирусом? Бывает ли БАС у девственников?
Кто вообще им болеет? Судя по тому, что он наблюдал в клинике, ответ — кто угодно. Он видел двадцатипятилетнюю студентку-медика, шестидесятипятилетнего «морского котика» в отставке, социального работника, художника, архитектора, триатлониста, предпринимателя, мужчин и женщин, черных, евреев, японцев, латиноамериканцев. Эта зараза политически корректна до предела. Никаких тебе предубеждений, аллергий или фетишей. БАС — убийца, обеспечивающий равенство возможностей.
Почему БАС развился у сорокапятилетнего концертирующего пианиста? А почему нет? Он так и слышит голос матери: