— Мальчик! — опять зашептал ветер. — Ты хочешь пить, ну и пей вволю. Иначе ты упадешь и не встанешь, никогда не вернешься домой!
Может, и вправду отпить глоточек?
Витя опустил ведро на землю и, встав на колени, потянулся губами к воде.
Всего один глоток. Одну только капельку…
Одну? Но в этом ведре каждая капля на счету. Не будет воды — лес не вырастет. А лес нужен всем: и людям, и пшеничным полям, и птицам, и зверям, и рыбам…
Мальчик лишь подышал прохладой и отнял ведро от губ.
— Глупый! Почему ты не пьешь? — встревожился ветер. — Опомнись! Ты погубишь себя!
У Вити так пересохло горло, что он уже не мог выговорить: «Отстань, шептун!» — а только махнул рукой.
— Наконец-то! — сказала девочка, когда Витя подал ей полное ведро. — Давай поливай, а мы со щенком будем заравнивать ямки. Ладно?
— Ладно! — прохрипел Витя.
Может, это было невежливо — поливать лунки, повернувшись к девочке спиной? Но Витя не хотел, чтоб Лесовичка видела, как он облизывает губы. Ох, до чего же ему хотелось пить!
Зато все лунки были политы. Каждому желудю хватило воды.
— Ну хоть теперь расколдуй меня! — взмолился Витя, когда они с девочкой уселись рядышком на земле.
Лесовичка засмеялась, и Витя обиделся. Ему плохо, а ей смешно!
— Смотри! — Тоненький палец девочки показывал на лунку.
Витя вытянул шею. В лунке словно вспыхнуло что-то яркое, что-то зеленое. Из-под земли пробивался сочный росток.
— Растет! — улыбнулась Вите Лесовичка. — Ты помог лесу, и он с тобой помирился. Видишь, растет!
— Растет! — повторил Витя. — Честное слово, растет!
Он хотел потрогать росток пальцем, но не дотянулся до лунки. Голова закружилась, потемнело в глазах…
Когда Витя очнулся, Лесовички возле него не было. И лежал он не на голой земле, а на мягкой зеленой траве.
Над ним шелестели ветки знакомого старого дерева. Из травы выглядывала забытая лейка. Она словно искала Витю, вытянув свою и без того длинную шею и тараща во все стороны круглые дырочки глаз.
Но и Витины глаза стали круглыми от удивления. Кто перенес его с берега речки домой?
И дом цел. И сарай цел. Все на месте, как раньше, до ссоры с лесом! На крыльце умывается кошка, а к ее блюдцу с молоком подкрадывается щенок.
— Ко мне! — позвал щенка мальчик, и шершавый горячий язык восторженно облизал его лицо.
А потом они вместе бежали по огороду, пока не уперлись в деревянный забор.
И там, за забором, все было, как раньше. Вдали серебрилась речка, а на ее крутом берегу зеленели деревья. Щенок залаял, а Витя запрыгал от радости. Лес вернулся, вернулся лес!
Вот что мне послышалось в шуме листвы старого дерева в тот ветреный день.
Может, ты скажешь: да это сказка! В жизни птицы, звери и деревья не разговаривают!
А разве в сказках нет правды? Все, что здесь рассказано о жизни леса, — правда. Правда, что лес наш большой друг и надо его беречь.
Может, ты скажешь: эти Витины приключения вам приснились!
Ну, а буквы на стволе старого дерева? Я их действительно видела. Мне они присниться не могли.
Не приснилось мне, что их вырезал мальчик Витя. Но каждый, кто с ним знаком, знает, что с прошлого лета Витя переменился: веток не ломает, деревья не калечит, муравейников не разоряет, рогатки в его кармане больше не найдешь. Зимой он устроил на ветке старого дерева кормушку. Ее посещали разные птицы, но чаще всего дружной стайкой, словно одна семья, прилетали пять молодых синиц.
Витя думает, что это выросли те самые осиротевшие синичата. Им он был особенно рад.
А вот приписка, сделанная собственной рукой Вити:
Дорогие ребята! Честное слово, я больше никогда не поссорюсь с лесом. Я теперь с ним дружу. А вы?
А ТЫ?
Я не шучу, я спрашиваю совершенно серьезно:
— Ты никогда не обижал животных, не калечил деревья и кусты?
Что ж ты молчишь?
Один мальчик, которого я о том же спросила, молчал, молчал, а потом буркнул:
— Подумаешь, важность! Ну, сломал одну ветку…
Он одну, ты вторую, а другие ребята скажут: почему им можно, а нам нельзя?
Он разорил гнездо, ты разорил гнездо, мы разорили гнезда, они разорили гнезда… Что ж тогда будет?
Будет плохо! Плохо нам, людям. Природа может обойтись без человека, а человеку без природы не обойтись!
Чтоб никогда не ссориться ни со зверем, ни с птицей, ни с рыбой, ни с деревом, ни с травою, — прочти внимательно эти правдивые истории.
И не говори: «Подумаешь!..»
А прошу тебя: хорошенько подумай сам.
Мы одной крови
Может, так когда-нибудь и будет.
Человек вспомнит тех, кому он многим обязан, человек захочет поблагодарить:
колосья, что его кормили;
травы, что его лечили;
пушных зверей, чей мех согревал его в стужу;
деревья, из которых он строил корабли…
Если каждому растению и животному, сделавшему человеку добро, ставить памятник, — не хватит земли!
А вот хорошо бы поставить один общий памятник природе в благодарность за ее щедрые дары.
Может, так когда-нибудь и будет.
Но пока памятника природе еще нет на земле.
Зато есть памятники собаке, лягушке и двум насекомым: вредной гусенице и вредному жуку.
Памятник гусенице
«Тот не пропадет, кто имеет кактус», — говорят мексиканцы, и говорят не зря.
В Мексике любят приятные на вкус розовые и желтые плоды кактуса; в Мексике кактусом лечатся, кактусом топят, кактусом огораживают участки, из его сока делают водку, из волокон плетут красивые кошельки.
В Мексике кактус в почете, но Австралии он пришелся не ко двору.
Сто двадцать семь лет назад фермеры одного австралийского штата выписали из Аргентины кактус опунцию.
Им рекомендовали эту колючку как лучшую живую изгородь. Ни один вор не пролезет: кому охота остаться без штанов!
И верно, изгороди получились на славу! Но потом фермеры стали натыкаться на колючие заборы посреди своих собственных полей.
Опунция теснила пшеницу, и никак не удавалось выселить с поля расплодившуюся колючку.
И топором ее рубили — растет!
И трактором корчевали — растет!
Пришлось обратиться за помощью к насекомому, злейшему врагу кактуса.
Из той же Аргентины выписали гусеницу кактобластис. Вот она и сделала то, что не могли сделать ни топор, ни трактор: за несколько лет начисто съела заросли кактуса.
Австралийские фермеры так расчувствовались, что поставили памятник гусенице, выручившей их из беды.
Еще чувствительней оказались американские фермеры из штата Алабама. Они сочли своим благодетелем хлопкового долгоносика, гнуснейшего жука!
Жук, видите ли, научил их сеять кукурузу.
Как научил?
А так: сгубил весь урожай хлопка. Чтоб земля не пустовала, алабамцы впервые в этих местах посеяли кукурузу.
Богатый урожай кукурузы спас фермеров от разорения. Хватило даже денег на памятник жуку.
И сейчас стоят в Америке и в Австралии эти странные и несправедливые памятники.
Да, несправедливые! За один раз оказанную им сомнительную услугу люди почтили насекомого-врага.
А про насекомых-друзей забыли!
Уж лучше было бы поставить памятник пчеле. Или рыжему муравью — защитнику леса. Или той гусенице, которую в старину засекретили китайцы, запретив вывозить ее коконы из страны.
О том, как эта гусеница попала в Европу, рассказывают легенды.
Одни говорят, что старый монах перешел границу, опираясь на бамбуковый посох.
Пограничная стража обыскивала багаж, но кому придет в голову отнять палку у хилого старика?
А в этом бамбуковом посохе, полом внутри, и были спрятаны коконы!
Другие говорят, что пограничников обманула красавица китаянка. Она уезжала в Европу, на родину жениха, и не хотела войти в его дом без приданого.
Красавица вплела коконы в свои длинные косы: ее приданым стал тутовый шелкопряд.
Многие сотни лет за ним ухаживают люди, и шелкопряд избаловался — уже не может самостоятельно жить.
Бабочка разучилась летать, а гусеница скорей пропадет с голоду, чем поползет разыскивать корм. Привыкла, что ей подадут.
И подадут!
Человеку выгодно кормить ленивых гусениц. Каждая из них совьет кокон, а каждый кокон — это шелковая нить в километр длиной.
Так кто же больше заслужил благодарность человека: та гусеница, которая точит кактус, или та, что прядет шелк?
Конечно, фермеры могли поступать как им угодно! Но, посмотрев на памятники, которые они поставили, многие скажут:
— И кого благодарили, чудаки!
Верблюд заявляет протест
А вот про памятник собаке никто так не скажет. Собака — наш старый и верный друг.
Что ни порода, то своя специальность: эрдельтерьер — санитар,
кавказская овчарка — пастух,
немецкая овчарка и доберман-пинчер — ищейки,
гончая — охотник на зверя в поле,
такса — охотник на зверя в норе,
ньюфаундленд — водолаз, служба спасения на водах,
сенбернар — служба спасения в горах.
Когда метель застигала путника в Швейцарских Альпах, на поиски заблудившегося высылался сенбернар. К спине собаки привязывали теплое одеяло и бутылку с вином.
Почуяв человека, засыпанного снегом, сенбернар своими сильными лапами раскапывал сугроб.
Были собаки, которые спасли по двадцать, по тридцать погибающих пешеходов.
Имя собаки, спасшей сорок человек, выбито на камне навечно. Звали этого сенбернара Барри.
Но не имеет имени каменный пес, который стоит перед Институтом академика Павлова в Ленинграде; безымянны и памятники лягушке в Париже и Токио.
Их было много — подопытных животных, которые помогли ученым сделать важнейшие научные открытия.
Благодаря опытам над собаками академик Павлов узнал, как работает головной мозг, как он болеет и как его надо лечить.
Собака послужила науке медицине, собака послужила и науке географии. Весь Север вдоль и поперек истоптан собачьими лапами.