Но во всех странах и во все времена у нее были одни и те же замашки: всех поработить, все захватить себе.
Глаза у Жадности были завидущие, руки загребущие, но сердца у нее не было.
За долги она отнимала у крестьянина последнюю корову.
Она издавала законы, по которым суд отправлял на виселицу бродягу за то, что он осмелился охотиться в королевском лесу.
Это она, Жадность, придумала поговорку: «Не обманешь — не продашь!»
Охотники расплачивались соболями с купцом, приехавшим к ним в лесную глушь. Одному охотнику был нужен нож, другому — котел.
А купец бессовестно заламывал цену: пять соболиных шкурок за нож, а за котел столько, сколько шкурок в котел влезет!
На этих шкурках купец наживал целое состояние: соболя — дорогой товар!
Прошло время, когда человек называл оленя своим братом, прошло время, когда кошка была богом. Пришло время, когда животные и растения стали товаром.
И Жадность хотела этот товар дешево купить и дорого продать. Вот почему она и шла по пути великих открытий, как идет по чужому следу шакал.
Сейчас перец стоит копейки, но пятьсот лет назад он ценился в Европе на вес золота. Перчить свой суп могли лишь богачи.
Перец, гвоздику, мускатный орех — острые и ароматные приправы к кушаньям в старину называли пряностями. Пряности надо было привезти из Индии. Тогда люди еще не придумали паровоз и самолет.
Главной дорогой была голубая морская дорога, а как доплыть до Индии морем, никто из европейцев не знал. Первое путешествие в Индию было совершено ради перца, гвоздики и мускатного ореха.
Морской путь открыл португалец Васко да Гама, а следом за ним Жадность снарядила свои корабли.
Король Португалии поручил Педро Кабралу договориться с индийским раджой о том, что Индия будет продавать пряности только одним португальцам.
Над Индийским океаном стали раздаваться залпы пушек. Кабрал подстерегал чужие корабли и отнимал у них товар силой.
Кабрал привел свою флотилию к острову Малакка, где росло много гвоздичных деревьев. Португальцы взяли Малакку приступом.
Жадность оставила свои кровавые следы и на земле ацтеков.
Деньги на снаряжение экспедиции Колумбу давал испанский король, и новые земли были объявлены владениями Испании.
Генуэзец родом, мореплаватель Христофор Колумб отправился искать морской путь в Индию на шесть лет раньше Васко да Гама. Индии Колумб не достиг, зато он открыл новую часть света — Америку.
Но ведь это были не пустые земли: там жили индейцы. Надо было заставить их, настоящих хозяев Америки, признать власть испанского короля.
Фернандо Кортес, предводитель испанских солдат, высадился в Мексике, на земле, принадлежавшей индейскому народу — ацтекам.
Ацтеки умели строить высокие пирамиды, у ацтеков были свои письмена, но огнестрельного оружия они не знали. А у испанских солдат были ружья. Пуля летит дальше копья и разит верней, чем стрела. Над залитой кровью землей ацтеков был водружен испанский флаг.
Жадность протянула свои руки и к Черному материку — Африке.
В Африке много кофейных деревьев, а кофе — доходный товар.
В Африке ходят стада слонов, — слоновая кость тоже товар. И пальмовое масло товар, не говоря уже о золоте и алмазах.
Долгие годы Жадность держала Африку в цепях.
Долгие годы цветные народы не имели своего флага. Флаг — знак независимого государства, а судьбу народов Африки решали те, кто их поработил: Англия, Франция, Бельгия и другие капиталистические державы.
Долгие годы Жадность считала себя всемогущей, но сейчас земля уходит из-под ее ног.
Уже тридцать шесть африканских стран завоевали себе независимость, их государственные флаги реют над Черным материком.
И, начиная налаживать свое хозяйство, освобожденный народ видит, какие убытки ему нанесли колонизаторы.
В Африке было около десяти тысяч слонов, осталось на Берегу Слоновой Кости всего восемьсот.
Нищета заставляла негров убивать могучих животных. За слона белый платил черному больше, чем за любую другую работу. Жадности была нужна слоновая кость.
Это она, Жадность, виновата в том, что на Берегу Слоновой Кости осталось так мало слонов.
Что наделалиЖадность и Беспечность
Когда первобытный человек замахивался дубиной на лесного зверя, можно было спорить: кто из них победит, кто сильней.
Копье и лук со стрелами — два очка в пользу человека.
Но, когда в лесу прогремел первый выстрел, спор был решен. Лесным владыкой стал человек. Он мог сразить самого могучего зверя, самую быструю птицу подбить на лету.
От разумной охоты леса не пустеют. Но беда, когда ружье в свои руки берет Жадность. А она охотилась не только в Африке, она охотилась во всем мире.
Жадность виновата в том, что наш двадцатый век получил от прошлого века поредевшее, растраченное наследство: было в Америке шестьдесят миллионов бизонов — осталось три тысячи, вымирали зубры, в киргизских степях перестали встречаться сайгаки, а в подмосковных лесах — лоси.
Известно, что царь Иван Грозный не взял с собой обозов с продовольствием, когда отправился в поход на город Казань.
И все же огромное войско было сыто. У людей имелись ружья и рыболовные снасти, а рыба, как писали летописцы, «толпилась в реках», на дорогу выходили лосиные стада.
Пешеходу, который в начале XX века повторил бы маршрут Грозного, не попался бы на пути ни один лось.
Лосей и сайгаков убивали ради мяса и прочной шкуры, но еще выгоднее охота на пушного зверя.
И тут Жадность не знала меры: редкими стали в России знаменитые своим мехом бобры и соболя.
Хорош соболиный мех, бобровый еще лучше, а мех морского котика лучше всех. Дельцы из Русско-Американского общества купили у русского царя право на промысел котика на всем побережье Дальнего Востока. Там были самые многочисленные лежбища котиков.
Летом безлюдные острова превращались в котиковые пляжи. На солнце грелись и взрослые звери, и малыши.
Жадность устраивала на котиковых пляжах побоища.
На Прибыловых островах скопилось семьдесят тысяч забитых котиков. Но ни одна из этих шкур не попала в магазин.
Жадность испугалась: если шкур будет много, цена на мех упадет.
И запылали на Прибыловых островах костры, запахло паленой шерстью. Дельцы из Русско-Американского общества приказали сжечь все семьдесят тысяч котиковых шкур.
Так охотилась Жадность.
Многие ценные животные стали редкими, а многие исчезли совсем.
Раньше в лесах Европы водились рогатые широкогрудые туры, по степям скакали мышасто-серые дикие лошади тарпаны.
Теперь не услышать топота тарпанов. Их больше нет на земле!
А на память о могучем туре, прародителе нашего домашнего скота, нам осталось всего два слова: «вытурить» и «турнуть».
Раньше в Америке было так много странствующих голубей, что вечером, когда птицы опускались на ночлег, их ловили сетями. Расчетливые американцы откармливали голубиным мясом свиней.
Дедушки теперешних американских мальчишек еще помнят, как пролетавшие голубиные стаи часами закрывали солнце. А внуки знают этих птиц лишь по картинкам.
Нет больше на свете странствующих голубей!
С тех пор как Жадность взяла ружье в руки, сто тридцать пять птичьих голосов и семьдесят два звериных замолкли навеки.
Их не вернуть. Природа земного шара стала бедней.
Иногда Жадность сама пугалась того, что делала, и спрашивала совета у Беспечности.
А та успокаивала: ничего страшного, природа богата, ее богатствам не будет конца.
Жадность была ненасытна, Беспечность не видела дальше своего носа, не могла заглянуть в завтрашний день.
Беспечность распахивала землю как попало, лишь бы сегодня собрать урожай.
И сеяла она на полях только то, что ей было выгодно, ничуть не заботясь о плодородии земли.
И за это она была наказана. Она сама открыла двери ворам, которые крадут землю на полях.
Беспечность рубила леса, стравливала луга и пастбища, не догадываясь, что лес и травы помогли бы ей задержать этих злых воров.
Одни воры — весенние ручьи.
Их выпустили на волю, им не было преград. И они помчались по полям, унося с собой в реки самую лучшую, самую питательную землю.
Реки стали часто выходить из берегов. Начались наводнения.
Другие воры — сильные ветры.
Они налетали на поля и, вырывая с корнем посевы, поднимали в воздух тучи земли.
Мгла сгущалась. Становилось так темно, что всадник уже не мог различить головы лошади.
Только был слышен разбойничий свист ветра да шорох улетающей земли.
А когда мгла рассеивалась, фермеры видели, что их посевы уничтожены, урожай погиб, они разорены. Так было в Америке до тридцатых годов нашего века.
Черные бури опустошали огромные пространства.
В 1936 году в штатах Нью-Мексико, Канзас и Колорадо ветер выдул сто шестьдесят миллионов гектаров пшеницы.
Кто знает, сколько бы еще зла принесли людям Беспечность и Жадность, если бы не вмешался Разум.
Разум сказал человеку: так больше нельзя! Подумай, остановись!
Человек ищет ответ
И человек задумался.
Он думал о том, как изменился мир от того, что люди пахали землю, пасли стада, строили города и заводы, рубили леса.
Тысячи «почему» встали перед человеком, и он должен был найти верный ответ.
Человек думал о раскопках в пустыне Сахаре. В песках были обнаружены остатки древнего города со стадионом на шестьдесят тысяч человек.
Несколько тысяч лет назад тут могли жить люди. Почему же они уступили пустыне свой город?
Люди поссорились с лесом, вырубили деревья, и город утонул в песках, как тонет потерпевший крушение корабль.
Человек думал о голых мертвых берегах Сирии, Израиля, Испании, острова Святой Елены. Их опустошил не топор, а зубы козы.
Американский ученый Беннет очень метко назвал коз «бритвами мира». Они скусывают верхушки молоденьких деревцев, они не пощадят ни одного кустика.
Дорого обошлось пастухам Сирии козье молоко!
Человек думал о небе над городом.
Почему оно не такое синее, как над морем? Почему в городе душно? Почему в городе чаще, чем в деревне, идут дожди?
Город дышит миллионом ртов, город жжет в заводских топках уголь. Как при дыхании, так и при горении тратится кислород. В городе потому душно, что кислорода не хватает.
Небо кажется синим, когда воздух прозрачен. В городе воздух загрязняет выброшенная фабричными трубами угольная пыль. Вокруг угольных крупинок водяные пары сгущаются быстро. Начинает накрапывать дождь.
Замечено, что дождь идет в будни чаще, чем в воскресенье. Когда отдыхают фабрики и заводы, тогда и дождь выходной.
Дождь можно терпеть, хуже, когда летающие крупинки попадают в легкие, ранят глаза.
Фабричные газы могут быть ядовитыми. Их впитывает нависший над городом туман.
Двенадцать лет назад много людей в Лондоне надышалось ядовитого тумана. Туман погубил четыре тысячи человек.
Человек думал о реках, куда фабрики и заводы, вместе со сточными водами, сбрасывают нефть, щелочь, смолы, краски, мышьяк.
Если утки сядут на воду, подернутую нефтяной радужной пленкой, нефть склеит им перья. Птица уже не может расправить крыло.
В загрязненной воде гибнет рыба. Уже много на земле мертвых рек.
Что же делать? Перестать строить города, закрыть фабрики и заводы? Жить так, как жили пещерные люди в лесах?
Историю вспять не повернуть. Да и никогда человек не откажется от своего гордого права изменять окружающий мир. Но пользоваться этим правом надо разумно.
Человеку нужны фабрики и заводы. Но человеку нужны и птицы, и рыбы, и зелень леса, и полные зерен колосья, и свежий воздух, и чистая вода.
Пусть человек стал сильней всех живых существ на земле, но, как и они, и он дышит, и он чувствует голод, и он может заболеть.
Когда человек ссорится с воздухом, с лесом, с полем, с рекой, — ему самому плохо.
И опять вспоминается клич Маугли: «Мы одной крови — ты и я!»
Только в наше время он звучит по-другому.
Человек стал так могуч, что может охранять воздух, почву, воду и все живое. Охраняя природу, человек охраняет и себя.
Ответ найден. И его справедливость признали все люди на земле.
Совсем недавно стал независимым Алжир — одна из стран Африки. Молодая республика объявила первые дни ноября «Днем леса». Сто пятьдесят миллионов деревьев посадил в одну осень алжирский народ.
Для алжирцев деревья — зеленый заслон от песков пустыни Сахары; в больших европейских городах деревья — защита от духоты.
Только зеленые растения способны выделять кислород, нужный для дыхания людям. В городе, где много зелени, здоровей жить.
Американцы упорно лечили свою заболевшую почву: сажали лесные полосы, сеяли травы, распахивали землю только поперек склонов, чтоб задержать весеннюю воду — строили дамбы, рыли пруды.
И прекратились наводнения, притихли пыльные бури, возрос урожай на полях.
Теперь земледельцы всего мира знают, что почву надо охранять.
А инженеры думают, как избавить реки от грязи, а город от дыма. В фабричных трубах ставят ловушки-дымоловки, которые забирают большую часть пыли, прежде чем она вылетит из трубы.
И людям легче дышать, и заводу выгодно. Пойманная ловушками пыль — для завода ценное промышленное сырье.
Если завод дымит — значит, там ведет хозяйство Беспечность. Она и заплатит штраф.
В будущем, когда фабрики и заводы перейдут на бездымное топливо, никто не увидит трубы, из которой валит черный дым.
Придумали инженеры и ловушки-цедилки, которые отцеживают нефть из сточной воды.
Инженеры думают дальше. Они хотят сделать так, чтобы сточная вода вообще не сливалась в реки, а, покружившись по трубам, снова возвращалась работать на завод.
Но и сейчас от ловушек-цедилок вода становится чище. В реке, которая была мертвой, появляется рыба: и прежняя, которая заходила в эту реку раньше, и новая, которую выпустил в этих местах человек.
Мир заселяется вновь
Рыба в воздухе!
Шестьдесят лет назад никто бы не поверил, что рыба может перелететь по воздуху из одного моря в Другое.
Сейчас это стало обычным делом. Мальков черноморской кефали на самолетах перебросили на Каспий, мальков балтийской салаки — на Арал.
Мы заселяем рыбьими мальками и свои новые водохранилища, такие огромные, что их называют морями.
У нас есть заповедники, где берегут зверя, птицу, драгоценные камни, редкие растения.
Мы помним, что первые декреты о заповедниках, об охране бобра, соболя, сайгака, лося подписал сам Ленин.
Когда в России хозяйничала Жадность, бобры, соболя, сайгаки были истреблены почти полностью, в Подмосковье исчезли лоси.
Сейчас в Подмосковье лоси встречаются часто. Иногда даже заходят в столицу. Пока в Сокольническом парке чинили забор, лоси что ни день навещали парк. Стоят возле танцплощадки, шевеля ушами, словно слушают музыку.
Лось может пригодиться нам как лесной конь. В Печоро-Илычском заповеднике на спины лосям навьючивают вьюки, запрягают лосей в санки.
Сохатый не может бежать так быстро, как рысистый конь, зато он пройдет по топи, по лесному бурелому— там, где конь не пройдет.
Сейчас России вернулась ее соболиная слава: соболей у нас так же много, как в старину.
Наши степи снова наполнились топотом тысяч сайгаков, таких быстроногих, что и на кровном скакуне не догнать.
Наш Воронежский заповедник справедливо называют республикой бобров. По реке Усманке много сложенных из сучьев бобровых хаток.
На стволе дерева, к которому прислонилась хатка, выведены крупные черные цифры. Почти как в городе: дом номер такой-то по набережной реки Усманки. Фамилия жильцов — бобры.
С набережной реки Усманки сорок тысяч бобров были расселены в белорусские, мордовские, печорские и другие заповедные леса.
Когда отлавливают бобриху с бобрятами, у матери пропадает молоко. И малышей помещают в «ясли»— в домик с чисто выбеленными стенами, где о звериных малышах заботится человек.
У каждого ясельного бобренка свое полотенце, своя нумерованная миска для манной каши.
В темноте лесной зверь быстро дичает, и поэтому ночью в бобровых яслях горит слабый свет.
То ли от этого непривычного света, то ли от того, что рядом нет матери, бывает, что малышу взгрустнется. Надо его успокоить, погладить, почесать за ухом. И зверь любит ласку.
В Африке туристы приезжают в заповедник, чтоб посмотреть, как пасется слон, как отдыхает лев.
С тех пор как в Америке запрещена охота на бизонов, их стадо выросло до десяти тысяч голов. Разум сумел обуздать Жадность.
В каждой стране свои законы по охране природы.
Шведский закон разрешает только два месяца в году охотиться на оленя и только в особые часы.
«Оленьи часы» — это один час после восхода солнца и один час до захода солнца, когда охотник может добыть зверя честно, не надеясь, что ему поможет слепящее солнце или вечерняя темнота.
Если медведь задерет в лесу корову, шведское правительство оплачивает крестьянину убытки: он не нарушил закон, который запрещает стрелять медведя в лесу.
В Швеции можно поднять ружье на медведя, только если он сам зайдет к человеку во двор.
Граница между Чехословакией и Польшей проходит через горы Татры. Но серны не разбираются в пограничных знаках: паслись у словаков, перекочевали к полякам.
Но ни словаки, ни поляки не в претензии на серн за самовольный переход границы. Татры — общий заповедник двух дружественных стран.
Венгры считают первый день августа последним днем, когда птенцы могут вылететь из гнезда.
До первого августа в Венгрии запрещается рубить кустарники и сжигать старую траву. В них может прятаться гнездо.
Каждая страна вольна распоряжаться своими природными богатствами, но каждая страна прислушивается к голосам других стран.
Международный союз охраны природы, в который входят тридцать пять стран, обратился с письмом к правительству Новой Зеландии в защиту редкой сосны каури. Это письмо подписали и представители Советского Союза.
Какое нам дело до сосны каури, которую мы не видели в глаза?
А вот какое: если исчезнет редкая сосна, мир станет— пусть на одно растение — беднее.
И правительство Новой Зеландии, услышав голос других стран мира, запретило рубить сосну каури.
Если в океанах переведутся киты, мир тоже станет беднее. Страны, которые ведут китобойный промысел, договариваются: кому сколько добыть китов.
К сожалению, не всегда и не все этот договор выполняют. Еще живет за морями Жадность, да и Беспечность тоже жива.
Человек не может как следует заняться своим живым огромным хозяйством — природой, пока еще есть на свете голодные люди, пока мирные страны должны защищать себя от угрозы войны.
Но настанет время, и уйдут в прошлое и войны, и неравенство между людьми, и нищета.
Для способностей человека, для его дерзаний откроется необъятный простор.
И тогда человек будет управлять дождями и ветрами, заставит работать на себя морские приливы, на международных совещаниях люди станут говорить о том, как вести сельское хозяйство на дне морей и океанов, о живой жизни других планет.
Это будет при коммунизме, когда навсегда исчезнет с лица земли Жадность и миром будут править Разум, Труд, Творчество и Добро.