– Я знаю о женщинах все, – заявил он. Может, и так. Вот уже много лет он сохранял образцовую верность довольно невзрачной женщине. Возможно, детальное изучение одной женщины дарит мужчине ключ ко всем остальным.
– Послушай, Марк, – сказал Титженс. – Лучше просмотри все мои банковские книжки за последние десять лет. А еще лучше – с тех пор, как я завел счет. Этот разговор ни к чему нас не приведет, если ты мне не веришь.
– Не хочу я смотреть твои банковские книжки. Я тебе верю, – заявил Марк, а потом добавил: – Какого дьявола ты в этом сомневаешься? Нужно признать одно из двух: либо что ты – благородный джентльмен, либо что Рагглс – лжец. Здравый смысл подсказывает, что он и впрямь врет. Раньше у меня не было оснований так думать.
– Сомневаюсь, что «лжец» – подходящее слово, – проговорил Кристофер. – Он просто собирал все, что обо мне говорили. Несомненно, слухи эти он передал довольно точно. Обо мне много судачат. Не знаю почему.
– Потому, – с чувством сказал Марк, – что ты относишься к этим подонкам с юга ровно с тем презрением, какого они заслуживают. Они же не в состоянии понять мотивы джентльменов. Если живешь среди свиней, обществу кажется, что ты и сам свинья. Как же иначе? И мне казалось, что ты теперь такая же дрянь, как они, ибо провел слишком много времени с ними.
Титженс взглянул на брата с тем уважением, какое обычно выказывают людям невежественным, но сообразительным. Какое открытие – оказывается, его брат схватывает все на лету.
Разумеется, так. Ведь он возглавлял важный департамент. А значит, у него есть выдающиеся качества… И ведь никто в нем эти качества не воспитывал, никто его не учил. Дикарь! Но какой проницательный!
– Пойдем, – сказал он. – Или я поймаю кэб.
Марк отошел от остатков пушки.
– Так что ты сделал с другими тремя тысячами? – спросил он. – Три тысячи – сумма не плевая, ее на раз-два не потратишь. Особенно если ты – младший сын.
– Купил кое-какую мебель для комнат Сильвии, – проговорил Титженс. – А остальное одолжил.
– Одолжил! – воскликнул Марк. – Этому самому Макмастеру?
– По большей части, – ответил Кристофер. – Но около семи сотен ушло Дики Свайпсу из поместья Каллеркотс.
– Господи! Ему-то они зачем? – выпалил Марк.
– О, ну потому что это Свайпс из поместья Каллеркотс, – ответил Кристофер. – К тому же он меня попросил. Я бы и больше дал, но и этой суммы ему хватило, чтобы напиться до беспамятства.
– Надеюсь, ты даешь деньги не каждому, кто у тебя попросит?
– Каждому, – ответил Кристофер. – Это вопрос принципа.
– Какое счастье, что об этом мало кто знает, – проговорил Марк. – Иначе деньги закончатся у тебя очень быстро.
– Они и закончились, – проговорил Кристофер.
– Знаешь, – проговорил Марк, – как-то не ждешь от младшего брата, что он станет всеобщим патроном. Это вопрос личностный. Я-то в жизни попрошайке и полпенни не дам. Но многие Титженсы были довольно щедры. Одно поколение зарабатывает, другое бережет, третье растрачивает. И это нормально… Полагаю, супруга Макмастера – твоя любовница? Вот почему у тебя ничего нет с мисс Уонноп. А двери дома Макмастеров для тебя всегда открыты.
– Нет. Я помогаю Макмастеру просто потому, что хочу ему помочь. Отец первый стал одалживать ему деньги.
– Так это правда! – воскликнул Марк.
– Его жена – вдова Дюшемена, священника, который устраивал знаменитые на всю округу завтраки. Ты его знал?
– О да, старину Дюшемена я знал, – подтвердил Марк. – Хорошо же устроился этот Макмастер. Довольствуется теперь капиталом Дюшемена.
– Да, – проговорил Кристофер. – Скоро Макмастеры и не вспомнят обо мне.
– Черт побери! – воскликнул Марк. – Ведь Гроби к твоим услугам. Приезжай, делай что хочешь. Я тебе не помешаю – жениться и заводить детей я не планирую.
– Спасибо. Мне это не нужно, – сказал Кристофер.
– Можно считать это ударом в спину? – спросил Марк.
– Да, – ответил Кристофер. – В спину всем вам – и Рагглсу, и Фоллиоту, и отцу!
– Ох! – воскликнул Марк.
– А ты не ожидал, что я так поступлю? – спросил Кристофер.
– О нет, никак не ожидал, – ответил Марк. – Я считал тебя бесхарактерным. А теперь вижу, что ошибался.
– Я ведь родился на севере, как и ты, – проговорил Кристофер.
На Флит-стрит они попали в плотную людскую толпу, и их разделил поток пешеходов, автомобилей и экипажей. Кристофер по-офицерски уверенно маршировал между автобусами и грузовиками. Марк же с требовательностью, присущей главе департамента, обратился к полицейскому:
– Эй, остановите-ка это проклятое движение и дайте мне пройти.
Кристофер оказался проворнее и уже ждал брата у ворот Среднего темпла[49]. Он был всецело занят тем, что представлял себе миг, когда мисс Уонноп окажется у него в объятиях. Он говорил себе, что сам сжег все мосты.
Марк, подойдя к нему, произнес:
– Тебе стоит знать волю отца.
– Только быстро, мне пора идти, – проговорил Кристофер. Ему нужно было сперва зайти по делам в Военное министерство, и только потом он мог встретиться с Валентайн Уонноп. У них будет всего несколько часов на то, чтобы признаться друг другу в безграничной любви. Он видел ее золотые волосы и восхитительно прекрасное лицо. Он в восхищении думал, какое выражение оно примет. Он видел на нем радость, испуг, нежность, искреннюю злость, вызванную его, Кристофера, политическими мнениями. Его милитаризмом!
Тем не менее из уважения к почившему отцу они задержались у фонтана. Марк пустился в объяснения. Кристофер улавливал некоторые из его слов, а логическую связь между ними выстраивал сам. Мистер Титженс не оставил завещания, будучи уверенным в том, что старший сын позаботится о выполнении его воли по части распределения огромного наследства. Он хотел было его написать, но приходилось учитывать и шаткое положение Кристофера. Будь он по-прежнему самым младшим из сыновей в многодетной семье, можно было бы просто дать ему приличную сумму – пусть делает с ней, что ему в голову взбредет. Но теперь, по воле Господней, он стал наследником.
– Папа считал, – начал Марк у фонтана, – что никакие деньги не направят тебя на путь истинный. Он полагал, что если ты живешь на деньги женщин, как грязный сутенер… Ничего, что я так говорю?
– Нет-нет, я очень рад, что ты формулируешь все, как есть, – проговорил Кристофер. Он разглядывал листья, плавающие в воде фонтана. Цивилизация довела мир до того, что листья начали гнить уже в августе. Мир обречен!
– В том случае, если ты действительно сутенер, живущий на женские деньги, составлять завещание было бы неправильно. Оставалась надежда, что ты все же сможешь вернуться к более праведной жизни, если у тебя будет вдоволь денег. И нужно было их тебе дать. Предполагалось, что ты будешь жить так же распутно, но на честные деньги. Я же должен был все разузнать. Я должен был выяснить, насколько это осуществимо и разобраться с остальной частью наследства… У отца просто толпы людей на содержании…
– Сколько же он нам оставил? – спросил Кристофер.
– Бог его знает… Ты же видел, мы выяснили, что поместье стоит примерно миллион с четвертью – так нам сказали оценщики. Но, может статься, состояние вдвое больше. А то и впятеро! Учитывая изменение цен на сталь за последние три года, невозможно сказать, какой доход будут приносить даже поместья в Мидлсбро… А еще ведь есть налог на наследство. Но существует много способов его обойти.
Кристофер с любопытством взглянул на брата. Этот смуглый человек с круглыми глазами навыкате, на вид несколько усталый, одетый в довольно потрепанный костюм цвета перец с солью, с немного погнутым зонтиком, со старыми гоночными очками на шее и в неизменном котелке – единственная опрятная деталь его костюма, – вне всяких сомнений, выглядел, как принц. Строгие черты, серьезный вид! Все настоящие принцы должны так выглядеть.
– Я не возьму у тебя и пенни, – проговорил он.
Марк уже начинал в это верить.
– Ты не простишь отца? – спросил он.
– Я не прощу его за то, что он не составил завещание. Не прощу его за то, что он обратился к Рагглсу. Я видел вас с ним в клубе вечером накануне его смерти. Он так и не заговорил со мной. Хотя мог. Какая нелепая глупость. Это непростительно.
– Он выстрелил в себя, – сказал Марк. – Тех, кто стреляет в себя, как правило, прощают.
– А я не смогу, – сказал Кристофер. – К тому же он, вероятно, и так в раю и ему не нужно мое прощение. Десять к одному, что он в раю. Он был хорошим человеком.
– Одним из лучших, – уточнил Марк. – И вообще, это я привлек к делу Рагглса.
– Тебя я тоже простить не смогу, – сказал Кристофер.
– Но должен, – сказал Марк, поддаваясь чувствам, – возьми столько денег, сколько тебе нужно для вольготной жизни!
– Господи! – вскричал Кристофер. – Да я презираю все эти ваши чудовищные тосты с маслом, бараньи ребрышки, этот ваш уют со скользкими коврами и изысканной выпивкой, дворцы Ривьеры, автомобили с личным шофером, лифты и оранжереи – от всего этого омерзительно веет блудом.
И тут его захватило без остатка (такое он позволял себе весьма редко) предвкушение свидания с Валентайн Уонноп, которое должно было пройти в обыкновенном, простом доме, без тяжелых портьер, жирной пищи, липких афродизиаков…
– Я не возьму у тебя и пенни, – вновь сказал он.
– Да не кричи ты так. Нет так нет. Идем дальше. У тебя осталось мало времени. Что ж, допустим, с одним вопросом разобрались… А теперь скажи: ты и впрямь задолжал банку? Я выплачу все деньги, и ни одна из твоих проклятых уловок меня не остановит.
– У меня нет никаких долгов, – сказал Кристофер. – На моем счету тридцать фунтов, да еще тысяча, которую мне перевела Сильвия. Банк ошибся.
Марк замялся. Ему казалось почти невероятным, что банк мог ошибиться. Один из величайших банков. Опора Англии.
Они пошли к набережной. Марк ткнул своим зонтиком в сторону теннисных лужаек, по которым скользили белые, нечеткие фигуры, словно марионетки, занятые в сцене массовой казни.