лазах умолял партию и военных объединить усилия ради процветания Германии.
— Еще бы, — оживился адмирал, — тогда я сидел в третьем, почетном ряду прямо за спиной адъютанта фюрера Фридриха Хосбаха. Все были потрясены речью фюрера и говорили только об объединении усилий ради будущего Германии.
— Тогда еще у вас отношения с Гейдрихом были нормальные.
— Более чем. Мы жили на южной окраине Берлина, на Доелештрассе, Гейдрих в доме 34, а я — 48. Да что там, ведь почти каждое воскресенье он приходил к нам, и они с моей женой Эрикой устраивали любительские скрипичные концерты.
— Говорили даже, что он упражнялся на скрипке, когда еще ходил на учебном судне «Берлин» в качестве практиканта, а судном командовали вы. Был к тому же хлипкого здоровья, имел скверный характер и мерзко-дребезжащий голос, за что и получил кличку «Коза».
— Постойте, Гофмайер, откуда вы все это знаете?
— В 1923 году я подвизался в интендантской службе на военно-морской базе в Киле.
— О! Дальше можете ничего не рассказывать. Интенданты на флоте — самые большие жулики и сплетники!
— Точнее, усердные собиратели информации. Так вот, по их данным, в те тяжелые времена именно вы, господин адмирал, оказали Гейдриху величайшую услугу, а именно пресекли упорно ходившие о нем слухи. В том числе и о его еврейском происхождении. Так что он многим вам обязан.
Адмирал откинулся на спинку кресла и устремил взгляд в потолок, словно переместился туда и сам. А вернувшись вновь в бытие, грустно покачал головой.
— Запомните, Гофмайер, добрые дела воспринимаются людьми как должное и забываются быстро. Недобрые же проникают в душу глубоко и остаются там надолго. Ну, впрочем, это так, к слову. — Он посмотрел на часы. — Мы с вами слишком углубились в историко-философские вопросы. Я же, признаться, хотел бы переговорить с вами на тему щекотливо-конфиденциальную.
— Слушаю. — Гофмайер выпрямился в кресле.
— То, что престиж абвера пострадал по вине евреев, считаю печальным недоразумением. А то, что наш сотрудник или сотрудники тайно от руководства абвера передали материалы по нашей агентуре в службу безопасности — преступлением. В результате фюрер потребовал тесного сотрудничества военной и политической разведок. Что ж, я согласен, но это должно осуществляться официально и на высшем уровне, а не путем кражи и закулисных интриг.
— Думаете, фюрер это осознает?
— Не знаю. Однако после вчерашней беседы с ним я принял решение разместить наших агентов-евреев в разных странах, в основном в Латинской Америке и законсервировать их активность до лучших времен.
— Мудрое решение, господин адмирал.
— Вы знаете, почему именно сейчас возникла проблема с нашими агентами-евреями? — продолжил адмирал.
— Почему с евреями — догадываюсь. Почему сейчас — не имею представления.
— А ведь это самое главное!
Адмирал некоторое время молча покачивал головой, но потом решился.
— Потому, что наши евреи, имеющие хорошие контакты в США, довольно легко и быстро разобрались в весьма сомнительных связях некоторых сотрудников Главного управления имперской безопасности с представителями потенциального и реального противника.
— Вы имеете в виду?
— Сегодня Шелленберг возглавляет политическую контрразведку Германии и одновременно является директором американской телефонно-телеграфной кампании «ATT» вместе с кельнским банкиром фон Шредером. И все это, как теперь говорят, под «крышей» кружка друзей рейхсфюрера СС Гиммлера.
— Меня это не очень удивляет. Его подчиненные с гордостью называли его «виртуоз».
— Блестяще! — адмирал взмахнул правой рукой то ли в знак восторга, то ли от досады. — Но вернемся к вопросу возникших у нас дыр в связи с еврейской проблемой. Нам срочно необходимы несколько человек, которые имели бы возможность свободно передвигаться по миру и выполнять наши задания. Это должны быть люди, способные заменять нам евреев. Но они должны быть не евреями. Во всяком случае такие люди нам нужны на ближайшие полтора-два года, а там видно будет.
Я в конце месяца вылетаю на Украину. Там шеф «Абвер II» Ляхоузен подыскал якобы что-то приличное. Думаю, что и вам тоже удастся подобрать что-то взамен ушедших в вынужденную отставку семитов.
— Постараюсь, господин адмирал! — усмехнулся Гофмайер.
— Что ж, я в вас верю. Только учтите: сделать все надо качественно и очень быстро. Второе даже важнее первого.
Адмирал на секунду задумался.
— Впрочем, нет. Сегодня одинаково важны оба момента. Нас намеренно ставят в условия, чтобы мы из-за спешки понаделали как можно больше ошибок.
— Слишком примитивно.
— Зато эффективно. Да! И еще не менее серьезное: организуйте сотрудничество со службой имперской безопасности. Это я обещал фюреру. Если будет уж очень трудно — имитируйте таковое. Вы меня поняли, Гофмайер?
— Не только понял, но и проникся вашей идеей.
— Ну, тогда желаю успехов.
Телефонный звонок прервал приятный экскурс Гофмайера в недавнее прошлое.
— Господин полковник! Докладывает Зиберт. Мне сказали, что вы интересовались мной? Что-нибудь произошло?
— Не только интересовался, но и хотел лицезреть. И в связи с весьма серьезными обстоятельствами.
— Если это связано с появлением у вас небесного гостя, то считайте, что я в курсе событий. Более того, я думаю…
Гофмайера такое начало разговора не удивило, а покоробило.
— То, что вы думаете, Зиберт, к делу не относится. В данном случае я выполняю решение, вытекающее из договоренностей наших высоких руководителей о сотрудничестве. Если вы придерживаетесь иного мнения, то скажите, и я не буду отвлекать вас пустыми звонками.
— Дорогой Гофмайер, вас напрасно раздражает, что я…
— Ошибаетесь. Меня не раздражает, а удивляет тот факт, что вы, казалось, опытный конспиратор, так беззаботно разглашаете ставшие известными вам оперативные сведения по телефону, к которому время от времени наверняка подключается противник.
В трубке послышалось какое-то недовольное мычание, затем шорох и наконец прорезался голос.
— Хорошо, через полчаса я буду у вас.
К тому времени, когда Зиберт появился в кабинете Гофмайера, тот уже успел поумерить свое раздражение.
— Садитесь, Зиберт, обсудим кое-какие события последних дней, — как ни в чем ни бывало ровным голосом начал хозяин кабинета.
— Простите, хочу для начала попросить у вас чашечку кофе. Чувствую себя в проклятом русском климате отвратительно.
— Пейте больше! — Гофмайер выдержал паузу. — Воды, естественно. В России необыкновенно сухой воздух.
Когда принесли кофе, Зиберт жадно выпил одну чашку и тут же наполнил вторую. Напиток подействовал быстро и явно положительно. Зиберт забросил ногу на ногу, давая понять, что готов выслушать все, даже самое несуразное.
— Так что же у нас сегодня в повестке дня, дорогой коллега?
С некоторых пор Гофмайер выстраивал свои отношения с Зибертом по принципу: быть твердым, но осторожным.
Во время последнего визита в Берлин Шниттке предупреждал его о том, что майор госбезопасности Зиберт, прикомандированный к действующей на Восточном фронте группировке «Север», является дальним родственником Лиины — жены руководителя имперской госбезопасности Гейдриха. Он направлен туда по инициативе самого патрона, который тщательно заботится о том, чтобы все лица, даже имеющие самое отдаленное отношение к его фамилии, после окончания войны могли бы с чистой совестью заявить, что не щадили себя во имя победы великой Германии на самых опасных участках.
Гофмайер молча положил перед гостем написанный Северовым отчет, а сам сел за стол, вытащил папку с бумагами, но углубляться в них не стал. Он внимательно следил за реакцией Зиберта.
— Слишком грамотно написано, чтобы быть правдой, — изрек Зиберт, не дочитав исписанные страницы до конца. — Вот, например, — он взял ручку.
— Стоп-стоп! Это документ. Что в нем правда, а что — нет, покажут тщательный анализ и время. В любом случае, оставьте его в первозданном виде. Вот вам чистый лист бумаги, и экспериментируйте на нем, как угодно.
— Пожалуй, вы правы.
— Что же касается грамотности письма, то, признаюсь, единственный предмет, по которому у меня в школе была постоянная единица — это правописание. По всем остальным я болтался между тройкой и четверкой. Так и остался необразованным, но без письменных ошибок. В общем, как точно выразился наш фюрер: «Все мы — одаренные неучи».
— Вы хотите сказать, грамотно написанное, не значит заранее заготовленное?
— Именно так. Особенно если учесть, что немецкий язык у нашего фигуранта — от матери-немки родом из Саксонии, где она долгое время преподавала в школе в том числе и немецкую грамматику.
— Откуда вы знаете?
— Из документа, который вы только что прочли.
— Разве? — Зиберт обхватил голову обеими руками. — Мой дорогой коллега простит, если я попрошу…
Не дожидаясь конца фразы, Гофмайер нажал кнопку вызова секретаря:
— Пожалуйста, еще кофе, побольше, покрепче и побыстрее!
Все три «по» сработали мгновенно.
Гость пил много и жадно. Хозяин сделал два глотка и отставил чашку в сторону.
Когда кофепитие подошло к концу, Зиберт вновь перечитал исписанные листы, теперь уж до конца.
— Вы опять правы, Гофмайер, знание языка здесь достаточно внятно объяснено. Как же я пропустил этот момент — непонятно.
Гофмайер знал разгадку, но не спешил предавать ее гласности, дабы не испортить отношений с гостем.
— И тем не менее, — продолжил Зиберт, подняв почему-то глаза к небу, точнее к потолку, — я вижу в предложенном нам покаянии целый ряд белых пятен, особенно в финальной части, то есть после запрыгивания объекта в наш тыл.
— Дорогой Зиберт! Каются в совершенном проступке, а это нам с вами еще предстоит доказывать. Пока же это — объяснение действий, предпринятых, возможно, немецким патриотом в интересах великой Германии и с большим риском для жизни.