– Если бы нас не хотели пускать, – она выключила радиопередатчик, – то никто бы не стал даже разговаривать с ними. Ну, или даже их попытались бы убить. Раз послали за ретранслятором, значит, он им очень нужен, и нас запустят в обмен на него. Они же взяли к себе какого-то полковника!
– А если они убьют нас после того, как мы привезем им этот ретранслятор?! – нервно воскликнула Светлана. – Они используют нас в своих интересах, а потом мы станем им не нужны! А этот полковник нас просто бросит! Кто это вообще такой?!
– Без Антона ретранслятор не заработает, – уверенно заявила Дилара. – Он инженер-механик, специалист по профессиональным системам связи. У него два десятка различных дипломов и сертификатов! Мы работали вместе десять лет, я не знаю никого лучше него!
– Они смогут доехать до этих складов и вернуться? – Кристина изо всех сил сдерживала охватившую ее панику. – Уровень радиации на поверхности с каждым днем увеличивается! Температура падает, кругом сплошная стена из пыли, в перископ даже днем ничего не видно!
– Порфирьев сказал, что смогут, – Дилара повысила голос, – значит, смогут! Он всегда выживает, в этом я убедилась. Он вернется за нами, раз обещал! – Ее взгляд мимолетно скользнул по Ингеборге, но тут же переместился на остальных: – Он своих не бросает, в этом я тоже убедилась! Так что, если мы хотим дожить до их возвращения, нужно сделать все, как он сказал!
Дилара обернулась к Ингеборге и подытожила:
– Инга, что и где тут нужно отключить? Если нужна помощь – говори, что делать! Я с тобой!
День пятнадцатый
– Антирад принять! – негромко скомандовал Порфирьев, и люди принялись разжевывать бело-красные капсулы, готовясь покинуть спецпалатку.
Химическая горечь препарата так и не стала для Овечкина привычной, и неприятный привкус каждый раз долго ощущался во рту, напоминая о мучениях, которые предстоит пережить через семь часов и тридцать девять с половиной минут. Антон скосил глаза на индикаторную панель лицевого щитка, убеждаясь, что таймер начал обратный отсчет, и принялся собирать общий мусор, оставшийся после приема пищи.
– Выходим! – приказал амбал, и люди торопливо потянулись на улицу.
Очередной цикл антирада начался, теперь на счету каждая минута, и чем быстрее лагерь будет свернут, тем больше времени останется на движение к цели. Овечкин с ободранным кулем в руках вышел из палатки и отошел на десяток шагов, с трудом пробиваясь через сугробы грязного, почти черного снега. За прошедшие сутки сугробы стали еще выше, теперь они доходили ему до основания бедра, и в царящей вокруг тьме через них приходилось пробиваться в буквальном смысле. Нагромождения обломков под снегом никуда не делись, и чтобы не споткнуться, Антон ощупывал ногой поверхность под ступней прежде, чем перенести на нее вес тела. После того вывиха в Раменках сустав уже не болел, но повторения травмы совсем не хотелось. А тут еще этот куль с мусором, который приходится тащить… В прошлый привал Антон вот так же выносил мусор, запнулся и уронил пакет. Одна из находившихся внутри пустых банок прорвала его стенку, и теперь складывать туда мусор стало сложнее. Больше его нельзя ронять, не то порвется еще сильнее и станет бесполезным. А других емкостей под мусор не останется, и придется выносить все руками, а это гораздо дольше и противнее. Овечкин отошел от палатки, несколькими движениями разрыл сугроб, создавая яму, и принялся вытряхивать в нее содержимое куля.
Мусорщиком его назначил Порфирьев. В наказание за длинный язык, едва не сорвавший переговоры полковника с людоедом из «Подземстроя». Антон воспринял это унижение стоически. Могло быть хуже, лейтенант предлагал сделать Овечкина вечным ответственным за опорожнение и очистку биотуалета. Но Порфирьев неожиданно не согласился, чего Антон от него никак не ожидал. Амбал сказал, что пока это слишком, но если Овечкин не поумнеет, то обязательно. Пока же биотуалет по-прежнему вычищали по очереди те, у кого интоксикация заканчивалась позже всех, а Антон стал мусорщиком. В какой-то мере это даже хорошо. Физически он слабее всех, а заниматься мусором гораздо легче, чем сворачивать-разворачивать базу наперегонки со смертью. Спецпалатка очень тяжелая, любая из ее плоскостей весит десятки килограмм, а ведь еще надо возиться с фильтровентиляционной установкой, печкой, тем самым биотуалетом и содержащим припасы контейнером. Овечкин опорожнил куль, свернул его в скатку и поспешил обратно, пробираясь по собственным следам.
Хронометр показывал начало третьего ночи, и в сплошном океане пылевой взвеси силуэт вездехода не был виден даже с этого расстояния. Солдаты уже свернули базу и в настоящий момент укладывали ее элементы в транспортировочный контейнер, остальные откапывали вездеход. Антон сориентировался по расплывчатым световым пятнам фонарей и сумел добраться до машины, упав всего один раз. Хорошо, что сейчас нет ни ветра, ни снегопада, значит, вездеход заведут быстро, Порфирьев с Владимиром сразу отправляются делать это, как только антирад начинает действовать. Овечкин забрался в пассажирский отсек, уселся в свой угол и понизил интенсивность обогрева скафандра. Энергии в батарее осталось десять процентов. Ее надо беречь, чтобы не остаться без обогрева совсем, а также без связи и датчиков скафандра. Порфирьев прав, надо как-то найти способ зарядить аккумуляторы скафандров и штурмовых комплектов. В экзокорсетах солдаты смогут таскать грузы быстрее и эффективнее, а без обогрева дело будет вообще дрянь, потому что штатный обогрев вездехода едва справляется с тем, чтобы держать в пассажирском отсеке температуру чуть выше ноля. И очень скоро она станет ниже, потому что морозы за бортом усиливаются.
Ситуация на поверхности ухудшается с каждым днем, и это становилось все более заметно. Антон вспомнил минувшие сутки. От самодельного бункера он отъезжал с тяжелым сердцем. Давиду требуется биорегенерация, значит, он сильно пострадал от облучения, антирада и интоксикаций. Девушка-медик, с которой поддерживал связь Порфирьев, наверняка сделала все, что в ее силах, ведь там Дилара, а она способна добиться от кого угодно чего угодно. Но чего можно ожидать от студентки-третьекурсницы? В первую секунду Антон порывался броситься за сыном и требовать от Порфирьева везти его и студенток в «Подземстрой» немедленно, но здравый смысл пересилил, и он взял себя в руки. С тех пор как на его долю выпало столь много страданий и злоключений, он перестал спешить с действиями. Слишком много враждебных факторов скопилось вокруг него, в том числе человеческих. Очередная ошибка может стоить жизни ему или его семье, и на первый план выходит необходимость семь раз отмерить. Травить тяжелобольного ребенка антирадом и радиацией, чтобы добраться до «Подземстроя» и выяснить, что студентки-недоучки не представляют особой ценности – нет, так рисковать жизнью сына он не станет. Антон слишком хорошо помнит, что такое антирад для крохотного детского организма…
Он не возразил Порфирьеву ни слова, когда вездеход начал удаляться от самодельного бункера, и лишь пытался ободрить жену, пока цепляла связь. Но ионизация атмосферы усилилась, и связь пропала быстро. В таких условиях ретранслятор может не пробить океан пыли, поглотивший планету. Все будет зависеть от мощности оборудования и толщины пылевого слоя. Если МКС не погибла в ходе обмена ударами, то можно надеяться хотя бы на одностороннюю связь, позволяющую принимать передачи с орбиты. Если по Австралии не стреляли, значит, там нет такого запыления. Вскоре ветра донесут пылевой океан и туда, но это значит, что концентрация пылевого слоя понизится, и шансов восстановить связь станет больше. Но это же означает, что планете уготована ядерная зима на неизвестный срок, в течение которого температура на поверхности сильно упадет. Уже сейчас за бортом минус двадцать пять, а ведь это начало сентября. Что будет в январе? Если термометр опустится ниже минус шестидесяти, ретранслятор работать не будет, он не рассчитан на такие температуры. Но к тому моменту Антон и его семья будут в безопасности, так что с этой проблемой сейчас можно не спешить.
Вездеход начал заполняться людьми и грузами, и Овечкин принялся помогать размещать ящики. Двигатель машины надрывно взревел, возмущаясь запуску на усиливающемся морозе, и в окошке кабинной перегородки показался молодой техник, забирающийся на водительское сиденье. Порфирьев убедился, что все заняли свои места, захлопнул дверь в пассажирский отсек и побежал к кабине, пробираясь через глубокий снег. С минуту водитель прогревал двигатель, потом вездеход начал набирать скорость, и Антон уставился в иллюминатор невидящим взглядом. После отъезда от самодельного бункера они старались держать максимальную скорость, и некоторое время это даже удавалось. Потом вездеход добрался до Волги, и Порфирьев неожиданно приказал остановиться и заглушить двигатели. Овечкин ужаснулся от такой растраты драгоценного времени, но возмутиться не успел. Солдаты во главе с лейтенантом приготовили оружие и приникли к иллюминаторам, пытаясь обеспечить круговой обзор. Антон мгновенно вспомнил пылающие в пыльном мраке кроваво-красные глаза и зловещую громаду вражеского робота, и понял все без всяких объяснений. Машина стояла без движения минут пятнадцать, потом начался грязный снегопад, ударил сильный ветер, и Порфирьев сам повел вездеход. Под молчаливые сигналы зашкаливающего дозиметра машина полчаса пробиралась через сплошную кутерьму из черного снега, золы и пыли, потом буран закончился, и оказалось, что все обошлось. Амбал заявил, что им удалось незамеченными выйти из района, в котором вражеские роботы действовали в прошлый раз. Самое страшное осталось позади, и вездеход попытался набрать максимальную скорость, чтобы убраться оттуда подальше.
Снегопада не было почти два часа, за это время удалось пройти значительное расстояние, но потом за бортом окончательно стемнело, и видимость упала до опасно мизерного значения. Держать скорость стало невозможно, и до окончания цикла антирада вездеход полз через вереницу сменяющих друг друга грязно-черных снегопадов. Место для стоянки удалось найти в самый последний момент, и все ринулись разворачивать базу, стремясь опередить безжалостно приближающуюся интоксикацию. Антон вместе с другими гражданскими активистами судорожно утрамбовывал площадку под основание спецпалатки и думал, что состязания наперегонки со смертью стали частью его жизни. Базу развернули после истечения стандартных семи с половиной часов, но за минуту до того, как интоксикация добралась до своей первой добычи. Потом Антон катался по полу, пожираемый жестокими мучениями и невыносимой болью, затем спал, пытаясь отойти от всего этого. Постоянная жажда требовала утолен