Порфирьев вернулся, когда личный таймер Овечкина показывал четыре минуты до начала интоксикации. Оба гражданских активиста уже корчились в рвотных судорогах, и Антон на пару с пожарным Александром пытались растащить их дальше друг от друга, чтобы не столкнулись во время спазмов. Солдаты торопливо растапливали печь и запускали фильтровентиляционную установку, лейтенант с автоматом в руках не сводил взгляда с выхода.
– Что там? – он опустил оружие, увидев скользнувший в палатку расплывчатый силуэт.
– Я заблокировал выходы из ангара, как смог. – Порфирьев снял с себя карабин и аккуратно положил у стены, там, где по негласному расписанию находилось его собственное место. – Должно хватить на пару часов, пока оклемаюсь.
– Сколько их? – Судя по реакции лейтенанта, военные с самого начала понимали, что неизвестных злоумышленников больше одного, и Антон испуганно замер, прислушиваясь к их разговору.
– Сейчас осталось не меньше трех, включая двухсотого, – ответил капитан. – Раньше было больше, я видел замерзшие трупы. Судя по следам, остальные прячутся в разных складах. Может, разбежались, увидев нас. А может, конфликтуют друг с другом. Поставить бы ловушку на пару дверей, но у меня ничего нет.
– Можно гранату установить, – лейтенант достал из подсумка ребристый металлический шарик.
– Не хочу рисковать, – покачал головой Порфирьев. – Как бы осколками базу не повредило. Рискнем обойтись без ловушек. Я двери ящиками подпер, сейчас контейнером от базы подопрем входной полог. Думаю, они не сразу рискнут вылезти из укрытий, пока осмелеют, кто-нибудь из нас успеет очухаться.
Лейтенант помог Порфирьеву перетащить к входному пологу здоровенный контейнер, и все разошлись по своим местам. До самого начала интоксикации Антон не сводил взгляда со входа, ежесекундно ожидая появления врывающихся бандитов, потом его скрутило жестоким приступом, и все вокруг утонуло в безумной боли, привыкнуть к которой он так и не смог. Мечущемуся в судорожной лихорадке Овечкину казалось, что в этот раз страдания длятся чудовищно долго, растянувшись на все сутки целиком, и тяжелое жаркое беспамятство, пришедшее на смену бесконечной череде резей, спазмов и рвотных удуший, он воспринял как манну небесную.
День шестнадцатый
Первое, что увидел Антон, придя в себя, был незнакомый человек в грязном скафандре без шлема, сидящий возле походной печки с кружкой в руках. Скафандр на нем был точно такой же, как у Антона, но из-за сильно отросшей щетины человек походил не на сотрудника МЧС, а на какого-нибудь одиозного исламского террориста-смертника. Угрюмое лицо с болезненной гримасой только усиливало это впечатление, и Овечкин невольно огляделся в поисках каких угодно средств защиты. Прояснившееся сознание узнало сидящих напротив неизвестного гражданских активистов, и Антон невольно выдохнул с облегчением.
– Это наш инженер-механик, Антон Овечкин, – один из активистов, бывший спортсмен-армянин, который помогал нести Давида, указал неизвестному на Овечкина. – На него вся надежда. – Судя по позам всех присутствующих, они вели разговор с незнакомцем. – Антон, ты в порядке?
– Бывало и лучше, – Овечкин, кряхтя, поднялся и скривился от ноющей боли в мышцах, перенесших многочасовые судороги. – Но я в порядке.
– Знакомься, – активист указал ему на неизвестного: – Это Иван Вахидович, ему чудом удалось выжить, больше тут никого не осталось. Мы должны взять его с собой в «Подземстрой».
– Рад знакомству! – Иван Вахидович протянул Антону руку, и они обменялись рукопожатием. – Ваши друзья рассказали мне о вашей миссии. Даже не знаю, что сказать. Наверное, вам повезло, что завладевшие «Подземстроем» люди не отказались впустить вас в убежище, а лишь потребовали услугу в обмен на спасение. По сравнению с тем кошмаром, который мне пришлось пережить, это не столь страшно…
Сильная жажда заставила Антона прервать разговор. Он извинился и принялся искать питьевую воду. Оказалось, что вся вода закончилась, и все ушли на склады, искать новые запасы и требующееся «Подземстрою» оборудование. В одном из складов они и обнаружили Ивана Вахидовича. Порфирьев отправил активистов сопровождать его в палатку, остальные продолжили поиски. Овечкина, который вышел из интоксикации последним и к тому времени не проснулся, капитан велел не будить.
– Воду скоро принесут, – подытожил активист. – Пока придется потерпеть.
– Я могу поделиться с вами чаем, – Иван Вахидович торопливо протянул Антону свою кружку. – Я уже согрелся, здесь тепло, гораздо теплее, чем на складах…
– Спасибо, – Овечкин взял кружку и в несколько глотков выпил горячий напиток.
Он с сожалением посмотрел в опустевшую кружку, отдал ее новенькому, оказавшемуся взрослым человеком лет пятидесяти, еще раз поблагодарил его и побрел к ширме биотуалета.
– Как вам удалось выживать так долго? – продолжился разговор активистов со спасенным.
– Когда объявили эвакуацию, я был на работе, – ответил Иван Вахидович. – Я администратор в клубе спортивной стрельбы, это недалеко, в двадцати километрах отсюда. У нас свое стрельбище из трех секторов, богатый выбор оружия для спортивной и стендовой стрельбы, демократичные цены… По выходным всегда наплыв посетителей… Так было и в этот раз…
Рассказчик умолк и продолжил безучастным тоном:
– Наша оружейная комната была оборудована на базе бывшего бомбоубежища. Говорили, что оно осталось еще со времен позапрошлого века, со Второй мировой войны. Не знаю, так ли это, но я лично видел чугунные элементы системы отопления, на заводских клеймах которых стояла дата «1961». Бомбоубежище числилось как объект ГО, и администрация клуба была обязана содержать его в исправном состоянии. Раз в год для проверки даже приезжал инспектор из ГО, находивший массу недочетов. Представители владельцев обычно давали ему взятку, и он закрывал глаза на мелочи. Сейчас я счастлив, что хоть крупные недостатки устранялись…
Он замолчал, испуганно косясь на выходящего из-за ширмы Овечкина, словно ожидал внезапного нападения, но понял, что угрозы нет, и заговорил вновь.
– Сразу после объявления эвакуации клуб прекратил свою работу и попросил посетителей сдать оружие. Многие постоянные клиенты приезжают на стрельбище со своими ружьями, поэтому большой очереди в оружейную не возникло. Какая-то часть посетителей пожелала уехать и покинула территорию клуба, остальные спустились в бомбоубежище. Мне пришлось срочно закрывать дела, и когда я оказался под землей, там уже скопилось довольно много народа. Охрана по рации сообщала, что на территорию постоянно прибывают посторонние люди, потому что наше бомбоубежище оказалось в списке рекомендованных объектов, и все, кто был в пределах досягаемости, устремились сюда. Сначала мы принимали всех, чтобы избежать проблем с властями и правоохранительными органами, но потом убежище заполнилось согласно нормативам, и охрана закрыла ворота перед носом у возбужденной толпы. Тем, кому не хватило места, было предложено отправляться в другой из ближайших объектов ГО, но этой рекомендации последовали не все.
Иван Вахидович печально вздохнул.
– Информацию о том, что наше убежище заполнилось и потому закрылось, оказалось невозможно опубликовать. Наши посты в интернете не дали результата, а все линии связи с государственными административными учреждениями оказались перегружены, и на все наши попытки связаться отвечал робот-автоответчик. В общей сети объектов ГО наше бомбоубежище продолжало отображаться как активное, и с каждой минутой людей за воротами становилось больше в разы. В какой-то момент нервы у людей не выдержали, и толпа принялась крушить все вокруг. Мы даже хотели открыть ворота, чтобы охрана смогла вмешаться, но начальник охраны заявил, что лучше этого не делать. Охранников чуть больше двух десятков, а наверху, судя по тому, что показывают камеры видеонаблюдения, бесчинствует не меньше двух тысяч человек. Такую толпу охране не удержать, и в бомбоубежище не вместить, поэтому без стрельбы и жертв наверняка не обойдется. Мы пробовали вызывать полицию, жали на тревожные кнопки, звонили на горячую линию и так далее, но ответа либо не было, либо нас встречал автоответчик с просьбой оставаться на линии. А потом, как нам тогда казалось, начался кошмар.
Рассказчик поежился, непроизвольно сжимаясь в комок от жутких воспоминаний.
– Наши видеокамеры обращены в противоположную от Москвы сторону, и в первые полчаса мы не видели ядерных взрывов. Небо по всей протяженности горизонта полыхало вспышками разной интенсивности, словно отблески салюта, невидимого из-за густого тумана. Начальник охраны сказал, что это ПВО сбивает вражеские ракеты. Как только это началось, толпа на поверхности буквально обезумела. Часть людей бросилась бежать, остальные принялись громить клуб с утроенной силой, кто-то пытался поджигать мебель, другие пытались взламывать ворота в бомбоубежище. Камеры наружного наблюдения разбили, ведущие наружу провода перерезали. Уцелела лишь беспроводная панорамная камера высокого разрешения, укрепленная на самой высокой точке клуба, обычно с ее помощью мы записывали рекламные ролики… Она и показала первый ядерный взрыв. Произошел он довольно далеко от нас, камера даже не сгорела. После сильной засветки оборудование вырубилось, но после перезагрузки картинка восстановилась, и мы увидели огромный огненный гриб на горизонте. И надвигающуюся прямо на нас ударную волну. Зрелище было жутким и завораживающим одновременно. Громадный воздушный таран, занимающий весь экран видеопанели от края до края, мчится тебе в лицо, пожирая лес, насыпные валы, ограждающие стрельбища, полевые строения клуба, машины посетителей, мечущихся в ужасе людей и врезается прямо в глаза…
Он сделал паузу и грустно усмехнулся.
– Но оказалось, что самое страшное впереди. После взрыва изображение пропало, вместе с ним пропало представление о том, что происходит на поверхности. Бомбоубежище находилось на глубине десяти метров, звуки от взрывов до нас не доходили, и мы ориентировались по подземным толчкам и вибрациям стен. Судя по ним, война продолжалась трое суток. За все это время нам так и не удалось связаться с кем бы то ни было. Зато быстро выяснилось, к чему приводят взятки, с помощью которых устраняются недостатки в содержании бомбоубежищ, переданных на обслуживание частным фирмам. Согласно нормам, наше бомбоубежище было рассчитано на триста человек и четырнадцать суток автономии. Но в действительности все оказалось не так. Сверх нормы мы приняли всего троих, так что перенаселения у нас практически не было, но вот все остальное… Запасы медикаментов не обновлялись лет десять, и все, кроме пары аптечек, которые регулярно предъявлялись проверяющим, оказалось давно просроченным. Скафандров и вовсе оказалось на десять процентов жильцов, остальные шкафы были пусты, потому что закупать никому не нужное снаряжение на свои деньги владельцы клуба не захотели. Запасы воды составляли половину от номинала, потому что половина емкостей начали протекать от старости давным-давно, но вместо дорогостоящей замены их просто отключили от водоснабжения, выкрасили заново и объявили новенькими. Собственная водная скважина убежища вышла из строя лет пятьдесят назад, но чинить ее было невыгодно, и потому новую скважину пробили в стороне от бомбоубежища, там, где располагался главный корпус клуба. От новой скважины к старой провели замаскированную трубу, и для всех проверяющих скважина бомбоубежища оставалась действующей. Уже через час после первого взрыва водоподъемное оборудование клуба перестало существовать, и нам пришлось перейти на расходование запасенной воды.