У самой Ингеборги, не вылезающей из медотсека, от положенных ей двойных норм каждые сутки сгорало больше половины, и экономить на воде или электричестве не требовалась. Поэтому на беговой дорожке можно было позволить себе час соединения с развлекательной сетью, не задумываясь о тратах, что она, собственно, и делала. Тем более что развлекательная сеть «Подземстроя-1» оказалась прямо-таки огромной. Видимо, миллиардер Шрецкий не стал экономить на приобретении лицензий на всевозможную продукцию шоу-бизнеса, заботясь о комфорте своих клиентов. Наверное, это логично, если рассуждать довоенными категориями. Зачем в дорогом подземном отеле нужны собственные серверы, забитые, например, сложной медицинской информацией? Если войны все равно не будет, медицинский отсек простаивает с момента своего создания, а ни один из трех биорегенераторов до войны ни разу не принял в себя пациента? Хорошо еще, что на складах оказался серьезный запас медицинской химии для биорегенераторов. И то, наверное, лишь потому, что так требовала государственная программа «Подземстрой». Зато развлекательный контент подземному отелю был очень актуален, ведь рекламные, маркетинговые и прочие коммерческие отделы бункера постоянно заманивали в убежище клиентов. Нераспроданных площадей не осталось, но начальство требовало прибылей, менеджерам приходилось вертеться.
Разминочная пятиминутка закончилась, и Ингеборга перешла на основной темп. Пятьдесят минут со скоростью десять километров в час и еще пять минут заминки легким бегом с переходом на шаг на последней минуте. Чистых десяти километров дистанции не выйдет, для этого нужно чуть больше времени, но она выпросила у Порфирьева ровно час, и лучше не рисковать. Не то в следующий раз он ее не пустит. А она планировала заявляться сюда отныне ежедневно. До тех пор, пока у вечно хмурого капитана будет стоять эта беговая дорожка. Или до тех пор, пока он не начнет относиться к ней добрее. И все-таки, почему он так на нее ополчился? Она вроде не сделала ничего плохого.
Может, она ему не нравится? Но тогда он не стал бы ей ничего дарить там, в ее крохотном бункере. Он разочаровался в ней уже здесь? Тогда он, по логике, завел бы себе здесь девушку. А лучше нескольких, так вся команда Брилёва поступила, благо недостатка в настроенных на близкое общение женщин не наблюдается. Может, капитана разочаровала ее фигура? Он так посмотрел на нее сегодня… даже взгляд потяжелел. Но интуиция подсказывала, что дело явно не в фигуре. Порфирьев видел ее в спортивном костюме еще там, в семейном бункере. Сразу было понятно, что у нее нет модных сейчас широченных костей таза, объемистых бедер в полспины размером и здоровенной задницы, являющейся центром фигуры. Где-то Ингеборга слышала, что военным вроде как нравится большая грудь. Но у нее родной третий размер, хорошей, между прочим, формы, от мамы досталось. Сейчас это редкость, она, как медик, в курсе. Правда, на ее ста семидесяти девяти сантиметрах роста, да еще в утягивающем беговом топике, грудь смотрится меньше, но не до такой же степени, чтобы вообще…
От обиды Ингеборга побежала быстрее, стремясь усиленной нагрузкой выдавить из головы печальные мысли, но мысли не выдавливались и, наоборот, лезли в голову с удвоенной силой. Что же произошло? Он ведь не злой, он… Ну, то есть он еще какой злой и особой любви к окружающим не испытывает, но к ней он так не относится, это она чувствовала отчетливо. Правда, объяснить свою уверенность не получалось. Просто они с ним вдвоем одинаковые. В смысле они вообще разные, но все равно одинаковые. Да фиг знает, как это объяснить. Словосочетание «родственные души» звучит глупо, тем более они не родственники, она даже на всякий случай провела тест ДНК, пока он был в биорегенераторе. Он так часто лежит в биорегенераторе, что она чего только не провела… Они не родственники вообще. Ее тянет к нему словно магнитом, и логичных причин этому нет. Кристина считает, что это психологическая проблема, основанная на реакции психики на экстремальную ситуацию. Мол, в подсознании Ингеборги укрепился стереотип: Порфирьев спас ее от смерти, значит, он герой. Плюс к этому он ассоциируется у нее с отцом, потому что высокий блондин. И на все это накладывается трагедия потери родителей и отсутствие опыта личной жизни. Итого получается первая любовь, возникшая на болезненном психологическом фундаменте.
С психиатрией Ингеборга была знакома очень обзорно, и разбирать все это с сугубо медицинской точки зрения – занятие малополезное. К слову, Кристина в психиатрии понимала еще меньше, так что особого доверия к ее версии у Ингеборги не возникало. Что-то уверенно шептало ей где-то в глубине души, что вечно недобрый капитан – это ее и не особо заморачивалось приведением доказательств или оснований. Да и поначалу все складывалось… ну… не так печально, как сейчас. Он даже улыбался ей. Несколько раз. Искренне поблагодарил, когда она тайком отдала ему те самые брезентовые свертки после того, как выписала его из стационара спустя трое суток почти непрерывного лечения. Капитан был уверен, что свертки нашли и отобрали, и обрадовался им, словно ребенок. После этого он несколько дней отвечал ей улыбкой на улыбку, но тогда было полно работы у них обоих. А потом все как-то очень быстро сошло в мрачные тона. Порфирьев стал с ней таким же хмурым и нелюдимым, как со всеми, и на все ее попытки хоть немного сблизиться отвечал не смертельными, но порой обидными издевками. Он специально держит ее на расстоянии, но почему? Этого понять не удавалось, а отсутствие опыта амурных интриг не позволяло ей выяснить причины каким-то завуалированным способом.
Поэтому Ингеборга решила выяснить все напрямую: взять и поговорить! Но добиться серьезного разговора оказалось не так-то легко. То времени нет, из операционной невозможно выйти, то он на поверхности, или на спортивных занятиях, или спит у себя в номере. И говорить с ней не хочет. Она несколько раз сюда приходила, но он ни разу не пустил ее внутрь. Открывал дверь, посылал вежливо или не очень, на этом все заканчивалось. Сегодня она одержала настоящую победу, оказавшись в его жилище, но все неожиданно обернулось так, что разговор вновь не состоялся. Под жучками людей Брилёва настаивать на такой беседе она не будет, вся эта самодовольная чернявая компания ей очень неприятна. Смотрят на нее, словно на недоступную экзотическую игрушку, и в их темных глазках одновременно читается похоть и неприязнь. Если бы она не была единственным врачом, кто знает, чем бы закончились эти черные взгляды. Итак, нужно найти подходящее место для разговора! Но это еще не значит, что она сюда больше не придет. Без беговой дорожки у нее точно крыша съедет от бесконечного однообразия, а так есть возможность побыть рядом с капитаном. Жаль, что в президентском люксе столько помещений. Как бы так вытянуть его сюда, в зал, в следующий раз? Можно было бы поговорить на отвлеченные темы. Даже так что-то могло бы проясниться.
Скорость бегущей под ногами ленты начала замедляться, выводя Ингеборгу из раздумий, и она посмотрела на сенсорную панель беговой дорожки. Выставленное время тренировки подошло к концу, и автоматика сбросила скорость ленты, начиная заминку. Надо же, как быстро… Она надеялась, что капитан вернется в зал за этот час. Жаль. Спустя пять минут тренировка закончилась, и девушка сошла с дорожки. Блондинка извлекла из ушных раковин гарнитуры, отключилась от развлекательной сети и прислушалась к наступившей тишине.
– Господин Порфирьев? – позвала она. – Дяденька злой капитан! Я все!
Ответа не последовало, и Ингеборга прошла вглубь капитанского номера. В роскошной ванной было пусто, и Порфирьев обнаружился в спальне. Кровать в президентском люксе была столь же роскошна, как все остальное, и постеленный на ней недалеко от края односпальный комплект постельного белья на огромной поверхности смотрелся сиротливо и, мягко говоря, бомжевато. Односпального пододеяльника на капитанские метр девяносто пять не хватало, и Порфирьев спал, накрыв голову декоративной подушкой. Из-за чего мягкий свет ночника, включившегося при входе Ингеборги в спальню, не попадал в глаза спящего. Девушка подошла к кровати осторожно наклонилась над капитаном.
– Злюка! – ласково позвала она, аккуратно убирая с его головы подушку. – Я закончила!
Порфирьев открыл один глаз, смерил ее сонным взглядом, сразу стал хмурым и недовольным и угрюмо прорычал:
– Я счастлив за тебя. Теперь потеряйся. Дверь сама захлопнется.
Он закрыл глаза, собираясь спать дальше, и попытался вновь закрыться подушкой.
– Можно мне принять душ? – Ингеборга убрала подушку с капитанской головы так, чтобы он смог нащупать ее сразу.
– Дома примешь! – рыкнул Порфирьев, пытаясь нашарить подушку рукой, не открывая глаз.
– Ну, дяденька, ну пожалуйста! – девушка сделала по-детски жалобный голос, но шутка никак не подействовала на капитана, и она печально вздохнула: – Так не хочется грязной влезать в чистую одежду. У меня полотенце свое и гель для душа, я ничего не трону…
– Да иди уже мойся, только отстань! – недовольно перебил ее Порфирьев и, не найдя подушки, натянул на голову одеяло.
Из-за недостаточной длины одеяла его ступни оказались открытыми, и Ингеборга осторожно пощекотала ноготками подошву капитанской ноги.
– Твою же душу, что еще?!! – злобно рявкнул Порфирьев, приподнимаясь на руке.
Под его колючим взглядом Ингеборге стало не по себе, и она с опаской произнесла:
– Вы сказали, что кто-то из нас постоянно должен быть в поле зрения камеры…
Глаза капитана недобро сверкнули, но вдруг сделались грустными и усталыми.
– Иди в ванную, – он сонно потер веки. – Я разберусь.
Жутко дорогая душевая кабина от известной на весь мир заграничной марки давала прямо-таки восхитительный поток водяных струй, и выходить из нее однозначно не хотелось. В какой-то момент ей даже показалось, что все, произошедшее с миром, хоть и ужасно, но вполне переживаемо. Лишь бы такие вот приятные моменты, как сейчас, происходили хоть иногда… Но все хорошее заканчивается быстро, долго длятся лишь гадости. Пора возвращаться к себе, надо подготовиться к работе, да и Порфирьеву нужно поспать. Жаль, что так вышло с этим дурацким видеонаблюдением, так бы она не стала его будить и мешать отдыху. Ингеборга вылезла из душевой кабины, вытерлась и принялась сушить волосы полотенцем. Повозившись несколько минут, она достала из своего пакетика расческу и привычно расчесала прямые влажные пряди. Готово. Дальше сами высохнут, у нее это происходит быстро, волосы толстые и ровные, почти не путаются, так что особо расчесываться не требуется. Девушка подобрала несколько упавших волосинок, выбросила их в утилизатор и поспешила одеваться.